Убийство по-китайски - Попандопуло Анастасия
– Борис, о чем ты? Какой ребенок? – наконец смог я разлепить губы.
Ольга Михайловна кивнула головой.
– Вот именно. Какой ребенок? Где этот ребенок?
– Он умер давно. Похоронен рядом с фамильным склепом семьи вашего мужа. Простите, сударыня, что упоминаю об этом, но вы сами потревожили его покой. Вы хотели действовать наверняка. Завещание Дмитрия должно было быть составлено на вас и только на вас. Вы оговорили Александра, пытались очернить и Ивана, но Дмитрий все-таки вставил его в духовную. По этому поводу вы даже ссорились с ним. Эту ссору слышал охранник в тюрьме. Неужели все ради денег?
Ольга Михайловна в упор с каким-то вызовом посмотрела на Самуловича, так что тот даже смешался.
– Хорошо, оставим это пока. Посмотрим, что происходит дальше. А дальше все опять идет не так, как задумано. Дмитрий выходит из тюрьмы. Ваш обман мог вскрыться в любую минуту. Представляю, как вы испугались, когда Аркадий вам поведал, что мы собираемся в монастырь с инспекцией. Думали, едем искать документы по вашему ребенку? Думали, нас Дмитрий попросил? Ему и в голову не пришло вас перепроверять, что вы! Тогда вы решили срочно избавиться от возможных проблем и придумали все очень ловко – нищий сброд, который вам предан еще со времен вашего отца, устраивает спектакль вокруг монастыря. Эти нелепые протесты. Никто и не удивился, когда случился поджог. От таких малолетних бандитов только того и жди.
– Это нелепо до смешного. Вам никто, совершенно никто не поверит. Да вот, даже ваш друг смотрит на вас как на помешанного.
– Да я же для вас говорю. А вы-то поверите. Поскольку знаете, что все так и было. Впрочем, я готов допустить, что у вас не было желания нас убивать. Вам мешал только архив… Его вы сожгли. Странно другое. Зачем вам вообще этот спектакль и зачем смерть Дмитрия Васильевича? Ведь вы его любили когда-то. Он… да что говорить, он жил только вами. Зачем придумывать ребенка? Зачем завещание? Предположим, мужа вы хотели убить. На Александра были за что-то в обиде. Использовали его слабости. Пусть. Это ужасно, но пусть! Варвара и мы вам мешали. Ладно, готов допустить, что нас вы лишь пугали. Я сейчас только понял. Оба раза, и в монастыре и у меня дома, когда кто-то заложил дымоход, меня спас Антипка. Это, может быть, неслучайно. Что ж, тем больше вам чести. Ведь эти мальчишки преданы вам. Вероятно, и Варвара Тихоновна не должна была погибнуть. Может быть, Александр планировал просто спрятать ее и продержать до конца следствия, но что-то пошло иначе? Как он сказал: «Напилась да и разбилась»… Ах, как бы это действительно так было! Ведь нельзя же допустить холодное зверство. Но зачем, зачем убит Дмитрий? Почему смерть? Одно ваше слово, и он дал бы вам любое обеспечение и не озаботил собой нисколько. Не могли же вы этого не видеть. Вы – столь тонко разбирающая людей!
Ольга Михайловна, до этого все смотревшая на Самуловича, наконец отвела глаза и как-то даже расслабилась.
– Ольга Михайловна! – вскричал я. – Да что же это? Отрицайте же, возразите ему!
Она слегка улыбнулась больше для Самуловича, чем для меня.
– Дорогой мой, да зачем же я стану отрицать. Ведь отрицать ничуть не лучше, чем соглашаться. Вы очень интересный человек, Самулович. Мне занятно вас слушать, но я до сих пор не могу понять, чего вы добиваетесь? Неужели вправду думаете, что я стану всерьез обсуждать с вами все то, что вы сейчас рассказали?
Самулович покачал головой.
– Ольга Михайловна, есть истина. Она рано или поздно всплывет. И я все знаю, и Иван Федорович догадывается, иначе он не вел бы себя так, и, наконец, Александр. Правду не утаишь. Вам самой станет легче. Зачем носить этот груз в себе?
– Все ваши россказни ни гроша не стоят. Вас никто не станет слушать, и слава богу. Фактов нет – не рассчитываете же вы на показания какого-то мальчишки, которого вы пригрели! Да и что он скажет? Что известный душегуб Иона Савельевич велел им монастырь пожечь? Иван… его характер слишком всем ясен. Он обижен на нашу семью, может и оболгать. Саша вообще убийца… Не истины вы хотите – она ясна следствию. И я буду на этом настаивать. И вовсе не обо мне вы заботитесь. Еще раз повторю, я себя виновной не считаю и никого урона собственной душе не нанесла. А хотите, я вам сейчас скажу, зачем вы пришли? А все просто. Вы – человек умный, точнее даже, умствующий. Разум свой лелеющий и на него надежды возлагающий. И вот вас втянули в дело, а дело запутанное. Головоломка. Кусочков много, да все никак в одну картинку не собираются. Для вас – вызов. Вы и так, и этак сложить пытались, и вот вам показалось, что встали кусочки на место. Да так оригинально! Любо-дорого. А только есть проблема – прямо посреди вашей картинки дыра. И нечем вам ее заткнуть. Вот и пришли вы ко мне за последним кусочком, с одним вопросом – зачем бы я могла такое сотворить. Без ответа на этот вопрос рушатся все ваши построения. А для вас отступиться, не решить задачу – хуже нет пытки. Это вашему разуму оплеуха. Но этого мало. Вы ведь не один пришли. С Аркадием Павловичем. Спрашивается зачем? Неужели меня боялись? – Она грустно усмехнулась. – И тут скажу. Для вас мало задачку решить, нужно, чтобы ваш ум оценили. Улик у вас, повторюсь, нет и быть не может, так вы захотели на меня надавить. Глядишь, после тяжелого дня, после похорон, после всех этих волнений, да еще ночью, и начну я что-то такое говорить, соглашаться с чем-то. А тут и свидетель есть. Иди к Выжлову или губернатору, представляй свою победу. Вот как оригинально вы мыслить умеете, сударь. Помолчите, – она остановила Самуловича, который хотел что-то сказать. – Не перебивайте, а то свою фортуну перебьете. Я вам подарок могу сделать. Я сегодня доброй хочу быть. Я к себе вернулась. Так вот. Версия ваша, сударь, – околесица одна. Тут и думать нечего. Однако, если б такое случилось в каком-нибудь ином семействе, я бы вам все мотивы разъяснила. Я женщина и смогла бы понять, в чем дело. Хотите?
Самулович молчал.
– Что же вы? Соглашайтесь. Иначе сами потом жалеть будете. Кроме того, – она ненадолго замолчала, – я очень устала и сейчас передумать могу.
Самулович опустил голову.
– Ну вот и хорошо. Только оставьте меня потом. Без всяких оговорок оставьте! Я знаю, вы – человек с принципами, да и женщину погубить не способны. Так что обмен. Я вам в ваших фантазиях помогу, вы меня больше не обеспокоите. Начнем с простого и главного. Вот вы церковь упомянули. Женщина та, что вы в своих построениях нафантазировали, она ведь набожная, как я. Так, стало быть, прощать все должна, смиряться и только на высшую справедливость уповать. «Аз воздам» и так далее. Так, сударь, думаете? За все грехи только Господь должен наказывать? А нам прощать и каяться. А ведь не так это, господа. Ведь Он с креста как Отца просил, помните ли: «Прости, ибо не ведают, что творят». А коли ведают? Коли ведают, можно ли простить? Нельзя. Даже святые не прощают. Вы вспомните, – она прикрыла глаза и стала цитировать по памяти: – «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святой и Истинный, не судишь и не мстишь за кровь нашу». Вот он, глас святых-то. Мести просят. И никакого вам всепрощения! Никакого! И воздаяние будет. Не останется страдание неотмщенным. Я про страдания много знаю. И вот что скажу. Страдание человека либо уничтожит, всю силу у него заберет, душу исковеркает. Такой уже ни на что не способен. Ни на прощение, ни на месть. Все у них растоптано. Это, если хотите, по моему разумению, и есть «нищие духом», о которых Господь наш говорил. Таким на земле и делать уж нечего. Им царствие небесное. А вот с редкими людьми страдание иную вещь совершает. Великое право дает. Человека к самому Богу поднимает. У таких избранных и сила в руках, и ярость, и ангелы за плечами. Это «алчущие правды» и насытятся они, по слову Божьему, здесь, в этом мире! Такой человек и есть «аз воздам». Он точно знает, что зло существует для того, чтобы мы могли видеть его крах. Так-то, господа. Прислушайтесь, и давайте разберем вашу головоломку с этих позиций. Только начать нужно уж никак не с прошлого года. Давайте подальше глянем. Итак, действующие лица: есть отец семейства, два сына и приживал (его оставим в стороне), а еще девушка хорошего рода. Отец ее разорился, да и сошел с ума, но успел сосватать. Партия прекрасная – старший сын, богатый дом. Тем более и симпатия сразу проявилась. Что еще желать?
