Клод Изнер - Дракон из Трокадеро
Разговор давался Виктору с трудом, на него навалилась такая усталость, что он с удовольствием уснул бы на оккупированной клошарами скамейке.
– Я займусь этим сам. Подготовьте Таша, вот будет потеха, если она встретит нас злобой! Но главное, на тот случай, если за нами шпионят, проследите, чтобы они с малышкой были в безопасности. Да встряхнитесь вы!
Виктор в знак согласия кивнул головой. Он боялся, что супруге сложившаяся ситуация явно не понравится. «Но раз уж она согласилась сотрудничать…»
Таша мало того, что пришла в бешенство, но еще и напрочь отказалась допускать, что убийцей мог оказаться Фредерик Даглан. Она защищала его с таким рвением, что Виктор даже почувствовал в душе легкий укол ревности.
– Кем бы ни был этот преступник, с учетом того, что мы все трое можем подвергнуться преследованиям с его стороны, я настаиваю, чтобы ты и Алиса были в безопасности. Запритесь в мастерской и не высовывайте оттуда носа, я буду в двух шагах от вас, в лаборатории. Хоть это ты мне можешь обещать? – спросил он.
Таша надула губки, больше для проформы, и уступила.
– Согласись, ты относишься ко мне не столько как к партнерше, сколько как к приживалке.
– Какая же ты приживалка? Ты – создание столь же редкое, как ваза из саксонского фарфора, и я люблю тебя больше всего на свете, – ответил Виктор Таша, поглаживая при этом по голове дочь. – Заприте дверь на два оборота ключа!
Виктор расхаживал по своей фотолаборатории, не отрывая глаз от циферблата часов: 7:31, 7:32, 7:33. Каждое движение секундной стрелки заставляло его нервничать все больше и больше. Голова напрочь отказывалась соображать. Его охватила такая же паника, какую он однажды испытал в детстве, когда вечером отец в виде наказания запер его в подвале дома на Слоун-сквер. К ноге прикоснулось что-то мягкое и пушистое. К крику, вырвавшемуся из его груди, примешался тонкий, пронзительный писк. Крыса.
Легри попытался успокоиться, вспоминая всю последовательность фактов, приведших к этому состоянию ожидания. Смерть Исаму. Смерть Форестера. Смерть…
Он застыл на месте. На него смотрели развешанные над печкой портреты детей за работой, букинистов и фокусников. Они кривили рты и напоминали маски театральных трагиков. В сумерках нашептывали чьи-то искаженные голоса. Кому они принадлежали? О чем говорили? Виктор прислонился спиной к раковине и заставил себя прислушаться. Из невнятного шепота явственно послышалось одно слово. Он бросился из лаборатории, позабыв повесить на дверь замок, пересек двор и ринулся к проезжавшему мимо фиакру.
– «Отель Трокадеро!»
Глава двадцать первая
Тот же день, вечер
Гедеон листал журнал, посвященный анатомии молодых пышнотелых девиц, выряженных в телесного цвета трико. Постороннее вмешательство оказалось для него столь неожиданным, что он разорвал страницу, смял журнал и засунул все под стойку. Щеки его сделались пунцовыми.
– Вы! Какого черта! Вы меня напугали!
– Что конкретно произошло после того, как обнаружили труп Энтони Форестера? Покопайтесь в своих воспоминаниях, это очень важно. Постарайтесь воспроизвести всю сцену так, будто она произошла только что.
– Ох! Опять эта история! Прямо наваждение какое-то! И это в тот самый момент, когда полиция переворачивает вверх дном номера господ Финча и Янга!
– Это поможет вам освежить память?
Виктор положил рядом с медным колокольчиком три монеты. Гедеон тут же схватил их и положил в карман.
– Ну хорошо, будем считать вопрос решенным. Мне нужно сосредоточиться. – Он прикрыл глаза и приложил пальцы к вискам. – Вспоминай, вспоминай… Старая Филаминта вывалилась из номера, истошно вопя. Ее крики взбудоражили весь персонал, который тут же ринулся на третий этаж, в двадцать шестой номер. Этот тип, пардон, господин Форестер, лежал в ванной, из его груди торчала стрела. Полетт грохнулась в обморок, а патрон…
– Как он был одет? Ну же, сделайте над собой усилие!
– В клетчатый пиджак и кальсоны. Башмаки кто-то засунул в биде. Мне очень стыдно, но покойник был настолько нелеп, что я не смог удержаться от смеха. Его штаны и бумажник искали повсюду, но они исчезли, как и у господина Финча.
– Кто был с вами, когда стало ясно, что Форестер убит? Подумайте хорошо, это крайне важно.
Пальцы Гедеона стали массировать виски, будто пытаясь пробуравить в них две дыры.
– Ну, там были… Господин Дутремон, главный администратор отеля, Жодье, дежурный администратор, горничная Полетт и Филаминта.
– А парень, с которым вы впоследствии говорили, этот рабочий с кухни, Курсон?
Гедеон отнял пальцы от висков и открыл глаза.
– Об этом воспоминаний у меня не сохранилось… то было настоящее безумие… Постойте! Нет… Но… Вот черт, в башке все перемешалось! Лучше спросите кого-нибудь другого. Если хотите, я могу вернуть вам деньги.
– Нет-нет.
– Как бы там ни было, перед самым прибытием полиции Курсон отдал мне фуражку и залег на дно в Старом Париже. Впрочем, это вы уже знаете.
– Он отдал вам фуражку или сообщил, где она находится?
– Он мне ее отдал, уточнив, что она принадлежит типу, расправлявшемуся с завтраком Форестера.
– Где можно найти Полетт и Филаминту?
– Сейчас они на кухне. Готовят чашки и приборы для завтрака, который будут подавать утром. Лестница в глубине вестибюля.
Филаминта проверяла чистоту бокала, глядя через него на свет газового рожка.
– Моя маленькая Полетт, уверяю вас, тот, кто мыл эту посуду, – большая свинья.
– В случае с Фердинандом это неудивительно, ведь если у нормальных людей на руках растут волосы, то у него – целые баобабы!
Виктор кашлянул.
– Мадам, Гедеон посоветовал мне навести у вас кое-какие справки. Я полицейский.
– Но на вас нет мундира, – проворчала старая Филаминта.
– Я только поступил на работу. Комиссар Вальми желает знать, был ли с вами Курсон в тот момент, когда нашли Форестера.
– Я была одна.
– Сначала да, а потом?
– Потом-потом! Потом в голове у меня помутилось. Курсон, говорите? Нет, его не было! Этот лодырь вечно бил баклуши и все где-то пропадал! Ох и надоели они мне, эти поденщики!
– Еще хуже Фердинанда – когда нужен, никогда не досвищешься, – добавила Полетт. – Тоже мне Эмабль[126]. Я тебе покажу Эмабля!
Виктор приложил к шляпе два пальца и в сильном возбуждении вновь поднялся наверх.
– Ну что? – спросил Гедеон.
– Его с вами не было.
– Теперь, когда наши дамы выразили свое мнение, я это тоже подтверждаю. К тому моменту он уже ушел.
Опасаясь столкнуться с Огюстеном Вальми, Виктор незаметно выскользнул из отеля, заторопился к мосту Альма и быстро спустился с холма Шайо, не обращая внимания на Выставку, пламеневшую тысячей огней.
– Боже праведный! Только бы я ошибся!
Довольный собой, Гедеон вернулся к чтению своего иллюстрированного журнала.
Виктор был неприятно удивлен, когда за вход в Старый Париж с него содрали четыре франка под тем предлогом, что пятница, тем более вечером, была самым многолюдным днем недели. Он оттолкнул уличного торговца, навязчиво предлагавшего купить специальный путеводитель, содержавший сто подлинных рисунков Альбера Робида́[127], но, заблудившись в этом лабиринте, где раньше ему приходилось бывать только днем, вскоре пожалел, что отверг его предложение. Работая локтями, он прокладывал себе дорогу среди сборища убогих, нищенок, ярмарочных циркачей, кокеток, мещан, гадалок, менестрелей с хриплыми голосами, натыкался на бледные подобия гамельнского крысолова с флейтами в руках, которых сопровождали Эсмеральды, одетые в какие-то обноски, запутался в ковре королевы Матильды, расстеленном поперек узкой улочки, и вклинился в толпу, собравшуюся вокруг Гюго – великана ростом в два метра двадцать девять сантиметров, чьи башмаки пятьдесят девятого размера приводили собравшихся в неописуемый восторг.
В конечном счете он добрался до таверны «Оловянный горшок». Толстобрюхий виночерпий в синем переднике и желтой фетровой шляпе без конца наполнял кувшины пивом из бочки.
– Могу я поговорить с патроном?
– Это я. Меня величают шевалье[128] Гавейн де Менильмонтан. Можете примостить свой августейший зад на табурет, красавчик. Боже мой, какая жара!
Шевалье Гавейн выпрямился и вытер шею клетчатым платком, в котором не было ничего рыцарского.
– Мне нужно задать вам всего один вопрос, – настойчиво произнес Виктор.
– Наберитесь терпения, я не могу разорваться. У меня ноги болят, спасу нет, а все эти растреклятые башмаки, чтоб им пусто было!
– У вас работает Эмабль Курсон?
– Курсон? Да-да, помню такого! Я нанял его на время проведения Выставки, он показался мне человеком надежным, но вдруг куда-то пропал вместе с костюмом, который я ему выдал. Знаете сколько стоит это барахло, еще сохранившее следы былого величия? Никакое золотое дно не даст столько самородков, чтобы возместить мне потерю этих тряпок!
