Сумерки Эдинбурга - Лоуренс Кэрол

— Есть хотелось, — жалобно возразил тот.

— Мы ж здесь сегодня вообще работать больше не сможем! Засветились так засветились! Все, баста! — сказал Дерек, с отвращением глядя на друга.

— А что ж тогда делать? — спросил тот со слезами в голосе.

— Делай что хочешь, — махнул рукой Дерек. — А я пойду найду подходящее местечко и хоть что-то добуду. На! — он сунул Фредди полкроны. — Можешь купить себе еще одну булку.

С этими словами он развернулся и не оглядываясь зашагал прочь, чувствуя, как звенящая в ушах злость заглушает робкие возражения совести.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Мурлыча что-то себе под нос, фокусник-иллюзионист устанавливал свой столик в углу Грассмаркета. Субботняя площадь бурлила сошедшимися для вечного ритуала купли и продажи людьми. Он любил показывать фокусы на улице — пусть это было сложнее, чем в зале, но зато все выходило гораздо ярче и честнее. Ему нравилось чувствовать непосредственную связь с публикой, вблизи наслаждаться восторгом и изумлением в глазах одураченных зрителей. Хотя нет, не «одураченных» — скорее завороженных, ведь он именно что завораживал их, вводил в мир тайн и чудес, где было возможно все, и они покорно шли за своим провожатым.

Для почина он показал несколько фокусов с шелковым шарфом и кольцом — простенькие трюки, выполнить которые не составляло труда тому, кто учился у лучших из лучших — от Херманна Великого до Робер-Удена. Его речь лилась плавно, движения были завораживающими, да и выглядел он по своему обычаю великолепно — одна за другой проходящие мимо под руку с супругами женщины вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть его, и замедляли шаг, к неудовольствию поторапливающих их мужей. Постоянная практика отточила его врожденный талант к «престидижитации», как это мастерство называли на континенте, или «фокусничеству», как говорили тут.

Выудив из крошечного китайского фонарика букет цветов, он дунул на фонарик, отчего тот засветился, а цветы бросил барышне в юбке с красно-зеленым тартаном. Она изящно поймала букет и ответила вспыхнувшим из-под ресниц взглядом, но в следующую минуту муж уже увел ее с тротуара. Волшебник искренне любил производить впечатление на женщин, однако реакция их мужей доставляла ему не в пример большее удовольствие.

Он разрезал длинную веревку на две части, а потом вновь соединял их, дунув на стык. Вытаскивал кроны из-за ушей изумленных зрителей и извлекал из-под шляпки юной особы живую голубку. Заправлял яркие платки в свой сжатый кулак, а потом той же рукой вытаскивал их из сумочек щегольски наряженных лам, красневших и со смущенным смешком опускавших глаза под его пытливым взглядом. Он делал все это и еще много другого, собрав в конце концов вокруг себя изрядную толпу из зрителей, первые из которых были привлечены фокусами, а последующие, отчаянно тянущие шеи и пытающиеся разглядеть происходящее, — уже самой растущей толпой.

Но все это была только увертюра, всего лишь прелюдия к главному зрелищу, к демонстрации искусства, в котором равных себе он не знал, — к карточным фокусам. Подлинный повелитель карт, он мог заставить их скакать словно живые, руки его порхали с молниеносной легкостью, а непрекращающееся журчание речи, сопровождающей все движения, не давало сосредоточиться и самому пытливому из зрителей.

— Кто хочет взять карту? — спросил он, неожиданно выстреливая колодой из одной руки в другую, так что карты стремительно пронеслись в воздухе, как пятьдесят два отдельных маленьких бумеранга. Зрители пораскрывали рты, кто-то нервно зааплодировал, по толпе пронесся благоговейный шепот:

— Видала, Мэри?

— Волшебник, как есть волшебник!

— В жизни такого не видал!

— Господь всемогущий!

— А по мне, так как бы не сам Сатана!

Он улыбнулся и одним движением распахнул перед собой веер из карт:

— Ну же! Выбирайте любую!

На него глядели по-детски доверчивые лица взрослых людей.

Дело сделано — теперь они в полной его власти. Он глубоко вздохнул и еще раз улыбнулся своим подданным, а потом заметил среди них чумазое невеселое лицо уличного бродяжки. Под его взглядом мальчик нахмурился и засунул руки глубоко в карманы. Волшебник широко улыбнулся ему:

— Как тебя зовут?

— Фредди, — ответил тот, не поднимая глаз от своих обшарпанных ботинок.

— Бери карту, Фредди, и не бойся — я не кусаюсь.

Мальчик робко потянулся за картой, и волшебник почувствовал, как на него накатывает горячая волна предвкушения. Ночь обещала быть славной.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Выстрел пушки с бастионов Замковой горы уже давно ознаменовал час дня, и тени в коридорах здания эдинбургской полиции стали вытягиваться. Покрывало облаков начало потихоньку затягивать сиявшее все утро напролет солнце, грозя городу возвращением унылой зимней хмари. Впрочем, трое мужчин, сосредоточенно замерших над столом в кабинете главного инспектора, этого даже не заметили — они были слишком заняты обсуждением загадочной личности еще одного — четвертого.

— Вы очень поможете нам, если сможете отыскать место, где были куплены эти карты, — сказал Крауфорд Жерару.

— Малёресма [41], они очень популярны в Париже, — ответил француз, — само собой, мы уже неоднократно пытались нащупать концы, но пока что не нашли ничего дефинитиф [42]. Но я могу вернуться в Париж, чтобы заглянуть во все щели, как думаете?

— А мои источники сообщают, что такие карты можно купить и в одной из эдинбургских лавок, — сказал Иэн.

Крауфорд с любопытством глянул на него из-под сдвинутых кустистых бровей:

— И что же это за источники такие?

— Сержант Дикерсон, — солгал Иэн. Ему совсем не хотелось рассказывать Крауфорду про Джорджа Пирсона и его страстное желание участвовать в расследовании.

— А где ж, разрази его гром, он сам?

Иэн хотел было честно рассказать о причине отсутствия сержанта, но передумал:

— Допрашивает потенциального свидетеля, сэр.

Крауфорд проворчал что-то себе под нос и опустился на стул.

— Что ж, если вы считаете, что он справится…

— Дикерсон отличный малый. Есть еще два-три направления, которые мне хотелось бы отработать.

— Например?

— Одежда Керри О’Донахью пахла опиумом.

— Вот как?

— У меня на примете есть несколько мест, где он мог раздобыть зелье.

Старший инспектор Жерар вздернул густую черную бровь:

— Врема? [43] Мне бы очень не хотелось уезжать, но вечером у меня поезд до Лондона. Однако прежде я хотел бы пригласить вас обоих на обед.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Крауфорд, — но мне надо домой к жене. Давайте в другой раз.

— Сёртенма. Э ву, месье? [44] — Жерар повернулся к Иэну.

— Благодарю вас, но у меня на сегодня запланирована еще одна беседа со свидетелем.

Инспектор Жерар покачал головой:

— Должен признаться, мне абсолютно непонятно равнодушие шотландцев к еде. Во Франции мы считаем хорошее блюдо сакре-сэн [45]— как это будет по-английски?..

— Да примерно так же, — кивнул Иэн, — священным [46].

— Уи, се ля мем шоз [47]. Для нас хорошая еда — это очень важно, чувственное плезир [48] — понимаете?

— Это все наше шотландское пресвитерианство виновато, — сказал Крауфорд, — целая нация чертовых стоиков. Впрочем, от сладкого никто тут не откажется, — и он отправил в рот еще одно печенье.

— Ведь время от времени освежать тело и душу… се ампортан [49], не так ли? — спросил Жерар.