Дональд Томас - Смерть на коне бледном
— Похоже на то.
Он сложил «Морнинг пост», взял конверт и направился к заставленному всевозможными склянками печально известному столу, который называл «химической лабораторией». Чиркнув спичкой, Холмс поджег бунзеновскую горелку, убавил пламя, наполнил стеклянную реторту водой из бутылки и поместил на огонь. Через некоторое время жидкость начала тихонько булькать, а носик реторты окутался паром. Мой друг осторожно поднес к нему письмо, и спустя мгновение сургуч начал понемногу размягчаться. Дождавшись нужного момента, сыщик стальным лезвием ловко отделил печать от бумаги, вытащил послание, прочитал, а затем вручил мне.
Сэр, разумеется, Вы правы. Я решил последовать Вашему совету и вернуться в Индию. Остаток летнего отпуска проведу в прохладе симлских холмов. Мой пароход «Гималаи» компании «Пи энд Оу» отправляется в конце следующей недели. Если у меня и остались какие-то дела в Англии, полагаю, я могу смело поручить их вам. Сожалею лишь, что своим неуместным вмешательством, возможно, осложнил Вам задачу.
Остаюсь искренне Ваш,
Г. П.-У.— Так, значит, он все-таки смирился! — воскликнул я, отдавая Холмсу письмо.
Не обратив внимания на мое восклицание, тот взял увеличительное стекло и принялся внимательно изучать остывающий сургуч, потом что-то пробормотал и хлопнул себя по колену.
— Превосходно! Великолепно! Патни-Уилсон сделал все так, как я ему сказал. Они клюнули!
— Клюнули на что?
— Мой дорогой друг, я предполагал, что полковник Моран с приспешниками непременно попытаются вскрыть письмо, пришедшее на этот адрес и подписанное майором Патни-Уилсоном — тем паче Сэмюэлем Дордоной!
— Но разве письмо вскрывали? Печать не сломана. Или конверт разрезали с краю?
— Нет. Тогда о перлюстрации догадался бы и любитель из Скотленд-Ярда.
— Но как же тогда? Я не видел на конверте кусочков сургуча, которые непременно остались бы от сломанной печати. Вы полагаете, что его открывали с помощью пара, как вы сейчас?
— Сургучную печать заменили, — покачал головой Холмс. — Она после вскрытия уже не годится. Требуется новая, а поверх следа от старой добавляют немного воска. Тогда конверт не вызовет подозрений. Вполне действенный метод, однако есть одно «но»: остатки первой печати в результате нагреваются дважды, а потому сургуч темнеет. По сравнению с ним новая печать светлее. Едва заметная разница в оттенке говорит о многом человеку, который знает, куда и как смотреть, и делает это при помощи микроскопа или увеличительного стекла. Потрудитесь воспользоваться моим, и сами все увидите. Иными словами, мы не первые читаем это послание. Патни-Уилсон исполнил мою просьбу. Весьма любезно с его стороны, вы не находите?
Холмс протянул мне письмо и свою лупу. Он, как обычно, оказался прав.
— Где вы научились этому фокусу?
— Расследовал шантаж в Мэйда-Вейл, — улыбнулся мой друг, предаваясь воспоминаниям. — В него были втянуты некая гадалка и личный секретарь принца Уэльского. Этот случай произошел чуть раньше нашего с вами удачного знакомства. Тогда мне довелось посетить «черную комнату» Главного почтамта на Сент-Мартин-ле-Гранд.
— «Черная комната»?
— Дорогой Ватсон! — снова улыбнулся Холмс. — В подобном заведении нуждается любое правительство. В данном случае речь идет об обыкновенной комнате, в которой ради государственных интересов государственные же чиновники вскрывают письма, отправленные подозрительными личностями. Все это происходит с разрешения министра юстиции и под присмотром уполномоченного лица. Письма внимательно изучают, затем снова запечатывают и бросают в специальную корзину, оттуда их в тот же вечер забирают и доставляют адресату. Специальный уполномоченный отправляет отчет юрисконсульту Министерства финансов, по запросу которого обычно и осуществляется подобная манипуляция. Было бы грубейшей ошибкой, Ватсон, полагать, что письмо, адресованное лично вам, до вас никто не читал. Особенно если его приносят с вечерней почтой, а не с утренней.
— Значит, — сказал я, отдавая ему конверт и увеличительное стекло, — нашим противникам известно о самоустранении майора Патни-Уилсона. Быть может, покинув Англию, он окажется в безопасности.
— У нас есть время, чтобы спасти его. Если только наши враги не решат разделаться с ним в Симле или прямо на борту «Гималаев». Но полагаю, они оставят эту задачку на потом, хотя не следует недооценивать ненависть и злобу, которые движут этими людьми. Однако если их беспокоит история, которую поведал майору умирающий капитан Кэри, теперь у них есть все основания считать, что мы ее знаем. Итак, мой дорогой друг, нам с вами вдвоем придется противостоять полковнику Морану.
Я собрался было рассказать ему о встрече в зеркальном лабиринте, но Холмс куда-то явно спешил, а новость уже слегка устарела и вполне могла подождать до вечера.
Какое облегчение, что больше не нужно нянчиться с Патни-Уилсоном. У моего друга были свои планы, и я неожиданно оказался предоставлен самому себе. С самого первого дня службы состоял я в Клубе армии и флота. Он располагается на площади Сент-Джеймс, неподалеку от Пикадилли. Там так же скрупулезно относятся к выбору членов, как и в «Диогене». Офицер, состоящий на военной службе, для вступления должен предоставить рекомендации от двух поручителей. Во время тайного голосования против кандидата может высказаться любой член клуба, которому известны какие-либо факты, порочащие репутацию новичка. Имена проголосовавших не разглашаются, и они никоим образом не обязаны объяснять свое решение.
Иногда я специально договариваюсь с кем-нибудь из друзей пообедать в клубе, а иногда не назначаю встречи и просто прихожу туда в одиночестве и угощаюсь тем, что выставлено на общем столе в центре столовой. Еще можно пригласить поужинать любого другого офицера, тоже явившегося без спутников, ведь двое трапезничающих привлекают гораздо меньше внимания и не вызывают кривотолков.
Наше расследование так меня захватило, что я забросил Клуб армии и флота на целых две или три недели. Пора наконец туда наведаться. Но одному в кеб лучше не садиться, безопаснее там, где много народу. Путешествовать в вагоне первого класса подземной железной дороги (которую кое-кто уже величал просто подземкой) ничуть не менее комфортно, а до парка Сент-Джеймс можно добраться от узловой станции «Бейкер-стрит» и от Юстон-роуд.
Я неторопливым шагом прогулялся по запруженной толпами улице, купил билет в кассе и направился вниз к платформе. Надо лишь дождаться следующего поезда, который с грохотом вынырнет из-под закопченной кирпичной арки и остановится в облицованном блестящей коричневой плиткой зале с высоким сводчатым потолком. Когда путешествуешь по подземной железной дороге, «Бейкер-стрит» представляется чуть ли не центром всего цивилизованного мира, ведь здесь заканчиваются сразу две линии — восточная и западная. Два поезда обычно некоторое время стоят бок о бок, а потом разъезжаются в разных направлениях. Говорят, система совершенно безопасна и помогает избежать крушений. Вполне похоже на правду. На соседних станциях составы трогаются, только когда специальный телеграфный сигнал извещает их, что на «Бейкер-стрит» есть «свободное место».
Сейчас обе линии были заняты. Я спустился по ступенькам и зашел в вагон поезда, следующего на запад. Он должен был уехать со станции вторым. Уже опустившись на сиденье, я поднял голову и заглянул в окно напротив, оно находилось всего в нескольких футах. Вот сейчас просвистит свисток, и первый состав отправится. Мысли мои витали где-то далеко, но вдруг меня вернул к реальности заголовок газеты, которую читал пассажир в соседнем вагоне. Она заслоняла его лицо, видны были лишь пальцы, держащие ее по краям. «УБИЙСТВО В ДОХОДНОМ ДОМЕ В ВИКТОРИИ», — гласили большие черные буквы.
Что же это? Какая нелепость — заголовок покачивался перед моими глазами, но я не мог ни заговорить с тем человеком, ни привлечь его внимание. Мы находились каждый в своем вагоне, словно рыбки в соседних аквариумах. Неужели произошло еще одно убийство? Или же Скотленд-Ярд обнаружил новые улики в деле Джошуа Селлона? Но нет — пусть мелкий шрифт статьи с такого расстояния я не разобрал, зато ясно различил: газета не сегодняшняя. В верхней части страницы алел штамп «Вечерние новости», а было лишь полдесятого утра.
Прищурившись, я наконец сумел разглядеть дату: да это же старая газета с заметкой об убийстве в Карлайл-меншенс! Как странно — кто-то будто специально держит ее у меня на виду. Раздался громкий свисток, сейчас соседний поезд умчится в Кингс-Кросс, к финансовым районам. Мой пульс участился, я был совершенно уверен: за газетным листом скрывается злобное лицо Роудона Морана. Терпеливый охотник наверняка следил за мной от самой квартиры; быть может, из окна медленно едущего кеба.
