Йен Пирс - Последний суд
— Нет, французская разведка здесь ни при чем, — сказала Флавия. — Просто он — и вы тоже — сделали все, чтобы помешать мне выяснить правду.
— Тогда кто убил этих людей?
— Она, — просто сказала Флавия, указывая на Жанну Арманд. — Вернее, она организовала первое убийство и сама совершила второе.
Ее заявление было встречено полным молчанием; женщина, сидевшая в кресле, даже не попыталась ничего возразить. Первым опомнился Аргайл.
— Нет, Флавия, это уж слишком, — сказал он. — Что за фантазия! По-твоему, она похожа на убийцу?
— Или у тебя есть против нее улики? — поддержал его Жанэ.
Итальянка покачала головой:
— Ничего конкретного. Но в тот день месье Руксель находился в Риме — он возглавлял делегацию, приехавшую по приглашению министерства внутренних дел. Телефонный звонок, после которого Эллман приехал в Рим, был сделан из гостиницы «Рафаэль». Напротив Эллмана проживала свидетельница, которую допрашивал детектив Фабриано, — некая мадам Арманд. Это были вы, не так ли?
Жанна Арманд посмотрела на нее и кивнула:
— Да. Но я сказала ему правду. Я не слышала ничего интересного. Это всего лишь ужасное совпадение — я случайно оказалась в той же самой гостинице…
— Совпадение ужасное, — согласилась Флавия. — Особенно если учесть, что вы сказали неправду. Зачем вы приезжали в Рим?
— Мой дед нуждается в опеке. Я…
— … вы не хотели, чтобы его имя появилось в газетах до того, как ему будет вручена международная награда.
— Да, разумеется.
— Это было простым совпадением, — тихо сказал Жанэ. — Если, конечно, ты не убедишь нас в обратном.
— Я повторяю: у меня нет доказательств. Но я могу рассказать вам, как все происходило. Принять мою версию или нет — дело ваше. После этого я ближайшим самолетом отбуду на родину.
Она ждала их реакции, однако никто — ни словом, ни взглядом — не поощрил ее, впрочем, и не сделал попытки остановить. Тогда она глубоко вдохнула и начала:
— Сейчас мы знаем имена всех участников этой истории, связавшей людей разных поколений и национальностей. Кто-то из них еще жив, кого-то уже нет на свете. Я назову их. Жюль Гартунг, который был уже немолод, когда началась Вторая мировая война. Жан Руксель, миссис Ричардс, Эллман — люди одного поколения, в сороковом году им было по двадцать лет. Артур Мюллер был во время войны ребенком. Самая молодая участница истории в наши дни — Жанна Арманд, присутствующая здесь. Все эти люди в разное время жили в разных странах — в Швейцарии, Англии, Канаде и, конечно, во Франции. Все они несут на себе отметины той войны и особенно событий, развернувшихся двадцать седьмого июня сорок третьего года. В тот день были арестованы все члены группы «Пилот», принимавшей участие во французском Сопротивлении.
Если вам будет интересно, я остановлюсь на этом факте подробнее несколько позже. А сейчас я хочу изложить ход событий.
Артур Мюллер уговорил Бессона украсть картину. Для Мюллера — человека удивительно честного, порядочного и прямого — подобный поступок был из ряда вон выходящим. До сего момента он никогда не совершал противозаконных деяний. Однако в этом деле он выступил заказчиком преступления. Что толкнуло его на это? Он хотел исследовать картину — хорошо. Но почему он прямо не написал Жану Рукселю и не попросил у него разрешения осмотреть картину?
Ответ, как я подозреваю, простой. Он писал ему. И получил отказ.
— Неправда, — вмешался Руксель. — Я впервые услышал имя этого человека неделю назад.
— Потому что вашу почту просматривает мадам Арманд и передает вам только то, что считает нужным. Остальным корреспондентам она отвечает сама. Сначала я подумала, что мадам Арманд приняла Мюллера за сумасшедшего, — он не решился написать прямо, для чего ему понадобилась картина, и его доводы могли показаться ей неубедительными. Как бы там ни было, она пресекла его попытки связаться с Рукселем.
— Вам будет нелегко это доказать, — сказала Жанна.
— Не сомневаюсь. Когда вы убили Эллмана, вы захватили из его номера папку с материалами, которые собрал о своем отце Мюллер. Эллман, в свою очередь, вынес их из квартиры Мюллера. В этой папке наверняка были и ваши письма к нему.
— А может, и не было.
— Конечно. Как я уже говорила, это всего лишь моя версия произошедшего. Так вот. После ареста Бессона полицейские его допросили и передачи Монталлу. Тот позвонил Рукселю, чтобы навести справки о картине, однако нарвался на мадам Арманд. Правильно?
Монталлу кивнул.
— От вас она узнала, что картина предназначалась Мюллеру. К тому времени ей уже стало ясно, почему она представляет такую важность. Мадам Арманд хотела положить этому конец и сказала вам, что Мюллер — сумасшедший, одержимый идеей, будто Руксель сознательно оклеветал Гартунга перед судом. Она сказала, что Мюллер может выступить со скандальным заявлением в газетах. Именно мадам Арманд убедила вас, что необходимо конфисковать картину раньше, чем ее успеют вывезти из страны.
Монталлу снова кивнул.
— Вам не удалось завладеть картиной до того, как она покинула Францию. Но даже в случае успеха не было никаких гарантий, что документы, спрятанные в ней, не успели забрать. Жанна поняла, что Мюллер не остановится на достигнутом и попытается реабилитировать имя отца. Она принимает решение убрать Мюллера. Не спрашивайте почему — сейчас вам это станет понятно.
Дело было весьма деликатным, для него требовался человек, которому Жанна могла доверять. Поэтому она позвонила Эллману. Она позвонила ему из гостиницы «Рафаэль» и дала указания. Он согласился выполнить поручение.
Эллман прибыл в Рим и сразу отправился к Мюллеру. Мюллер сказал, что картины у него нет, поэтому Эллман начал пытать его, выясняя правду. Когда тот признался, что отдал картину Аргайлу, Эллман пристрелил его и, забрав папку с бумагами, ушел.
После этого Эллман встретился с мадам Арманд — Руксель к тому времени уже вернулся в Париж. Не знаю, что между вами произошло. — Флавия посмотрела на Жанну. — Возможно, он сам себя перехитрил, но в конце концов вы застрелили его из его же собственного пистолета. Бумаги Мюллера вы забрали с собой и уничтожили.
Через два дня Джонатан Аргайл вернул вам картину, совершенно бесплатно, и вы на всякий случай сожгли ее.
Флавия оглядела присутствующих, пытаясь понять, насколько правдоподобной им кажется ее версия — по большому счету, весьма шаткая. Много предположений и почти никаких доказательств. Она услышала, как за спиной у нее скептически хмыкнул Боттандо.
И в самом деле: реакция слушателей была предсказуемой: Аргайл смотрел на нее с легким разочарованием; в глазах Жанэ читалось недовольство, что ради такой ерунды его вытащили ночью из постели; Монталлу всем своим видом выражал пренебрежение, а Жанна Арманд, похоже, забавлялась. Руксель сидел в своем кресле, снисходительно поглядывая на Флавию, — так смотрит начальник на молодого зарвавшегося подчиненного.
— Надеюсь, вы простите меня, юная леди, если я скажу вам, что все ваши выкладки лежат в области фантазий, — сказал он, когда стало ясно, что желающих высказаться больше нет. И слегка улыбнулся ей, словно извиняясь за свою прямоту.
— Это еще не все, — сказала Флавия. — Только, боюсь, дальше вам будет очень неприятно слушать.
— Если все остальное так же неубедительно, думаю, мы выдержим, — заметил Монталлу.
— Месье Руксель? — повторила она, сделав над собой значительное усилие. — Как насчет вас?
Он покачал головой:
— Раз уж вы взяли на себя этот труд, нет смысла останавливаться на середине. Вы сами это понимаете не хуже меня. Вам необходимо высказаться до конца, каких бы глупостей вы ни наговорили. И в данных обстоятельствах мое мнение вряд ли имеет значение.
Флавия кивнула.
— Очень хорошо. Теперь я попытаюсь обосновать некоторые свои предположения. Прежде всего: почему Монталлу и мадам Арманд так сильно переполошились из-за исчезновения картины.
Начнем с мадам Арманд. Хорошо воспитанная, интеллигентная женщина с университетским образованием, она весьма успешно начала самостоятельную карьеру, но потом на время оставила ее, чтобы помочь деду разобраться с делами. Я не верю ей, когда она говорит, что согласилась работать на него и дальше, исключительно поддавшись на его уговоры, а в действительности она будто бы хотела продолжить самостоятельную карьеру. Мадам Арманд уверяет, что дед не мог обходиться без ее помощи. Мне очень трудно в это поверить: несмотря на все ее многочисленные достоинства, дед почему-то обращается с ней как с простой секретаршей.
Месье Руксель женился в сорок пятом году, но жена его умерла молодой. Дочь месье Рукселя умерла родами, оставив ему внучку. Таким образом, мадам Арманд является его единственной близкой родственницей. Она уверяет, что очень любит деда и всячески заботится о его благополучии. По правде говоря, я не могу этого понять, зная, как он обращается с ней. Тем не менее мы принимаем как факт, что она работала на него, заботилась о нем и оберегала от жизненных невзгод. Верно?
