Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц
— Уверен, что бывают, леди Люси. Нисколько в этом не сомневаюсь.
— Да, так о чем я? — прилив чувств временно увлек леди Люси в каком-то не совсем правильном направлении. — Через месяц они уже любили друг друга без памяти. И хотели пожениться. Но существовало одно препятствие, лорд Фрэнсис. Как и всегда. Девушка была католичкой. А родители ее — людьми очень набожными. Они не желали, чтобы их дочь стала женой протестанта, пусть даже тот происходит из старейшей семьи Англии. И сказали, что не дадут согласия на брак.
Леди Люси отпила из своей чашки остывший чай. Пауэрскорт смотрел на нее, рассказывающую эту историю, а мысли его убегали вперед. Он гадал, чем все закончится. И не хотел думать о конце.
— Препятствия имелись и с другой стороны. Мать юноши не хотела, чтобы ее драгоценный сын взял в жены дочь бакалейщика, каким бы богатым тот ни был. И уж тем более не хотела, чтобы сын женился на католичке. Она тоже заявила, что не согласится на их брак. Сказала, что вернет домой отца юноши — где бы тот ни был и чем бы ни занимался все это время, — чтобы он запретил сыну жениться на этой девушке.
Все оказались в тупике. Молодой человек, прекрасная девушка и их родители. Возможно, не будь родители столь упрямы, все сложилось бы и лучше. Что оставалось юным влюбленным? Как они могли поступить?
Леди Люси снова примолкла, глядя на пляшущее в камине пламя так, словно в нем-то и крылся ответ на этот вопрос.
— Мне кажется, молодые влюбленные всегда ведут себя неразумно — как по-вашему, лорд Фрэнсис? Молодому человеку пришлось выбирать между своей любовью и матерью, между прошлым и будущим, быть может, между старым веком и красотой века нового.
И молодой человек стал готовиться к переходу в католическую веру. Говорят, что он изучал ее постулаты усерднее, чем то, чему его обучали в Итоне. Когда же его в нее приняли — или как это называется, — влюбленные обвенчались. Мать юноши на венчание не пришла. Венчаться с дочерью бакалейщика, говорила она. Да еще и католичкой. В какой-то языческой часовне, украшенной кровоточащими сердцами и прочими ложными идолами Рима.
Что ж, кое-кто из участников этой истории все-таки был счастлив. Особенно молодые влюбленные. Отец девушки купил для них прелестный маленький дом, стоявший на полпути между городом и старым поместьем, в котором родился молодой человек. Девушка ждала ребенка, и счастье их всех было полным. Но продлилось оно не долго, лорд Фрэнсис. Совсем не долго.
Леди Люси, казалось, размышляла о чем-то. Глаза ее были устремлены вдаль, в сказку, которую она рассказывала.
А Пауэрскорт ждал окончания, некоего, еще не известного ему ужаса. Лица конюших, которых он опрашивал в Сандринхеме, мелькали в его мозгу. Пятеро, и один из них — тот самый молодой человек.
— Она потеряла ребенка. С ней случилось страшное несчастье. Молодой человек проходил в то время службу в своем полку. Боюсь, я забыла сказать вам, что он вступил в тот же полк, в котором служил когда-то его отец. Ребенок погиб. И юная мать погибла тоже. Молодой человек поспешил домой — увидеть, что жизнь его разрушена, что любовь его лежит, умирая, у подножия каменной лестницы, с мертвым ребенком в чреве.
Похороны вызвали ссору — ссору по поводу того, где следует покоиться телу. Мать юноши, хоть она и не пришла на венчание, хотела, чтобы ее внук и невестка покоились в родовом склепе родовой часовни, стоявшей в их родовом поместье. Но родители девушки воспротивились этому. Они сказали, что это и их внук тоже. И где их, в конце концов, похоронили, я не знаю.
Впрочем, главная суть истории вовсе не в этом, лорд Фрэнсис, — леди Люси слегка наклонилась, устремив взгляд синих глаз на Пауэрскорта. Взгляд был очень пристален. — Молодой человек рассказал о своей женитьбе лишь очень немногим. Полагаю, он хотел избавить мать от лишних тягот, от сельских дам, которые станут расспрашивать ее, как прошла служба да во что обошлось свадебное угощение. Не думаю, что он сказал о ней и кому-либо из офицеров полка. Не думаю даже, что он сказал о ней кому-то из друзей.
Однако принц Эдди о его женитьбе знал. Принц Эдди был знаком с этой девушкой. Говорят, что в отсутствие мужа принц Эдди просто-напросто не выходил из их дома. Говорят, что он изводил молодую супругу знаками своего внимания. Быть может, он считал, как и отец его, замужних женщин легкой добычей. Однако эта женщина таковой не была. Легкой добычей, то есть.
Рассказывают, что в день ее смерти принц Эдди был в их доме, что, когда раздались крики, страшные, не прекращавшиеся крики, его видели убегающим оттуда. Говорят, будто он, принц Эдди, бежал, не оглядываясь. Просто бежал. Бежал и бежал.
Думаю, это все, что мне известно. Ужасная история.
Пауэрскорт встал и подошел, словно стараясь рассеять чары, к камину.
— Кто рассказал вам все это, леди Люси? От кого исходит история?
— От двух людей, лорд Фрэнсис. Для того чтобы услышать ее от второго из них, мне пришлось нагородить гору чудовищной лжи. Один приходится кузеном покойной. Другой — дядя молодого человека. Он, видите ли, и мой дядя тоже, хотя родство наше нельзя назвать прямым. Он брат отца моего покойного мужа — сводный, так сказать, дядя. А ему, сколько я знаю, все это известно от матери молодого человека.
Истина, думал Пауэрскорт, лежала на пороге твоего дома. Пока ты мотался, пересаживаясь с поезда на поезд, по Англии, леди Люси просто поговорила с родственниками, живущими на соседней улице.
— И каково же имя этого молодого человека?
Леди Люси помолчала. Ей казалось, что стоит назвать имя, и все переменится. И все же храбрости ей хватило.
— Имя молодого человека — лорд Эдуард Грешем.
На какое-то время Пауэрскорт погрузился в размышления. Не присутствовало ли в том, как он вел себя в Сандринхеме, что-то не совсем нормальное? Да нет, ничего сколько-нибудь осязаемого — хотя, казалось бы, что-то должно же произойти с человеком, когда он убивает будущего наследника трона и, бросив на пол портрет невесты убитого, размалывает его в мелкие куски.
— Лорд Эдуард Грешем. Лорд Эдуард Грешем, конюший Его королевского высочества герцога Кларенсского и Авондэйлского. Покойного герцога Кларенсского и Авондэйлского, принца Эдди, — Пауэрскорт уже обдумывал следующую свою поездку. — Мать его — леди Грешем, леди Бланш Грешем из Торп-Холла, Уорикшир. А огромный город, о котором вы говорили, это Бирмингем. Я прав?
— Вы правы, лорд Фрэнсис, вы правы. Молодой человек из сказки, тот, чья жена лежала мертвой у подножия каменной лестницы, — лорд Эдуард Грешем.
19
Потолок выглядел выходящим за пределы всякого правдоподобия. По четырем высоким углам его стыли ангеловидные гипсовые младенцы; гипсовые девы в скудных покровах, гипсовые девы с трубами, копьями и снопами пшеницы теснились на нем. И филигранно обрамляя всю эту компанию, гипсовая лепнина растекалась по четырем стенам, становясь в углах их особенно замысловатой. В середине же потолка овальная аллегорическая картина в розовых и ярко-красных тонах изображала Аполлона, отъезжающего в своей колеснице на охоту сквозь толчею еще пуще сгустившихся женских телес с гипсовыми же бедрами и грудями.
— Большинство гостей останавливается здесь, мой лорд, — сообщил Лайонс, дворецкий Торп-Холла, что в графстве Уорикшир. — Чтобы взглянуть вверх. Потолок этот выполнен в 1750 году, мой лорд, человеком по фамилии Гиббс, Джеймс Гиббс[63].
Пока Пауэрскорт озирал барочный потолок и изящные очертания колесницы, Лайонс снес его пальто и шляпу в один из дальних углов огромного холла. Интересно, какое убранство присутствует там, погадал Пауэрскорт. Гипсовые вешалки, быть может, со все теми же младенцами, только изогнутыми, готовыми принять на себя груз плащей и пальто визитеров.
— Вот сюда, мой лорд, — холл был очень длинен, со множеством закрытых дверей по двум его стенам.
— Лорд Пауэрскорт, моя леди.
Пауэрскорт оказался в огромной двусветной гостиной с покрытыми росписью стенами. На дальнем ее конце поднялась из кресел, чтобы поздороваться с ним, леди Бланш Грешем. Времени на то, чтобы впитать в себя ее натужное изящество, достоинство и гордость, сквозившие в каждом аристократическом шаге, коими она неторопливо промеряла ковер, у Пауэрскорта было более чем достаточно.
— Лорд Пауэрскорт, очень рада познакомиться с вами. Присядьте, прошу вас.
Повелительный кивок указал, что ему надлежит проделать следом за ней долгий путь к креслу у окна, за коим лежала в оцепенении промерзшая лужайка.
— Лорд Роузбери написал мне о вас. Вы, стало быть, знакомы с лордом Роузбери? — то был не столько вопрос, сколько приказ: отвечайте.
— Он — один из самых близких моих друзей, леди Грешем. Мы уже много лет знаем друг друга. А кроме того, у меня имеется адресованное вам письмо от премьер-министра. Я просто не решился доверить его почтовой службе.
