Аманда Скотт - Код Майя: 2012
— И что мы будем проверять?
— Вашу связь с камнем.
Урсула уже встала и приступила к действиям. Она сняла небольшое зеркало со стены и поставила его на пол, куда падал свет из открытого окна, выходящего на выгороженный участок земли. Затем она взяла коробок спичек и подложила его под зеркало так, чтобы оно отражало поток света вертикально вверх.
Довольная результатами своей работы, она встала возле стены.
— Если вы возьмете свой живой камень и встанете здесь так, чтобы солнечный свет проходил через затылок — основание черепа, где к нему подходит шея — вот так, благодарю, немного левее. Так…
Стелла встала посреди кухни, и череп оказался в полосе света. Ничего не происходило, если не считать того, что она чувствовала себя очень глупо, и одновременно ее охватило отчаяние, словно она провалила экзамен, который не хотела сдавать.
— Урсула, я…
— Вы не могли бы немного сдвинуться влево?
Рука легла на ее плечо и слегка подтолкнула.
— Урсула, это не… Ой!
У Стеллы не нашлось слов, когда в ее руках запульсировала жизнь, а через мгновение два луча мягкого голубого света зажглись в глазницах.
И в голубом участке ее разума, который теперь принадлежал живому камню, появились открытые врата или протянутая рука; приглашение, которое она не смогла понять и на которое не знала, как ответить.
Стелла ненавидела, когда ее испытывали. А еще больше ненавидела ситуации, когда не понимала, зачем эти испытания нужны, и не знала, как добиться результата. Она закрыла глаза, стараясь добраться до открытых врат, вновь потянулась к песне камня — она целый день пыталась ее услышать, — но только сейчас ей удалось полностью сосредоточиться.
Удивительное дело, песнь становилось все труднее слышать, мешало все более громкое гудение осы, тонущей в лимонаде. Не открывая глаз, Стелла видела, как оса сползла в кувшин и теперь раскачивалась на кубике льда, а одно ее крыло погрузилось в липкую воду. Она бы хотела, чтобы оса умерла, так ей мешало ее гудение, но та часть ее разума, что была связана с голубым камнем, не могла этого допустить, поэтому Стелла лишь пожелала, чтобы оса выбралась из воды, и смолкла, и не мешала ей слышать песнь камня.
Оса перестала гудеть. Одновременно смолк камень. Стелла открыла глаза.
— Мне очень жаль, но я не чувствую никаких…
— Стелла, посмотрите на осу.
Оса сидела на краю кувшина и чистила крылышки. Голубой цвет живого камня смягчал желтый оттенок ее грудки до нежной зелени лета.
— Я думала, она тонет.
— Так и было, — сказал Кит.
Он только что проснулся; она определила это по его глазам. Двойственность у него внутри не исчезла, и Стелла не могла ее не видеть. Она не знала, что сказать и как поступить.
Наконец Урсула прервала затянувшееся молчание.
— Я видела, как белый камень Кайкаама исцелил ребенка.
Урсула не смотрела на Кита, когда произнесла эта фразу. Стелла медленно перевела взгляд на мужа. Живой камень пел почти безмолвную песнь. Стелла повернула мягкий голубой свет в сторону Кита.
— Стелла, не нужно. Пожалуйста, — попросил Кит.
Она остановилась. Голубой свет парил рядом с ним, отбрасывая диковинные тени на стол. Кит побледнел и напрягся, новые тени легли на его лицо. Даже в больнице он не выглядел таким больным. Она хотела, чтобы он поправился, и камень хотел этого вместе с ней; камень тянулся к темным уголкам в его существе, словно они были обрывками нитей, которые следовало сплести воедино. Стелла закрыла глаза, чтобы не позволить желанию разорвать ее сердце.
А Кит повторил:
— Пожалуйста.
Стелла ощущала сопротивление как присутствие стеклянной стены; толстой и неподвижной, однако ее было так легко разрушить! Она втянула в себя воздух, стараясь представить себе, как стена разбивается.
Словно с другого континента, до нее донеслись слова Урсулы.
— Не исключено, что это не поможет, но вреда точно не будет.
— Дело не в этом, — хрипло сказал Кит. — Я не хочу вновь обрести способность ходить благодаря помощи Стеллы и жить с этим до конца своих дней. Я слишком многим ей обязан. Стелла! Ты меня слышишь? Прекрати!
— Я перестала. — Ей пришлось повторить еще раз, чтобы убедиться в том, что Кит ее услышал. — Я уже прекратила.
Стеклянный барьер исчез, а вместе с ним и тени. Стелла не знала, что произошло — то ли отступил камень, то ли она заставила их уйти, а может быть, это сделал сам Кит.
Руки Стеллы горели, словно она держала лед в одной ладони, а раскаленные угли в другой. Она вышла из полосы солнечного света. Камень тут же смолк. Стеллу отчаянно трясло. Грудь мучительно болела, как будто она рыдала несколько часов и только сейчас перестала.
Сзади находилась прохладная каменная стена. Она скользнула по ней спиной и опустилась на пол, так что колени оказались на уровне подбородка, а камень был прижат к животу, словно ребенок.
Сквозь ослепительный, причиняющий боль глазам свет она смотрела на Кита.
— Я ничего не стану делать, если ты не хочешь.
— Но ты могла бы это сделать.
— Не я, камень. Я ничего не делала, лишь держала его в луче света. Это удалось бы любому человеку.
— От этого не легче, Стелла.
— О, перестань. — Она закрыла лицо руками, чтобы отсечь свет и не видеть обвиняющих глаз мужа. — Это всего лишь камень. И если он тебе поможет, неужели это будет иметь такое большое значение?
Кит ничего не ответил, и она заставила себя вновь посмотреть на него.
— Неужели будет так ужасно, если ты освободишься от этого?
Он превратился в ребенка, пойманного в ловушку социальных условностей в окружении незнакомцев. Кит бросил выразительный взгляд в сторону Урсулы.
— Давай не будем это обсуждать.
— Не нужно обращать на меня внимание, — попросила Урсула.
— Возможно, но будет лучше поступить иначе.
Что-то плотное и холодное возникло в животе Стеллы, и ей стало трудно вспомнить, почему она так беспокоилась о Ките и его исцелении.
— Можно ли утверждать, что я прошла испытание?
— Несомненно.
— Хорошо. Я не знаю, какую часть нашего разговора слышал Кит, но пока мы не особенно продвинулись вперед, если не считать того, что нам удалось получить подтверждение факта, что это камень Седрика Оуэна, один из тринадцати камней, которые необходимо собрать в определенном месте на рассвете определенного дня, но нам не известно ни время, ни место.
Неприятные ощущения у нее в животе слегка отступили, но сердце все еще мучительно сжималось. Однако к Стелле возвращалась способность ясно мыслить.
— Неужели хранители остальных камней знают так же мало, как мы, или они имеют более четкие представления о том, что делать?
— У меня есть основания считать, что один камень находится в Венгрии и еще один в Египте, и хранящие их семьи знают, каково их предназначение и что требуется делать. Я бы хотела думать, что и остальные хранители понимают, что к чему. Однако я не имею ни малейшего представления о том, как войти с ними в контакт.
— Значит, саам может сказать нам, когда и куда нужно направиться?
— Хотелось бы в это верить, — ответила Урсула. — Проблема состоит в том, как задать вопрос, не отправляясь туда. Когда вы позвонили мне вчера, я послала электронной почтой письмо в Лапландию с просьбой о помощи, но не слишком рассчитываю на ответ. От пастбищ до интернет-кафе в Рованиеми семьсот миль, и лишь один из правнуков Кайка-ама научился пользоваться персональным компьютером.
— Сколько времени потребуется, чтобы добраться до Финляндии? — раздраженно спросил Кит, словно задал этот вопрос только для того, чтобы на него обратили внимание.
— Слишком много. Камень не стал бы рисковать и не вышел бы из тени, если бы до Конца Дней не осталось мало времени.
— А мне казалось, что мы так умны, раз отыскали код к шифру.
Теперь ирония в его улыбке была искренней.
Кит определенно нравился Урсуле. Ее улыбка была полна тепла.
— Так и было, — сказала она. — Если бы не нашлось людей, наделенных достаточной силой сердца и разума, то камень оставался бы скрытым до конца времен и дуга девяти никогда бы не зажглась. Наша проблема состоит в том, что мы не имеем понятия, как искать ответы, не зная последнего срока.
— У нас есть старинная рукопись, найденная среди дневников Седрика Оуэна, — напомнила Стелла. — Именно из-за нее мы и пришли сюда. В ней обязательно должны содержаться ответы.
Она решила, что стоило пережить последние мучительные полчаса, чтобы увидеть изумление на лице Урсулы.
— Я не понимаю.
— Вот.
Кит поднял свою сумку и протянул ее Стелле.
Она вытащила из нее и аккуратно разложила на полу копии дневников, поэму в прозе, которую они нашли в заключительном дневнике, и собственные бумаги с попытками воспроизвести символы майя, обнаруженные в других томах дневника.
