Аманда Скотт - Код Майя: 2012
— Я говорила вам по телефону, что нам удалось найти ряд записей, сделанных при помощи каких-то символов. Они являются частью шифра — мы сумели в нем разобраться благодаря некоторым записям в дневниках. Они представляют собой матрицу двенадцать на двенадцать. — Стелла разложила листы на полу. — Вы можете их прочитать?
Урсула уже опустилась на четвереньки и почти сразу же стала читать вслух.
— «Я, друг… женщины ягуара… я пишу эти… записки о моей жизни, о том, что знаю…» Тут не совсем понятно, мне нужно кое-что уточнить, сложное место. «Я начну в… городе с великой рекой» — должно быть, это Париж. Он никогда не бывал в Лондоне — «и с моей встречи с созерцающим звезды и предсказателем… истинных будущих». Вероятно, это Нострадамус, мы знаем, что они встречались в Париже. О боже…
Урсула задрожала; страницы трепетали в ее пальцах, в глазах загорелся лихорадочный огонь.
— Стелла, это Эльдорадо, главная жила всех золотых жил. Седрик Оуэн прожил тридцать два года в Новом Свете среди майя. Если он записывал то, чему они его учили, этого будет более чем достаточно. Где-то здесь должно быть написано, куда и когда мы должны доставить камень. Как быстро вы сможете подготовить всю рукопись?
— Теперь, когда у нас есть написанная Китом программа, довольно быстро.
— Так чего же вы ждете? — Урсула покраснела, как школьница. — Вы пишите, а я стану переводить. Если мы не будем отвлекаться, то закончим перевод всех тридцати двух тетрадей за неделю
Глава 20
Седрика Оуэна разбудил дождь, который не был дождем. Над ним стоял Диего и брызгал ему водой в лицо. Живой камень, лежавший в заплечном мешке, давил ему на спину. Оуэн вспомнил, что потерял сознание и упал. Перекатившись на бок, он увидел, что ягуар присел на задние лапы и с любопытством на него смотрит.
Теперь Оуэн мог разглядеть, что страшная морда ягуара являлась всего лишь частью шкуры, надетой на туземца, линии, идущие от оскаленных зубов, были вовсе не усами, а шрамами на щеках смуглого лица, а огромные белые зубы ягуара — всего лишь ожерельем, украшавшим вместе с двумя передними лапами фигуру туземца… под ними он увидел два изящных холмика…
Слишком поздно Седрик Оуэн понял, что так сильно напугавший его зверь является женщиной и что под пятнистой шкурой хищника она совершенно обнажена.
Он провел много времени на корабле, где его окружали лишь мужчины. Его взгляд скользнул от головы женщины к ее ногам, а потом вернулся к груди, прежде чем Оуэн взял себя в руки и вспомнил, что он врач и человеческое тело не содержит для него ни тайн, ни соблазна.
Из того места, куда он более не осмеливался смотреть, послышался низкий хриплый голос, в котором трепетал смех.
— Седрик Оуэн, хранитель голубого живого камня, ты боишься смотреть на меня?
Он боялся, но совсем не так, как недавно, думая, что видит живого ягуара. Теперь он боялся за свою гордость и за умение держать себя в руках, а не за тело и душу. Однако он сумел справиться с собой.
Оуэн встал и заставил себя посмотреть на нее. Женщина-ягуар оказалась на голову ниже, чем Диего, который был невысок ростом, но держалась с такой уверенностью, какой Оуэн не видел ни в одной женщине, даже в Медичи, королеве Франции.
Он рассмотрел ее более внимательно — ее тело оказалось мускулистым, как у воина, выделялись лишь более широкие бедра, мягкий изгиб живота и грудь… На его профессиональный взгляд, у нее было никак не меньше троих детей.
В свете заходящего солнца он попытался оценить ее возраст. Поначалу он решил, что она почти его ровесница и ее возраст лишь немногим превышает два десятилетия. Но теперь она подошла поближе, чтобы получше его разглядеть, и он за уродливыми шрамами на ее лице увидел морщины вокруг глаз, огрубевшую кожу шеи и серебрившиеся на висках волосы. В конце концов он пришел к выводу, что ей ближе к сорока, чем к двадцати. Однако от этого женщина-ягуар не показалась ему менее ужасной и одновременно красивой.
Он молча смотрел на нее, что было не слишком приличным. Наконец, стиснув зубы, Оуэн отвел взгляд. Она взяла его за подбородок и повернула к себе.
— Ты меня не знаешь?
— К сожалению, нет, мадам. — Смущение заставило его говорить официально. Он неловко поклонился — мешала ее ладонь — и покраснел, когда она рассмеялась. — Я пришел за помощью для моего умирающего друга.
— И только?
«В том числе и для того, чтобы встретить тех, кто откроет тайну камня. Они расскажут, как лучше всего их узнать и сохранить в вечности».
— Нет, мадам. Я пришел сюда для того, чтобы отыскать то, что потеряно: знание, как правильно использовать мой голубой живой камень. Мне дали понять, что здесь я смогу решить обе проблемы: исцелить друга и узнать тайну моего камня, которая была известна прежде, но моя семья ее утратила.
Женщина-ягуар приподняла бровь и сделала шаг назад, чтобы получше рассмотреть Оуэна. Откровенность, с которой она его изучала, вновь вызвала у Оуэна смущение, и его сердце отчаянно заколотилось в груди. Он ужасно не хотел, чтобы эта женщина разочаровалась в нем.
— Я не имел чести быть вам представленным, в то время как вы все обо мне знаете. Могу ли я просить о приведении весов в равновесие?
— Седрик Оуэн, девятый с таким именем. — Она провела языком по зубам, и это движение вызвало у него ужас и желание одновременно.
Оуэн почувствовал, как шевельнулось его естество, и обратил молитву к небесам, чтобы она ничего не заметила. Она оказала ему услугу и не стала смотреть вниз.
— Я знала тебя еще до того, как ты был рожден, — сказала она. — Я знала тебя до того, как ты в последний раз умер, когда ты не был Седриком Оуэном, и до того, задолго до того. Я знаю, кем ты станешь, когда будешь в следующий раз ходить по земле.
Он ничего не смог ответить. И что-то в его молчании помогло ей принять решение. Она склонила голову, как это только что сделал он. Только в ее движении было больше изящества.
— Я Наджакмал. Ты можешь называть меня Долорес, если так тебе будет легче, — это имя дал мне испанский священник, когда еще верил, что купание в холодной воде может приблизить меня к его богу, сотворенному руками людей.
Она имела не больше отношения к Долорес, чем человек, который привел его сюда, к Диего.
— Я бы предпочел называть вас Наджакмал.
Она кивнула. Ее взгляд уже не был таким обжигающим, как прежде.
— У нас мало времени. Ты готов?
— Я не знаю.
— Мои сыновья не рассказали тебе, что потребуется?
— Ваши сыновья? — Оуэн резко повернулся, его гордость была уязвлена. — Диего?!
Покрытый шрамами туземец робко пожал плечами.
— Как я мог тебе сказать — ты бы все равно не поверил. Среди вашего народа женщины не имеют силы. Они не могут говорить с богом облаченных в черные одеяния священников, они не могут говорить с королями и генералами, возглавляющими армии. Даже среди моего народа в Заме и Мериде женщины значили меньше, чем мужчины, еще до прихода испанцев. Лишь те из нас, что все еще живут в джунглях, знают, что самка ягуара сильнее, самка орла больше, а укус самки змеи несет в себе больше яда.
— И ваша мать?
— Воплощает в себе все эти качества. — Диего широко улыбнулся, показав белые зубы. На его лице появились любовь и глубокое благоговение. — Когда она говорит, мы слушаем. И мы даем ей то, в чем она нуждается.
— Конечно. — Оуэн повернулся к Наджакмал, снял воображаемую шляпу и поклонился.
Даже Фернандес де Агилар не сумел бы это сделать с большим изяществом. Сейчас он лежал на земле у их ног и тяжело дышал. Оуэн опустился рядом с ним на колени и взял руку своего спящего друга, чтобы все вспомнили, зачем он сюда пришел.
— Быть может, теперь вы мне скажете, что нужно сделать, чтобы исцелить моего друга?
Женщина-ягуар, подобно кошке, трижды обошла вокруг него, а потом опустилась на колени с другой стороны от де Агилара и приблизила к нему свое лицо. Глаза Наджакмал засияли светом луны, ослепляя Оуэна.
— Ты можешь зажечь огонь, Седрик Оуэн, хранитель голубого живого камня?
На этот вопрос он мог ответить.
— Я умею зажигать костер с тех пор, как мне исполнилось шесть лет.
— Тогда зажги его сейчас.
— Диего уже…
Она покачала головой, и на ее губах появилась суровая усмешка. Он повернулся и увидел, что Диего растоптал остатки дымящихся углей.
— Ты хранитель голубого живого камня. Ты должен разжечь огонь сам.
Наджакмал увидела, как он потянулся за своим огнивом и трутом, и вновь покачала головой, протягивая ему лук со спущенной тетивой и обгоревший прут, которыми туземцы разжигали огонь. Седрик Оуэн никогда прежде ими не пользовался.
— Нет, не здесь, а там, — сказала Наджакмал, указывая на нужное место, — Над огненным кругом мозаики. Именно там ты должен зажечь свой живой огонь.
