Аманда Скотт - Код Майя: 2012
На овальном диске дракон был изображен лишь контуром и совсем не походил на великолепное искрящееся существо на витражном стекле. Человек был едва намечен, в его руке мог быть зажат как посох, так и меч.
На обратной стороне был начертан знак Весов с Солнцем и Луной, на которые сразу же обратил внимание Кит, когда передал ей медальон.
— Здесь меньше деталей, а потому изображение легче интерпретировать. И весы изображены как знак зодиака, что является подсказкой.
— Можно взглянуть?
Дождавшись кивка Стеллы, Мередит взял медальон и поднял его на цепочке, так что он закачался в косых лучах солнца, проникавших под навес.
— Вы знаете, что окно — это творение Седрика Оуэна? — задумчиво проговорил Мередит. — Эскизы нашли вместе с его книгами и бриллиантами, которые вознесли Бидз на вершину в иерархии Кембриджа. Дракон стал символом колледжа только после того, как обнаружились бриллианты. А до тех пор таковым был стоящий на задних ногах дикий кабан или нечто еще больше соответствующее Плантагенетам, но одним из пунктов завещания Оуэна являлось условие, по которому дракон должен был стать гербом колледжа, а витраж — пребывать в окне «до скончания времен». Возможно, до этого момента остается четыре с половиной года — если мы верим в то, что сейчас здесь происходит.
— А вы верите? — спросила Стелла.
Он грустно усмехнулся.
— Я не верю Розите Ченселлор с ее угрозами глобального таяния ледников, но мне очевидно, что человечество вступило на путь самоуничтожения. Мы культура, севшая на нефтяную иглу, а нефть на планете быстро иссякает. Поэтому не имеет особого значения, каким именно образом мы уничтожим себя — отравим среду обитания химическими отходами или взорвем землю, вступив в войну из-за последних танкеров с черным золотом. В любом случае останется слишком мало людей, чтобы собрать осколки.
— Кое-кто уже говорил мне нечто похожее сегодня утром; майя уничтожили себя за пятьдесят лет, а теперь мы делаем то же самое.
— Совершенно верно. А у них были города с населением в полмиллиона в те времена, когда в Лондоне едва ли насчитывалось двадцать тысяч человек. И выродились не только майя. Все городские цивилизации исчерпывают свои ресурсы еще с тех пор, как Гильгамеш вырубил кедры в Ливане, превратив землю в пустыню. Совершенно очевидно, что история нас ничему не научила. Эта мысль угнетает. В то время как это… — Мередит потер большим пальцем медальон. — Уже очень давно я не испытывал такого приятного волнения. Здесь не может быть никаких сомнений — на обороте изображен знак Весов, не так ли? И солнце весит больше, чем луна, что соответствует истине, хотя откуда Оуэн мог это знать, остается тайной. А дракон великолепен в своей простоте. Я бы даже сказал, он лучше витражного — во всяком случае, в нем больше скрытого смысла.
Он вернул медальон с такой осторожностью, словно это было яйцо с треснутой скорлупой или хрупкая птица.
— Вы можете рассказать мне, где нашли этот медальон?
— В пещере, в Йоркшире, — ответила Стелла, удивившись собственной откровенности. — Медальон был надет на шею скелета. Я спросила у полицейских. Они разрешили мне его забрать.
Цери Джонс сказала, что она может оставить его себе, так что это было близко к правде.
— Понятно.
Мередит потер переносицу.
Стелла чувствовала, что ему хотелось бы о многом ее расспросить, но он решил не делать этого. Она перевела взгляд на бурлящую толпу. Люди стали собираться вокруг трех обнаженных по пояс молодых людей, чьи тела от ключиц до пупка покрывали татуировки. Троица начала мимическое выступление — они показывали различные варианты конца света.
Стелла разглядела в толпе одинокое кресло на колесах. И ей вдруг на мгновение показалось, что Кит стал един в двух лицах: один сидит в своем кресле и смеется до слез, а другой стоит, с трудом сдерживая гнев, способный раздавить их обоих. Темная угроза уничтожения, висевшая над ним в дверях лаборатории Дейви Лоу, не исчезла.
Стелла заморгала, и видение исчезло. Она могла бы о нем забыть, но Мередит Лоуренс тихо сказал:
— Молодой человек воюет с самим собой.
— Он потерял внутреннее равновесие.
Заметно похолодало.
— Я астроном, — сказала Стелла, поскольку ей вдруг показалось, что это имеет значение. — И не верю в астрологию, но Кит родился под знаком Весов, и внутреннее равновесие ему необходимо даже больше, чем воздух и вода. Если так будет продолжаться и дальше, это его убьет.
— Или вас.
— Или меня. — Она отвернулась. — Я не знаю, как сделать его прежним.
— Только он сам на это способен. — Мередит сложил листок с изображением дракона и отодвинул его в сторону. — Быть может, вы сумеете кое-что сделать для себя? Мне, как независимому наблюдателю, представляется, что в вас также имеется некоторая несбалансированность, которую хотелось бы уравновесить, прежде чем ваш друг, рожденный под знаком Весов, сможет обрести спокойствие.
Она вспомнила сдержанный и осторожный голос Кита. «Если я поеду с тобой, это не будет означать, что дело в камне». И еще раньше. «Ты подвергаешься большей опасности. Ты в него влюблена». Стелла посмотрела на него. Кит умудрился заснуть посреди веселящейся толпы.
— Может быть.
Откуда-то издалека донесся бой церковных часов, перекрывший шум фестивальной толпы. Час дня. Стелла встала.
— Я пойду на выручку Киту, пока они не начали использовать его как реквизит для своей пантомимы. Спасибо за разговор. Это было… интересно.
Мередит поднялся на ноги вслед за Стеллой и протянул ой руку для формального прощания. В его голосе она уловила легкую насмешку — скорее над самим собой, чем над ней.
— Можете считать это накоплением опыта, и тогда следующие несколько дней будут для вас не такими трудными. В наших попытках всегда есть надежда; вера и надежда вместе могут сдвинуть горы или хотя бы кротовую кочку. Не забывайте об этом. Я уверен, вы оба справитесь с вашими трудностями.
Глава 19
— Именно здесь найдены дневники Седрика Оуэна. Один из моих предков обнаружил их в стене, заложенной кирпичами, справа от камина, вместе с бриллиантами, которые принесли процветание Бидзу. Его сын написал первую научную работу по содержанию дневников в тысяча шестьсот девяносто восьмом году. С тех пор вся семья на них помешана. Присаживайтесь. Я приготовлю нам что-нибудь выпить, чтобы отвлечься от здешнего хаоса.
Кухня Урсулы Уокер оказалась раем, в котором царила прохлада; просторное помещение с высоким потолком, выложенным каменной плиткой полом, когда-то белой керамической раковиной и каменными стенами в три фута толщиной, не пропускавшими внутрь жару.
Стелла уселась за огромный дубовый стол, за которым могли бы со всеми удобствами устроиться двенадцать человек. Кит спал в своем инвалидном кресле. Окна в кухне были открыты. Шум, доносящийся снаружи, изменился, когда семь сотен мужчин, женщин и детей начали складывать свои прилавки и собираться по домам.
Урсула неторопливо вернулась к столу с подносом, на котором стояли кувшин с домашним лимонадом и бокалы. Она разложила кубики льда по трем бокалам, налила лимонад, подвинула один из них к Стелле, а сама уселась между ней и спящим Китом.
За прошедшие пять минут она сумела избавиться от льняного пиджака, а вместе с ним и от облика строгой женщины, хозяйки фестиваля. На лицо Урсулы упал луч света, и она сразу же стала выглядеть на десять лет моложе. Она подняла бокал.
— Не думаю, что фестиваль — самое лучшее время для знакомства. Быть может, начнем сначала, как будто раньше ничего не было?
— А вы не могли бы объяснить, почему фестиваль проходит именно здесь? — спросила Стелла. — Вы не похожи на человека, которого привлекают подобные вещи.
— Ну, все не так ужасно, как Розита Ченселлор. Кое-что имеет прямое отношение к реальности. — Урсула слегка качнула бокалом, и лед мелодично застучал по стенкам. — Сегодня утром я председательствовала на дискуссии между двумя антропологами и археологом. Надо признаться, что нам пришлось отвлечься на десять минут из-за одного жулика, который хотел обсудить, не является ли потерянный череп Седрика Оуэна Голубым Черепом Альбиона, ведь всякий знает — или не знает, — что череп Альбиона похоронен вместе с Артуром на Авалоне и вернется вместе с ним, чтобы бороться за возрождение Англии. А в остальном обсуждались научные проблемы.
— И о чем же шла речь? — спросила Стелла.
— О взаимосвязях между легендами о хрустальном черепе и апокалипсисом две тысячи двенадцатого года.
Стелла рассмеялась.
— И это антропология?
— Думаю, да, — кивнула Урсула. — В мире слишком много легенд о черепах, чтобы в них не содержалось зернышка правды, и все они указывают на две тысячи двенадцатый год, и не только майя. В Северной и Южной Америке туземные племена готовятся к чему-то очень серьезному, что должно произойти через четыре или пять лет. Ходи[16] созывают свой народ в течение последних трех лет, готовясь именно к этой дате. Многие уважаемые научные журналы готовы печатать материалы на данную тему.
