Джанет Глисон - Смарагдовое ожерелье
Горничная — ее звали Эмма Бейнс — была, как утверждали все, кто ее знал, красавицей с золотисто-каштановыми волосами. Она поразила воображение Чарлза Мерсье, который все еще никак не мог прийти в себя после успеха минувшим вечером. Желая увидеть ожерелье во всей его красе, он попросил ее примерить драгоценное украшение. По когда Эмма открыла футляр и вынула из него ожерелье в форме змеи, Чарлз едва не утратил дар речи — настолько он был потрясен. А потом рассмеялся и сказал, что теперь ему все ясно: это змий-искуситель сбил графиню с пути истинного накануне вечером.
Чарлз Мерсье влюбился в Эмму Бейнс, их знакомство вылилось в любовный роман. Тем временем, к огромной досаде графини, он решительно отклонял все ее приглашения сыграть с ней в ломбер или в какую-нибудь другую азартную игру. Спустя три месяца рассерженная графиня, к этому времени проигравшаяся в пух и прах, решила вернуться в Лондон.
Примерно тогда же Эмма Бейнс обнаружила, что ждет ребенка. Чарлз Мерсье тотчас же предложил ей руку и сердце, но у Эммы Бейнс — глупой упрямой девушки, судя по ее поступкам, — были другие планы. Она ненавидела барбадосский климат и скучала по родине. К тому же в Лондоне у нее был любимый человек, который, она считала, настолько очарован ее красотой, что возьмет ее в жены даже беременную. Не думая о приличиях и благополучии своего будущего ребенка, она отвергла предложение Мерсье.
Чарлз сильно привязался к Эмме Бейнс и, хотя был крайне огорчен ее отказом, ответственности с себя не снял. Он пообещал оказывать помощь ребенку и ее матери, которая не сможет работать после рождения дочери. Эмма, никогда не говорившая ему о своих надеждах выйти замуж в Лондоне, охотно приняла его деньги.
Все это произошло за пятнадцать лет до того, как Чарлз Мерсье встретил Сабину и вступил с ней брак. Он был предельно честен в отношении дочери, которой никогда не видел. Сабине он сообщил о ее существовании и предупредил, что намерен заботиться об этом своем ребенке так же, как будет заботиться о любом из законнорожденных детей, которых родит ему Сабина. Однако брак Сабины и Чарлза оказался бездетным. Чарлз привязался к Виолетте, часто называл ее дочерью, но об обязательствах перед родным ребенком никогда не забывал.
Вскоре после женитьбы Чарлз показал Сабине смарагдовое ожерелье и рассказал его историю. Уникальная красота украшения произвела на Сабину глубокое впечатление, и она попросила у мужа дозволения надевать его иногда. Чарлз Мерсье разрешил. Следующие десять лет Сабина гордо носила смарагдовое ожерелье, надевая его при каждой возможности. Насколько кому-либо известно, Чарлз никогда не говорил Сабине, что ожерелье будет принадлежать ей, но также никогда и не упоминал о том, что намерен завещать его кому-то другому.
Только год назад, после смерти Чарлза, во время оглашения завещания Сабина узнала о его решении оставить ожерелье наряду с другим имуществом своей внебрачной дочери. Свое решение он объяснил просто. Ожерелье было получено из рук Эммы Бейнс. Если бы не эта драгоценность, его дочь никогда бы не появилась на свет. Соответственно, ожерелье должно остаться у нее. Это было бы справедливо.
Нетрудно представить, как разгневана и обижена быча Сабина. Без зазрения совести она отказалась выполнить условия завещания, заявив, что оно было составлено много лет назад, когда они с Чарлзом только что поженились. Чарлз за годы их совместной жизни изменил свое решение. Иначе разве позволил бы он так часто надевать ей это украшение? Более того, Виолетта была ему роднее, чем дочь, которой он никогда в глаза не видел. А сама она, в отличие от Эммы Бейнс, была его законной женой. Что на это могла бы возразить истица?
Вскоре после того, как стало ясно, что Сабина не намерена расставаться с ожерельем, с Виолеттой связался бриджтаунский стряпчий по имени Джон Кобб. Он попросил ее о встрече, чтобы «поговорить о деле, требующем помощи человеку, которому в жизни повезло меньше, чем вам». Виолетта, знавшая о тяжбе лишь в общих чертах, ответила — пожалуй, несколько опрометчиво — согласием на просьбу Кобба, не подозревая, что он действует от лица противницы ее матери.
Кобб сообщил Виолетте, что дочь Чарлза Мерсье, проживающая в Лондоне, примерно одного с ней возраста, что Эмма Бейнс недавно умерла и что, если ее дочь не получит отписанного ей по завещанию наследства, бедняжке придется побираться на лондонских улицах — исход, который Чарлз Мерсье всеми силами старался предотвратить. Неужели Виолетта не понимает, что обязана отдать должное несчастной девушке, которая в глазах если уж не закона, то Господа является ее сводной сестрой.
Виолетта внимательно слушала все, что говорил ей Кобб. Это был высокий симпатичный молодой человек, и ей было приятно, что он проявляет к ней внимание. Она вспомнила, как хорошо относился к ней отчим, и ее кольнула совесть. Виолетта попыталась уговорить мать, но Сабина была непреклонна. Сказала, что даже думать не хочет о том, чтобы расстаться с ожерельем, но, дабы погасить конфликт, готова пойти на компромисс: она обещает выплатить денежную компенсацию дочери Эммы Бейнс, если та откажется от своих притязаний на ожерелье.
Подстрекаемая Коббом, доводы которого не находили поддержки у ее матери, Виолетта металась между двумя сторонами. Откуда бедняжке Виолетте было знать, кто из них говорит правду? Вскоре Кобб начал признаваться ей в любви, обещая, что постарается решить вопрос с ожерельем в ее пользу, если она ответит ему взаимностью. Возможно, истица согласится принять деньги вместо ожерелья.
В этом месте своего рассказа Виолетта стала проявлять видимые признаки расстройства. Со слезами на глазах она заявила, что не питала любви к Коббу, хоть и считала его приятным и симпатичным молодым человеком. Она делала все, чтобы охладить любовный пыл Кобба: писала и говорила ему в лицо, что не хочет иметь с ним дела, и если он намерен торговаться с ней, то ожерелье ей тоже не нужно.
После того как они покинули Бриджтаун и поселились в Астли, Виолетта уже думала, что навсегда избавилась от назойливого кавалера, и, как вы понимаете, едва поверила своим глазам, когда, прогуливаясь по саду с Фрэнсисом Бентником, вдруг натолкнулась на Кобба. Пребывая в смятении, она сообщила матери о встрече с ним и умоляла ее отдать ему ожерелье, иначе она сама не будет знать покоя. В конце концов, зачем ей ожерелье, убеждала она мать, если у нее есть Герберт, который купит ей с дюжину таких украшений?
Весть о появлении Кобба, казалось, не удивила Сабину. Она сказала дочери, чтобы та не беспокоилась об ожерелье. От своего решения она не отступит. У нее не было намерения расставаться с ожерельем раньше, нет такового и теперь. Герберт знает подробности дела. Он должен навестить Кобба и затем посоветует ей, как действовать дальше.
Думаю, только тут до Виолетты дошло, сколь двусмысленны были слова ее матери. «Мисс Маннинг, — сказала она, — ничего этого я прежде вам не говорила из страха, что маму заподозрят в причастности к гибели Кобба, если я признаюсь, что знакома с ним. Мама очень дорожит этим ожерельем. Как знать, на что она пойдет, чтобы оставить его у себя? Но теперь, когда вы сказали, что Кобб жив, а умер совсем другой человек, мне нет причины скрывать от вас правду, верно?»
Я не указала на очевидное — что, возможно, Хора убили по ошибке, приняв его за Кобба, и если это так, то вполне вероятно, что это сделала ее мать. Зато я спросила, знакома ли ее мать с Коббом. «Нет, — не колеблясь, отвечала Виолетта. — Кобб знал, что мама настроена к нему враждебно, и старался не попадаться ей на глаза. Насколько мне известно, она никогда не встречалась с ним».
Разумеется, мой друг, это только лишний раз подтверждает нашу самую правдоподобную догадку. Если Сабина не знала, как выглядит Кобб, она вполне могла убить Хора по ошибке. А вы как думаете?
С уважением, Лиззи Маннинг.Джошуа потребовалось несколько минут, чтобы мысленно разобраться во всем. И побуждения Лиззи Маннинг, и содержание ее письма его заинтриговали. Писала она с душой, явно следуя его указаниям. Однако на некоторые вопросы не ответила, некоторые указания проигнорировала, и это многое могло сказать об ее истинной натуре. Что такое написал ей отец, что вынудило ее в спешке покинуть Астли? Почему она отправилась в питомник выяснять что-то об ананасах именно в то утро, когда он должен был приехать? И почему в письме не удосужилась объяснить это? Почему она умышленно проигнорировала его просьбу не говорить Виолетте о том, что Кобб, возможно, жив? Длинная история ожерелья весьма занимательна, но большую ее часть он уже знал от Кобба. Лиззи также не стала подробно расспрашивать Виолетту, как он просил, о том дне, когда он уехал из Астли. А ему хотелось бы знать во всех деталях, как она отдала ожерелье горничной, и сравнить ее рассказ с ответами служанки. Ему хотелось бы знать, считает ли Виолетта Мари преданной, давно ли та находится у них в услужении и способна ли на воровство. Однако эти важные вопросы или вообще не были упомянуты, или были упомянуты вскользь. Почему Лиззи пренебрегла его важными указаниями?
