Джанет Глисон - Смарагдовое ожерелье
С помощью горбатого слуги Джошуа вытерся, морщась каждый раз, когда полотенце касалось синяка или ссадины, то есть постоянно, ибо все его тело было сплошь в синяках и ссадинах, и с трудом оделся. Но когда он попросил Хендерсона обработать его раны, старик нахмурился и покачал головой:
— Простите, сэр. Сейчас позову того, кто умеет это делать лучше меня.
С этими словами он поклонился и ушел.
Джошуа не спросил у Хендерсона, кого тот пришлет вместо себя. Думал, кого-нибудь из женской прислуги — старшую горничную или даже экономку. Ожидая прихода служанки, он стал осматривать свои ожоги — самые болезненные из его ран. Обожженная кожа вздулась пузырями, которые были наполнены водянистой жидкостью. В тех местах, где кожа лопнула, виднелась кровоточащая плоть, столь мучительно чувствительная, что ему дурно становилось при одной только мысли, что ее может что-то коснуться, тем более застегнутые рукава сорочки.
Джошуа всегда придумывал себе мнимые болезни, но сейчас, получив настоящие травмы, как ни странно, был на удивление спокоен. Ожоги были сильные. Если раны не заживут, на живописи можно будет поставить крест. Но он не расстраивался. Что будет — то будет, думал Джошуа, теперь уже ничего не поделаешь.
Вскоре после того как старый слуга ушел, раздался тихий стук, и дверь отворилась.
— Насколько я поняла, вы ранены и вам требуется помощь, мистер Поуп?
Его брови взметнулись вверх, на щеках проступил румянец. К его великому изумлению, на пороге стояла Каролина Бентник. В руках она держала поднос с мазями и склянками.
— Мисс Бентник. Простите за беспокойство. Я не посмел бы тревожить вас, только Хендерсон побоялся притрагиваться к ранам и сказал, что пришлет кого-нибудь вместо себя.
— Думаете, я не подхожу для этого, мистер Поуп? — спросила Каролина. Она приблизилась к нему и, поджав губы, стала разглядывать глубокую рану на его голове. Потом осторожно приподняла одну его руку, затем вторую, осматривая запястья. — Он правильно поступил. Я немного разбираюсь в медицине — мама научила. Сделаю, что смогу, но, если через пару дней вам не станет лучше, придется обратиться к врачу.
С этими словами Каролина Бентник откупорила маленькую коричневую бутылочку и налила в чашку глоток какого-то снадобья.
— Примите это, мистер Поуп.
— Что это?
— Лекарство, снимающее боль.
— Настойка опия?
— Нет. Если непременно хотите знать, это смесь из того, что обычно под рукой. Мед, вода, вино и измельченный ситник. Выпейте, вам станет легче.
Джошуа выпил горьковато-сладкую жидкость. Почти сразу же боль уменьшилась. Когда Каролина перышком нанесла ему на раны мазь, приготовленную, как она объяснила, из клевера, оливкового масла и патоки, и стала накладывать на запястья повязки, он уже не чувствовал боли.
— Не надо так туго, — запротестовал Джошуа, — я же не смогу рисовать.
— Значит, на пару дней придется найти себе другое занятие. Например, дайте еще несколько уроков мисс Маннинг.
— Мисс Маннинг недостает усердия, — сказал Джошуа. — К тому же она слишком занята, на общение со мной у нее нет времени. Сегодня я заезжал к ней, но ее не оказалось дома.
Каролина Бентник улыбнулась и посмотрела ему в глаза:
— Лиззи Маннинг очаровательная девушка. И о вас она очень высокого мнения. Умышленно она не стала бы проявлять к вам неуважение. Если она пропустила встречу, значит, на то у нее была веская причина.
— Все это очень хорошо, мисс Бентник. Однако что это была за причина?
Глава 29
После ухода Каролины Бентник Джошуа собирался найти Бриджет, но принятое снадобье оказалось сильнее, чем он ожидал. Ему не хотелось засыпать, но голова стала ватной, веки отяжелели, словно на них положили по горсти соверенов, и спустя несколько минут он провалился в забытье.
Проснулся он весь в поту. Его переполняла столь неизбывная тоска по Рейчел, какой он не знал вот уже несколько месяцев. Некоторое время он пытался утешить себя мыслями о Мег и их последней встрече, но это только усугубило снедавшее его чувство одиночества. Было утро. Стрелки на его часах показывали начало восьмого. Ночь наступила и прошла, а он ничего не помнил. С улицы доносился щебет птиц, но в доме стояла тишина. Пока он спал, кто-то раздел его. На нем были ночная сорочка и ночной колпак; его одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле. Интересно, кто же о нем позаботился? Он не помнил, как его переодевали, но молил Бога, чтобы это был Питерс или кто-то еще слуг, а не Каролина Бентник.
Чашка с остатками снадобья все еще стояла на тумбочке. К ней было прислонено пухлое письмо. Джошуа не помнил, чтобы видел его раньше, и предположил, что письмо, вероятно, доставили после того, как он уснул.
Сначала Джошуа подумал, что оно, должно быть, от Бриджет, которая была оставлена на Герберта Бентника, и разволновался, опасаясь, что в письме содержатся упреки в его адрес за то, что он не уделил ей внимания, хотя сам настоял на том, чтобы она повременила с возвращением в Лондон. Он и так уже оказался в затруднительном положении, предложив Коббу пожить в его квартире. Это было крайне неразумное решение. Джошуа полагался на Бриджет, надеялся, что она из доброго расположения к нему укротит гнев матери. Преисполненный дурного предчувствия, он схватил письмо.
Потом, еще до того, как успел его вскрыть, у него мелькнула другая мысль. Следовало бы сразу догадаться, как только он увидел почерк, что это сообщение не от Бриджет, а от Лиззи Маннинг.
29 мая 1766 г.
Барлоу-Корт, Ричмонд
Мистер Поуп!
От экономки я узнала, что сегодня утром вы приезжали в Барлоу и немного расстроились, не застав меня дома. Простите, что не встретила вас. Я ездила в питомник, чтобы поговорить с садовником об ананасах. Еще раз простите за то, что покинула Астли, не посвятив вас в подробности своей беседы с Виолеттой. Едва мы с ней поговорили, как я получила сообщение от отца, что и заставило меня уехать скорее, чем я планировала.
А теперь позвольте пересказать вам весьма интересный разговор. Я пригласила Виолетту на прогулку после того, как она в очередной раз вернулась из Лондона, куда ездила на примерку платья. Господи, что это за наряд, которому следует уделять так много внимания?! И ведь платье еще не готово. Представляете? Миссис Боулз, несчастная портниха, доставит его на днях. Виолетта говорит, портнихе придется остаться в Астли — на тот случай, если нужно будет что-то подправить, — иначе ей не заплатят.
Как бы то ни было, ближе к делу. Я сказала Виолетте, мы считаем, что Кобб, возможно, жив и что, возможно, это ОН виновен в пропаже ожерелья. Не бойтесь, я не упомянула про письма, что мы нашли. Не могла же я выдать вас.
Когда она услышала, что, по нашему мнению, в оранжерее умер не Кобб, а Хор, ее лицо просветлело. Видя это, я спросила, по-прежнему ли он ей не безразличен. Она ответила, и довольно резко, что между ними ничего нет. Напротив, мне следует знать, что в ее сердце живет другой мужчина. Полагаю, этот другой мужчина — Фрэнсис, и она не назвала его имя только из страха рассердить меня.
Я стала расспрашивать ее про ожерелье, и она заявила, что, должно быть, я действую по поручению Кобба, ибо тот не раз обращался к ней за помощью — просил, чтобы она убедила мать вернуть драгоценность, но та, несмотря на ее уговоры, не хотела расставаться с украшением. Я заверила ее, что занимаю нейтральную позицию в отношении Кобба и принадлежности ожерелья и что сейчас самое главное — в интересах ее матери — отыскать украшение. После этого она успокоилась и поведала мне кое-что из истории ожерелья. Весьма занимательные факты. И пусть с нынешними событиями они связаны постольку-поскольку, думаю, их стоит здесь изложить.
Чарлз Мерсье, отчим Виолетты, зарабатывал на жизнь тем, что сопровождал различные грузы. Добродушный, бережливый человек, он питал глубокое отвращение ко всякого рода авантюрам и азартным играм. Эта его странная антипатия зародилась еще в молодости, после одного случая, который он часто в назидание рассказывал Виолетте, чтобы отбить у нее всякую охоту к азартным играм.
В возрасте двадцати трех лет ему случилось быть на приеме в доме губернатора, где его представили недавно овдовевшей графине, состоятельной женщине, некоторое время назад прибывшей в Бриджтаун, чтобы осмотреть свои владения на острове. В течение вечера Чарлз Мерси развлекал ее беседой, и она уговорила его сыграть с ней в ломбер. По какой-то странной прихоти судьбы Чарлз, который едва ли мог отличить валета от туза, постоянно выигрывал. В числе его выигрыша оказалась долговая расписка графини, в которой та обязалась отдать ему ценное смарагдовое ожерелье, которое принадлежало ее семье на протяжении нескольких столетий. Утром следующего дня графиня прислала ему ожерелье со своей горничной, вероятно надеясь, что со временем ей удастся отыграть свою драгоценность.
