Алексей Поярков - Ликвидация. Книга первая
Он засмеялся, но как-то криво, ненатурально. Уголовникам, которые на допросах смеялись таким же фальшивым смехом, Гоцман ни в жизнь не верил. Впрочем, Омельянчук быстро умолк и снова помрачнел.
— А шо еще?
— Ваську твоего Соболя в подсобное хозяйство сплавил, — с виду беззаботно обронил Омельянчук. — На всякий случай. К вечеру будет… Тишака еще не видел?.. Ему из центральной картотеки за Радзакиса ответили… Статьи обычные, ничего особливого: вооруженный грабеж, нападения с целью ограбления… Первая ходка в двадцать седьмом году. В сорок третьем выдернут с зоны на фронт, через полгода комиссован по ранению. Тут же сел снова по 152-й, развращение малолетних… Дали пять лет, два с половиной отсидел, вышел по амнистии «семь-восемь». Устроился шоферить в инкассацию. Словом, биография вроде богатая, а уцепиться так и не за что… Э-э… По Филимонову-Живчику тоже пришло. Ну, тут пацан посерьезнее — убийства еще до войны, побеги…
Гоцман продолжал пристально смотреть на шефа. Омельянчук замычал утесовскую песенку, повернулся к своему столу, открыл чернильницу, заглянул в нее, перевернул на перекидном календаре очередной листок, крепко подергал себя за правый ус…
— Да! — внезапно вскинулся он. — Арсенин тебя нашел?
— Зачем?
— Марку сегодня операцию делают.
— Да ты шо? — подался вперед Гоцман. — Когда?!
— Звонили в госпиталь, в Москву! — радостно зачастил Омельянчук. — Аж два раза! Они говорят, к вечеру звоните! Ну, все, иди!.. Дуй до театра, там уже кассы открывают!
— Андрей Остапыч, так шо… — произнес Гоцман, поднимаясь, но Омельянчук замахал на него руками, словно выгоняя гусей:
— Иди-иди!.. Иди!..
Когда за Гоцманом закрылась дверь, Омельянчук с шумом выдохнул воздух. Набулькал из графина полный стакан теплой воды и залпом проглотил. Расстегнул верхнюю пуговицу синего кителя, сел за стол. И в который раз пожалел, что бросил курить.
На воровской малине, что размещалась в прекрасном одесском переулке, названном именем лучшего, талантливейшего поэта советской эпохи Маяковского, Чекан расчесывал перед зеркалом волосы. По привычке тронул пальцами шрам у виска, одернул гимнастерку и невольно скрипнул зубами от боли в раненой руке. Повернулся к посвистывавшему за спиной Толе Живчику.
— Так что за операция?
— Не знаю, — пожал плечами Живчик. — Сказали, срочно.
— «Срочно»! — проворчал Чекан. — Премся средь бела дня, а у меня даже ксивы нету.
— Штехель обещал — к вечеру будет.
Чекан подошел вплотную к Толе, заглянул в его наглые, блеклые, ничего не выражающие глаза.
— Объясни мне, Толя, как получилось, что два честных вора ходят на коротком поводке у какого-то Академика. А?
— А мне, Чекан, с поводком спокойнее, — отозвался Живчик. — Думать меньше… А вы ж вроде с Академиком кореша были, разве нет?
— Так мы с тобой тоже были…
Не закончив фразу, Чекан рывком извлек из-за пояса «парабеллум», выщелкнул обойму, вставил обратно. Живчик спокойно поднял вверх ладони, показывая, что они пусты.
— Где Ида, Живчик?
— Не знаю, — быстро ответил тот. — Ей-богу.
— Толя!..
— Ну, не знаю.
— А кто знает?
— Штехель. Ты у него спроси.
— Я спрошу, — невнятно пообещал Чекан. — По полной!
Он сунул пистолет за пояс, взял полотенце и быстро, умело прошелся по всем местам в комнате, где могли остаться его отпечатки. Дождавшись, пока он отвернется, Живчик быстро выхватил из кармана свой «вальтер» и спрятал его за спину.
— Волыну засунь обратно, — не оборачиваясь, приказал Чекан.
Живчик спешно спрятал пистолет снова в карман, широко улыбнулся подельнику. Чекан пару секунд тяжело смотрел на него, потом бросил:
— Ладно. Пошли.
Глава четырнадцатая
Что в УГРО что-то затевается, Гоцман понял, как только увидел двух лейтенантов МГБ, тащивших по коридору толстые стопки картонных папок. Следом шел третий — конвоир с расстегнутой кобурой. Давида так удивило это зрелище, что он даже головой покрутил, рукой с зажатыми в ней билетами на концерт по лбу постучал. Может, от побоев Максименко что сдвинулось?.. С каких это пор личные дела одесских уголовников так спокойно носят по коридору, да еще стопками, да еще посторонние люди?..
В его кабинете также царил хаос. Все члены опергруппы Гоцмана в разнообразных позах расположились кто где и были заняты крайне интересным делом — распределением серых папок с личными делами по буквам. Руководил работой полуседой майор в очках — начальник картотеки УГРО.
— Строго по буквочкам! — приговаривал он. — Не путаем! Строго по буквочкам…
— А шо это здесь МГБ делает? — осведомился Гоцман с порога.
— То УВКР, Давид Маркович, — уточнил с полу Якименко, — контрразведка округа… А это… — он обвел руками происходящее, — это по приказу Андрея Остапыча нам приволокли почти всю картотеку. Сказали, бикицер, отберите самых кто в авторитете и особо опасных. Забрали их дела и унесли.
— Не понял, — Гоцман обернулся к начальнику картотеки, — а нам шо, уже не надо?
— Сказали, к вечеру вернут, — нервно поправил очки тот. — Не знаю. Мне приказали…
— Интересное кино, — пожевал губами Гоцман. В задумчивости коснулся залепленного пластырем носа. И вспомнил про зажатые в кулаке билеты.
—Леша, — тронул он за плечо Якименко, — сделай по дружбе. Один билетик отнеси вот по этому адресу… — Он подсел к столу и быстро накорябал карандашом на обратной стороне билета адрес. — Зовут Нора. Скажи, буду ждать у театра, но, если шо, пусть внутрь заходит…
— Сделаю, — расплылся в улыбке Якименко и, явно обрадованный возможности не копаться в папках, шагнул к двери. Гоцман удержал его за рукав:
— Леша, а шо Омельянчук такой дерганый?
— Так он же с утра по начальству за вас ходил…
— А кроме того, все нормально?
— Не знаю…
— Черт его… — пробормотал себе под нос Давид. — Шо-то чую, а шо — не пойму… И дела все позабирали… Контрразведка ходит…
— А шо такое? — пожал плечами Якименко.
Но Гоцман быстро помотал головой — тебе эта забота не сдалась. И, хлопнув Леху по плечу, подтолкнул его к двери…
Настенные часы мягко, уверенно отстучали время. Гоцман поднял глаза на циферблат и чуть не схватился за голову — мама дорогая!..
— Леня! Тишак!.. Остаешься для присмотра! Остальным — быстро со мной до вокзала!
Оперативники с веселым гулом, толкаясь, покинули душный кабинет. Какое бы ни было дело с Гоцманом — это ж дело, а не то что в пыльных бумажках копаться.
В большую фотолабораторию штаба округа офицеры то и дело вносили пухлые штабеля серых папок. Эксперты молча фотографировали первые страницы каждого дела — клички, приметы, анфас, профиль…
Привокзальная площадь была переполнена встречающими. В глубине толпы глухо бухала медь духового оркестра. И только по восторженным крикам и взглядам толпы можно было приблизительно определить, где именно идет Утесов…
— Дядя Ледя! Дя-я-ядя-я Ле-е-едя-я-я!!! — радостно орал Мишка Карась, изо всей силы работая локтями и ногами.
Уже была видна цель. Смеющийся Утесов как раз принимал букет от очередной городской организации, когда Мишку приподняла на воздух неведомая сила. Что-то похожее с ним уже произошло, когда он попрощался с маршалом Жуковым… Мишка поднял глаза и понял, что прав. И в том, и в этом случае причиной был почтенный Давид Маркович Гоцман. Только с носом у него было что-то не то.
— Давид Маркович! — радостно удивился Мишка, попытавшись для начала высвободиться и быстро сообразив, что это не удастся. — А вот вам здрасте! Шо у вас с носом?..
— Пошли, вечный племянничек! — буркнул Гоцман, выволакивая Карася из толпы.
— Утесова же пропустим, Дава Маркович… — заныл Мишка.
Гоцман молча, умело пробежался по его карманам, поцокал языком. На его ладони лежало несколько разнокалиберных часов — от дорогущих дореволюционных «Братьев Одемар» до новейшей московской «Победы», мечты любого модника. Тяжело вздохнув, Гоцман отвесил пацану подзатыльник.
— Фимы мне не хватало, теперь ты… Поехали, лишенец!..
— На машине поедем, Давид Маркович? — радостно встрепенулся Мишка.
— На машине, на машине… На машине под номером 18, пять копеек станция. А будешь и там к чужим карманам присматриваться — пешком побежишь.
— Да ну, трамвай… — разочарованно протянул Мишка.
— Элиту они воспитывают! — гремел Гоцман через час, расхаживая по кабинету директора дипломатического интерната. — Пацан шлендается незнамо где, а они и в ус не дуют! Кто у вас отвечает за то, как пацан себе живет?! Где порядок, где дисциплина?!!
Директор не перебивал, слушал внимательно. Это только раззадорило Гоцмана.
— Мишка у вас казенит третий день — сам мне сказал, — и шо?! При входе мне дежурный честь отдал, и стоит себе спокойный! Будто Мишка только вышел!..
