А. Веста - Доля ангелов
— Маша, я «снял» стрелка. Он стоял здесь с тридцать девятого года, когда в Тибет пришла экспедиция Третьего рейха. Маша…
Я осекся в ужасе: вместо Маши, прижавшись спиной к камню, сидела незнакомая мне величавая старуха. Ледяной ветер играл седыми волосами, но сквозь трещины морщин я узнал Машу! Раненная отравленной пулей из прошлого, она состарилась за несколько минут, но патина тусклой старости не стерла ее красоты.
— Знаешь, мне что-то не по себе, словно из меня вынули кости, — она улыбнулась пепельными губами.
Солнце село, посвистывал резкий ледяной ветер.
При свете костра я прокалил на огне нож, и снял с нее набухшую от крови куртку. Пуля застряла выше локтя в мякоти, не дойдя до кости, видимо, потеряв свою сокрушительную силу в пуховике. Стиснув зубы, Маша терпела мои неловкие движения.
— Эта пуля несет яд времени, — прошептала она. — От него разрушаются пирамиды и рассыпается металл.
— Но Любовь возводит мир заново. Время не властно над любовью! Она и есть та Златая Цепь, дух жизни, что соединяет атомы в гигантские миры! Мир жив любовью, Машенька…
Она вновь улыбнулась искусанными губами печально и благодарно. На ее темном лице жили только глаза.
— Маша, потерпи, Маша, — я зацепил пулю кончиком ножа. Низко опустив голову, она молча терпела боль. Наконец я вынул из раны латунную пулю со стальным жалом.
Я укрыл Машу от ветра и надел на ее ладони перчатки, чтобы она не видела своих иссохших рук.
Маша лежала у едва тлеющего костра. Она смотрела на прозрачные алые угли и сама выгорала изнутри, как свеча. Кельтский крестик на ее шее опадал все реже и ниже.
Я поднес к ее губам флягу с водой. Она пила жадно, зубы стучали о край. Я пытался согреть ее руки и лицо с ледяным заострившимся носом, чувствуя, как уходят ее силы.
— Пуля из прошлого догнала меня, — жалко улыбнулась Маша. — Возьми на память, — прошептала она, трогая свой серебряный амулет. — Этот знак, кельтский крест, круглая ярга — не просто символ. Крест в круге вечности — это компас Севера, движение солнца от ночи к дню, от зимы к лету, вечный путь на Север, к свету изначальному… Дальше ты пойдешь один. Это приказ…
Она умолкла и отвернула лицо.
Прежде я никогда не видел ее плачущей, словно эта хрупкая девушка была выкована из стали, из самых звонких и лучезарных ее сортов.
Из-за перевала доносится рокот мотора. Он быстро крепнет в морозном воздухе. Поток света от мощных фар высвечивает долину. К нашему костру ползет большой военный джип с крытым кузовом. Покачиваясь, он лавирует, выискивая дорогу между крупных валунов. Из джипа выпрыгивают солдатики-коммандос с автоматами наперевес, совершенно киношные, нестрашные. Они стремительно занимают позиции за камнями и уступами скал. Последним из джипа вываливается знакомая фигура, затянутая в форму горного стрелка. За черными очками трудно признать Мару. Странно, но я почти рад этой встрече. Ненависть вскипает где-то у горла, слова выходят с жестким клекотом:
— Ну, здравствуй, брат мой, Каин.
— Я тебе не брат, — бросает Маркел.
— Да ты прав. У шеддим не бывает кровников. Вы размножаетесь духовной инфекцией.
— Не витийствуй, брателло. Отдай перстень, я хорошо заплачу.
— Перстень не продается.
— Сколько ты хочешь? Пять, десять, двадцать миллионов? — шепчет Мара. — Они здесь, — он распахивает кофр. Ветер ерошит пачки денежных знаков.
— Тебе не видать перстня…
— Гони перстень, ублюдок, или я сниму его с трупа, — Мара перекидывает на грудь автомат и щелкает предохранителем.
— Не трать пули, Маркел. Это перстень Бога Войны, кольцо Десятого Аватары, и кто владеет им, тот непобедим!
— Тупица, воображаешь себя Богом Войны, а сам не догадался даже выбросить мобильник. Пеленг берет объект через спутник с точностью до ста метров. Я бы давно мог поймать тебя, но мне было интересно, как ты будешь дрыгаться.
Я улыбаюсь ему в лицо. На щеке лопается обожженная горным солнцем кожа, руки дрожат. Маша становится рядом со мной и кладет руку мне на плечо.
— О, да у вас свадебное путешествие! Что-то твоя невеста неважно выглядит, пожалуй, ей осталось жить совсем недолго.
— А ты, Мара, давно мертвец. Тебя нет. Я убил тебя в себе как собственного демона зависти и жадности. С тех пор я очень изменился. Я научился воспринимать внешний мир как удар и с первого взгляда отличать шеддим от нормальных живых людей. Я нашел любовь и я… Я даже благодарен тебе… Прощай, братец Смерть.
Я подхватываю Машу и иду к черным полированным зеркалам — Короне Времени.
Я не слышу свиста пуль. Свинцовые осы рвут в клочья куртку, впиваясь, жалят спину раскаленными буравчиками. Я не чувствую боли, но алые маки пятнают снег под моими ногами.
Я прохожу сквозь кольцо из черных кристаллов, похожих на туманные зеркала. Время стремительно бежит в прошлое и обдает нас колючим ветром. Ярга в перстне вращается влево. Щеки Маши розовеют, лицо и тело наливаются юной силой, только волосы ее все еще покрыты седым инеем.
Кованые двери со свастикой не заперты. Низкие своды пещеры заставляют сгибать голову. Чрево горы изрыто штольнями, пещеры превращены в воинские склады. Латинские буквы: «СС», похожие на две сломанные восьмерки, крупно выписаны белой краской на крышках черных дощатых ящиков. И вот наконец выход. На каменной террасе, под навесом скалы стоит круглый аппарат на паучьих лапах. Он совсем новенький и блестит, как солдатский котелок. На боках в белом круге чернеет свастика. Неужели это летающая тарелка?!! Обыкновенная летающая тарелка, как их рисуют на обложках фантастических книг.
Должно быть, отсюда, из вертикального коридора времени, из 1939 года все еще стартуют летающие тарелки. Фантомы Третьего рейха появляются в небе над Гималаями, но ни один радар не может их засечь?..
— Арсений, ты ранен?
— Нет… Пули застряли в крутке.
Перстень на моей груди накаляется и обжигает кожу. Я догадываюсь, что мы должны скорее покинуть ловушку.
Внутри галереи слышен топот и гомон. Маркел и его свита пытаются нас преследовать, но шум погони быстро стихает. Ловушка времени пустовала недолго. «Коммандос» обречены на вечную ненасытную гонку в лабиринтах времени. Я прохожу скалу насквозь с Машей на руках. Мы с ней под защитой алого камня, и ловушка выпускает нас.
До Симбх-Ири мы добрались только через два дня, несмело постучали в обитые светлым металлом двери, и они беззвучно раскрылись. Смуглый человек в белоснежной одежде, свободно обернутой вокруг тела, поклонился нам с величавым достоинством. Длинные волосы покрывали плечи, по груди струилась седая волнистая борода. Он выжидающе посмотрел на меня.
— Всяк дом свят, — неуверенно назвал я пароль Златой Цепи.
Он удивленно и радостно вскинул брови.
— Всяк человек — свет, — ответил он с мягким акцентом.
Еще раз склонив в поклоне темные кудри, насельник Львиной скалы пригласил нас в теплую, светлую комнату и жестами предложил отдохнуть и переодеться.
— Покой! — сказал индус и улыбнулся этому русскому слову.
Стройные девушки в белых сари принесли кувшины горячей и холодной воды для омовения и обычную одежду паломников: белые одеяния без швов с пеньковой опояской.
На низкий столик с львиными лапами поставили поднос с чашками душистого чая, блюдо отекающих медом сот и плоские хлебцы, похожие на подсолнухи с загнутыми краями.
Мы наскоро смыли пыль, переоделись и накинулись на еду. Мы не сразу заметили, что не одни. Сложив на груди смуглые руки, за нами наблюдал седовласый красавец. Он был похож на красивого славянина со смуглой от горного солнца кожей, Его длинные волосы были разделены на пробор и стянуты берестяным обручем-оберегом. Я даже не удивился, когда он заговорил по-русски, но с едва уловимыми старинными интонациями:
— Чистые духом и телом, благочестивые вира, свободные от эгоизма и темных желаний, добро пожаловать в Симбири! Я настоятель этой обители. Отдыхайте, вы гости Великого Льва Гималаев.
Я протянул ему на ладони перстень.
— Ключ Агартхи, — задумчиво сказал настоятель. — Большой кристалл находится там, а кусочки блуждают по миру, постепенно собираясь в единое целое. Но всякая капля должна вернуться к истоку — это один из законов Шамбалы. Пойдемте. Я покажу вам путь к горячему горному источнику. Омовение в нем вернет вам силы.
— Купание в кипятке и двух водах, если верить русским сказкам?
— И еще в молоке, — улыбнулся настоятель. — Но в молоке вы еще искупаетесь, если дойдете до Пояса Туманов и до Тайной земли, лежащей по ту строну от Белых Вод. Ваш путь по Златой Цепи скоро завершится.
— Вы держатель Злотой цепи? — переспросила Маша.
— Нет, но мы храним память о ней. Распалась Златая Цепь и больше ее не будет. Ее начало простирается в глубины Золотого Века, в память прежних царств, в глубину Атлантиды. Гималаи хранят ее следы. На здешних скалах светится огненная «ваджра», молот великанов. И в память о северной прародине письма пишут на бересте.
