А. Веста - Доля ангелов
Проводник не врал насчет чудес. По пути мы несколько раз видели ночные шаровые молнии. Там, где при свете дня простирались недоступные склоны, по ночам вспыхивали огни, словно кто-то подавал знаки ярким фонариком. Мы проходили сквозь долины гейзеров и цветущие рощи. Но уже за следующим перевалом лицо обдирал ледяной ветер. Позади осталась долина Дакшасов, где свист и дикие крики раздавались внезапно среди безмолвия скал и так же внезапно стихали, и каждый новый шаг по безжизненному плато отдавался долгим гулом в подземных пустотах под нашими ногами. Мы уходили все дальше в ледяной, отрешенный край. Тёмно-фиолетовое небо казалось еще темнее от блеска снегов, а горы походили на морщинистых старцев в снежных мантиях, безмолвно и грозно взиравших на наши усилия.
— Симбх-Ири, — щурясь на закат, проводник показывал на горизонт.
В Тибете самый чистый воздух в мире и видно на десятки и сотни километров вокруг. В бинокль я разглядел гигантскую скульптуру льва с человеческим лицом, величавым, как у египетского Сфинкса. Каменный исполин лежал на гранитном плато. Его передние лапы были протянуты на восток, а лицо, в отличие от египетского оригинала, было обращено на запад, словно стражник охранял сразу две стороны света.
Проводник зажег в скальной нише ветки можжевельника. Так он обозначал свое почтение перед горными духами. Отвесный склон над нашими головами уходил в небеса. На нем темнело гигантское изображение кобры, выбитое в красноватом граните.
Дальше идти проводник отказался наотрез. Здесь кончались туристические тропы. В окрестных скалах не виднелось ни одной пещеры-кельи, и это было странно, зная, как буддийские монахи любят медитировать с видом на священные объекты. По каменистому дну долины когда-то, похоже, проходила автомобильная колея, но она круто обрывалась, не доходя до перевала.
Мы устроили прощальный ужин для нашего проводника. Здесь, в разреженном горном воздухе чай закипал мгновенно, и вскоре мы уже пили обжигающую жижу, согласно местному обычаю посыпав крупной серой солью.
— Летающая тарелка! — Маша смотрела в сторону Симбх-Ири. — Кажется, настоящая…
Я успел заметить мелькнувший над горами диск. Как это водится у НЛО, видение дернулось и резко пропало из виду, точно провалилось в синеву.
— Знаешь, Маша, когда-то я решил, что поверю в этот балаган, если увижу сам. И теперь я вынужден не верить самому себе.
При виде НЛО наш проводник упал на колени и долго шептал мантры, но, было заметно, что он нисколько не удивился.
— За долиной Скелетов живут Ракшасы. Они носят плащи из человеческой кожи, — объяснил шерп. — Они летают на круглых колесницах, запряженных духами.
Наш проводник говорил со знанием дела.
В тибетских монастырях считают, что сферическое летающее тело в небе — один из признаков близости Шамбалы. Возможно, именно в этих горах немцы узнали тайну энергии «Вриль». Они даже начали конструировать боевой воздушный флот на основе летающих тарелок и запустили пробный дисколет «Делонцо» на основе безинерционного двигателя Шауберга.
Я поделился своей догадкой с Машей.
— Гитлеру открыли эту тайну в Тибете?
— Не забывай о знаке на его знаменах. Свастика, это четыре пути в единый центр. Нацисты поддерживали оккультные связи с Тибетской династией. Но эта династия — еще не Шамбала.
Получив деньги, пятясь и кланяясь Сфинксу, проводник ушел в сторону заметенного перевала. Ранним утром мы двинулись в Долину Скелетов. И надо сказать, что скелеты во множестве попадались нам в узком каньоне между скалами. Кости горных коз, яков и оленей белели среди камней. В некоторых черепах темнели пулевые отверстия.
Выступ скалы, вровень с моей головой взорвался острыми ранящими осколками. Куски кремня впились в щеку. Маша рванула меня за руку, свалила навзничь и оттащила за высокий камень. Автоматная очередь взвихрила фонтанчики снега на том месте, где мы только что стояли. Пуля успела зацепить мою куртку.
— Бьют со скалы, из нижней пещеры, — прошептала Маша.
Морщась от боли, она зажимала ладонью левое предплечье.
— Ты ранена?
— Да…
Долгий переход притупил нашу интуицию, и горный стрелок, должно быть, давно держал нас на мушке. В крестовине его прицела ползли по долине два муравья, проваливались в снежные расселины и, помогая друг другу, цеплялись за твердые уступы, поднимались все выше и, как упрямые дети, карабкались на колени равнодушных гор, а он, изготовившись к стрельбе, лишь выжидал, пока мы подойдем ближе. Теперь он простреливал узкий коридор, между двумя скалами.
Пули яростно стучали над нашими головами. Сверху сыпались искры вперемешку с острой кремниевой крошкой.
Я перетянул жгутом из шарфа Машину руку:
— Обожди, я скоро приду.
— Туда нельзя. Помнишь, проводник говорил о ловушке? Там кристаллы времени. Если случайно отразишься хотя бы в одном — назад не вернешься…
— Маша, в нас бьют из реального ствола, а вовсе не из «машины времени». Не забывай, со мной перстень Бога Войны. Если что, я просто вытряхну пули из своей куртки, — бодрился я.
Прячась за обломками скал, я полз по направлению к позиции снайпера. Бурая скала была испещрена бойницами. Внизу над скальным козырьком темнел провал, похожий на грот. На гранитном склоне была выбита исполинская «ваджра», признак тропы Святогора. Я двигался в обход скалы, чтобы появиться там, где не ждал стрелок.
Первый кристалл я принял за обыкновенный обломок горной породы и не обратил бы внимания на него, если бы не знобящее дуновение вдоль позвоночника. Я снял с руки часы и положил их за ограждение из камней: жалобно тренькнув, они остановились. Ловушка тибетских магов по-прежнему работала. Стрелок был заключен в кольцо из черных полированных кристаллов. Они были расставлены по кругу, удерживая в фокусе скалу с выступающим козырьком. Вход в пещеру скрывала кованая дверь со свастикой. Солнце садилось. Косой свет удлинял тени. Я не видел стрелка, но на скале обрисовалась его гигантская тень. Солдат в каске, галифе и высоких сапогах четко вышагивал.
Я поменял позицию и теперь я хорошо видел «часового вечности». Он был худ, высок и одет в теплую куртку с руническими молниями в петлицах. На рукавах белели нашивки — знаки дивизии «Мертвая голова». Он был одет в новехонькую, не обмятую форму, так и не выгоревшую за шестьдесят с лишним лет под лучами яростного гималайского солнца. Недоверчиво озираясь, он достал бинокль и принялся изучать складки гор. Он был совершенно один и мог бы выйти за ограждение из кристаллов, но у него был приказ охранять вход в пещеру, и он вышагивал здесь уже семьдесят лет, ожидая утренней смены. Но каждый новый день был для него днем вчерашним, а тот — давно прошедшим днем. Он не запоминал мелких событий и происшествий, не реагировал на смену погоды, но хорошо помнил приказ. Он охранял дорогу в долину между двумя перевалами — единственное место, пригодное для перехода. Пленник времени был обречен на вечное сегодня. Совершенные Шамбалы бескровно вычеркнули из хода истории этого солдата, но не изменили заложенную в него программу убивать.
Когда солдат на несколько секунд исчез за скальным козырьком, я положил на плоский камень перстень.
Он появился на козырьке справа от меня и поднес к глазам бинокль. Алый блеск на мгновение привлек его внимание. С минуту он изучал перстень при помощи оптики. Золотая свастика не могла оставить его равнодушным. Он спрыгнул с козырька и отправился за ограждение из кристаллов.
Я был в нескольких метрах от него за скальным обломком — всего секунда была дана мне, чтобы прыгнуть на него со спины и всадить ему нож между лопаток. Но он увидел мою тень и резко обернулся. Вцепившись друг в друга, мы катились вниз по покатому склону. Он оказался неожиданно силен, стиснул мое горло, опрокинул, насел сверху и принялся душить. Задыхаясь и теряя сознание, я собрал остаток сил, уперся ему подошвой в пах, перебросил через себя и, освободившись от удушающей хватки тренированных железных пальцев, что есть силы захватил его шею в замок. Шея хрустнула, и голова, легкая, как сухое осиное гнездо, отделилась от шеи, как от ветви дерева, и оказалась в моих руках — только что оскаленное ненавистью и презрением лицо с изрыгающим ругательства ртом на моих глазах превращалось в истлевшую мумию в каске Третьего рейха.
Мгновенное тление пожаром охватило его тело и все, что было на нем. Из обветшавшего кармана кителя вывалились пожелтевшие фотографии. Белокурая женщина на велосипеде обуглилась вместе с бумагой, словно в костре, и развеялась прахом. Уцелел только металл, пряжки, эмблемы и кортик, откованный на заводах Рура семьдесят лет назад. Последний солдат дивизии СС остался лежать на гранитной террасе. Это для него «дольше века длился день».
