Татьяна Романова - Сизые зрачки зла
– Да уж… – неуверенно согласился Платон. Отчаянное мужество молодой графини его не столько восхищало, сколько пугало.
Исправник, не подозревавший о душевных терзаниях своего спутника, деловито направился обратно к месту нападения. От поваленного дерева он прошел туда, откуда ночью забрал трупы убитых бандитов, и предложил Платону пройти по их следам. Найти отпечатки подкованных каблуков оказалось несложно, они немного углубились в чащу леса, и на поляне среди зарослей черемухи увидели двух стреноженных лошадей. Те паслись, неспешно пощипывая траву.
– Значит, с этой стороны в нас стреляли двое. Если бы у них были еще сообщники, то они забрали бы лошадей. Раненый с противоположной стороны дороги не мог их взять, поскольку сильно мучился, ему было не до хождений по лесу. Похоже, что наша шайка состояла из трех человек. Двоих мы убили, а одного ранили. Неплохой результат!
– Да уж, вы оказались на высоте! Но кто эти люди? Идея напасть на графиню принадлежала им самим, или их кто-то нанял? Пока мы этого не поймем, ей небезопасно находиться в своем имении.
– Ну, в имении, положим, и безопасно, но вот солью торговать, точно, не следует. А она уже договорилась с откупщиком в Смоленске, что тот передаст ее матери деньги за четыре партии товара. Я думаю, что графиня не остановит работы и на ярмарку ездить не перестанет. Не тот характер!
– Значит, будем ее сопровождать.
– Придется не только сопровождать, но и охранять, – уточнил капитан и предложил: – Здесь мы все осмотрели. Давайте заберем коней и вернемся в Хвастовичи, да поеду я в Смоленск.
Так они и сделали. Отказавшись от завтрака, исправник запряг свою двуколку и, привязав сзади найденных лошадей, двинулись в путь. За ним на крестьянской телеге везли оба тела.
Платон вошел в дом и сразу же понял, что сестры его уже поднялись: из столовой долетали обрывки девичьих разговоров. Стоя в коридоре, он с любопытством обозревал картину семейного завтрака. Посередине длинного обеденного стола двумя парами друг напротив друга сидели его сестры, незнакомая русоволосая девушка лет семнадцати и гувернантка-англичанка, нанятая в столице. Он отметил, что сестры уселись с противоположной от мисс Бекхем стороны стола, как будто бы демонстрируя свою независимость, и посочувствовал англичанке. Он уже осознал, что с его сестрицами не так-то легко поладить.
Если голубоглазая Вероника казалась мягкой и нежной, то это была лишь обманчивая видимость, а насчет рыжей Полины никто и не стал бы питать никаких иллюзий. Ее зеленые глаза полыхали мятежным блеском, а повелительные интонации в голосе юной графини ди Сан-Романо не оставляли сомнений, что самым авторитетным мнением на свете эта красотка считает свое собственное.
Подслушав разговор своих домочадцев, Платон понял, что они уже знают о нападении на графиню Чернышеву и о том, что та лежит в спальне наверху. Незнакомая русоволосая девушка в подробностях рассказывала о том, как она заглянула в спальню графини и что там увидела:
– Матушка меняет ей компрессы, а ее сиятельство то спит, то бодрствует. Лицо у нее ужасно бледное, но очень-очень красивое.
– Дуня, а куда она ранена? Ее красота не пострадает? – полюбопытствовала Полина.
– Да она и не ранена вовсе, ее ударили по голове, когда отбирали сумку с деньгами. Ничего ее красоте не сделается, – объяснила та, кого назвали Дуней.
– Доброе утро, дамы, – войдя в комнату, вмешался в разговор Горчаков.
Девушки вскочили с мест, а Полина кинулась к брату и повисла у него на шее:
– Платон, ты приехал!
Горчаков расцеловал ее в обе щеки и повернулся к Веронике. Более застенчивая, чем сестра, та еще стеснялась его. Она издали улыбнулась, тихо поздоровалась и, осмелев, заговорила тоном светской дамы:
– Познакомься, пожалуйста, с Дуней, она и Анна Ивановна теперь будут жить здесь, с нами.
– Я уже с ней знакомился, правда она тогда еще не умела говорить, – пошутил Горчаков и предложил: – Давайте знакомиться заново, Евдокия Макаровна. Меня зовут Платон Сергеевич.
– Очень приятно, – почти прошептала покрасневшая девушка.
Князь поздоровался с гувернанткой и сел за стол, намереваясь позавтракать. Он взял с блюда кусок пирога и протянул руку к чашке. Но сестры накинулись на него с вопросами:
– Платон, а графиня Чернышева долго у нас пробудет? – поинтересовалась Вероника.
– Мы хотим с ней познакомиться, – добавила Полина.
– Боюсь, что это сейчас не самая хорошая идея: графиня еще очень слаба, возможно, что она долго будет не в состоянии принимать гостей.
Не привыкшая к отказам рыжая красотка потребовала:
– Платон, уговори ее! Дуня говорит, что у графини такое же большое имение, как это, к тому же она – наша ближайшая соседка. Да и управляет имением у нее девушка. Мы с этой Марфой уже познакомилась. Она уехала домой, не дожидаясь твоего возвращения, сказала, что нужно управляться с работами, а о хозяйке позаботятся Анна Ивановна и доктор.
– Наверное, она знает, что делает, – промямлил неприятно пораженный князь: он почему-то считал, что Марфа более предана своей хозяйке.
– Графиня сама ее отправила, – поделилась сплетнями осмелевшая Дуня, – сейчас ведь сев, а еще ее сиятельство велела проследить за солью. Хотя никто раньше не слыхал, чтобы в Солите ею занимались, только у Бунича солеварня есть, а больше ни у кого в округе нету.
Неуемная Полина демонстративно пожала плечами и изрекла:
– Я, конечно, в Россию приехала недавно, только мне кажется, что название «Солита» происходит от слова «соль». Или я плохо знаю русский язык?
– Ты хорошо его знаешь, – примирительно заметил Платон, – не спорьте, пожалуйста, хотя бы теперь, когда в доме лежит больной человек. Я навещу графиню Веру, а потом сообщу, сможет ли она в ближайшее время познакомиться с вами.
Подумав, что его сестры могут свести с ума кого угодно, он пожелал всем хорошего дня и отправился на второй этаж, где в нескольких шагах от его спальни лежала девушка, занимавшая теперь все его мысли. Горчаков тихо стукнул в дверь, ожидая, что ответит Анна Ивановна, но изнутри раздался еще слабый, но уже четкий голос Веры:
– Войдите.
Платон шагнул в темноту. После пронизанного золотистыми лучами пространства гостиной, тьма показалась ему особенно плотной, и он пошел на голос Веры. Сделав несколько шагов, он наконец-то разглядел черные кудри, рассыпанные по подушке, и безупречное мраморное лицо, лишь прозрачные лиловатые глаза на нем казались живыми. В них металась боль, но страха Платон не заметил. Вера Чернышева осталась верна себе: сильная и самоуверенная она не боялась жизни и уж точно не нуждалась ни в какой защите.
«Дурацкие мечты и сплошные иллюзии», – признал Платон, вспомнив о своих планах жениться на молодой графине. Но тут же чувство долга напомнило о себе: Веру вчера пытались убить, и опасность, грозившая девушке, пусть сильной и независимой, казалась почти осязаемо реальной. А раз так, то у Платона просто не осталось выбора… Или он все-таки выбрал сам?
Веру разбудило тепло – щеку грел солнечный луч. Сначала она не поняла, где находится, а потом вспомнила о вчерашнем кошмаре, и на нее сразу же рухнуло чувство отчаянной безысходности. Голова кружилась, резкая боль пульсировала в затылке, но видела она четко, не так, как после взрыва. На сей раз контузии у нее, похоже, не случилось, сознание работало четко. От тяжких мыслей ее отвлекла Марфа. Та осторожно проскользнула в комнату и, увидев, что хозяйка проснулась, перекрестила Веру.
– Ну, бог отвел, вы живы!
– Да, хвала Всевышнему, опять пронесло, – согласилась с ней Вера и призналась: – уже во второй раз. Три месяца назад кто-то взорвал нашу карету, мы с матерью тогда чудом уцелели. Жандармский капитан, так и сказал, чудо, мол. Бомбу на запятки кареты бросили, а она от тряски скатилась и взорвалась уже на земле. Меня тогда сильно контузило, я неделю с постели встать не могла.
– Да что вы! – ахнула Марфа, – Тогда получается, душегубы за вами от самой столицы шли?
– Может и так! Хотя кто знает… Здесь тоже не все гладко – люди пропадают, одного убитым нашли. Щеглов ведь так ничего и не выяснил.
Оскорбленная Марфа кинулась защищать своего кумира:
– Петр Петрович на купцов грешит, говорит, что все из-за денег. Он двоих ведь застрелил, а третий, которого вы ранили, ушел. Так вот, у убитых ридикюля вашего не было, значит, другие злоумышленники увезли вашу сумку.
Вера задумалась. По большому счету, предположение исправника выглядело логичным. Может, пора успокоиться? Алчность и обида местных купцов подвигли их на месть, больше они не рискнут устроить что-нибудь подобное. Тогда она просто попросит капитана и откупщика Горбунова помочь ей с охраной соляных обозов и продолжит начатое. А вдруг все не так? Не докатилось ли сюда эхо столичного взрыва? Но тогда получается, что целью преступников в прошлый раз была она сама, а не мама. От волнения боль в затылке усилилась и так сильно прострелила голову, что Вера сжала виски руками и ахнула. Господи, только бы не вернулись прежние кошмары!
