Кэндис Робб - Аптекарская роза
Торсби молча воспринял сказанное. Потом поерзал немного в кресле.
— Все это очень интригующе, Оуэн Арчер, но я нанял тебя затем, чтобы ты расследовал смерть моего подопечного Фицуильяма.
— Обе эти смерти связаны, ваша светлость. Я уверен. И думаю, что смерть Фицуильяма была случайной, в отличие от смерти Монтейна.
— Яд, приготовленный для Монтейна, дали Фицуильяму?
Оуэн кивнул.
— А Дигби это заподозрил?
— И теперь мертв.
— Николас Уилтон вряд ли мог убить Дигби.
— Чего не скажешь об архидиаконе.
Торсби долго смотрел на Оуэна мрачным взглядом.
— Ты действительно в это веришь? — наконец спросил он.
— Это убийство только подтверждает подозрение Дигби. Нельзя забывать и о неуклюжей попытке со стороны архидиакона избавиться от меня.
— Вот как?
Оуэн рассказал, что Ансельм якобы нашел для него место ученика в Дареме меньше чем за день.
— Он надеялся, что я больше не вернусь.
— Интересно. А что ты знаешь об Ансельме?
— Очень мало. А мне нужно что-то знать?
Торсби лишь улыбнулся.
— Смелости тебе не занимать, валлиец. Старый герцог знал, как выбирать людей.
Он подал знак Йоханнесу, и тот наполнил его кубок, долив вина и Оуэну. Торсби поигрывал своей цепью лорд-канцлера, и она поблескивала в свете пламени. Он кивнул сам себе, в ответ своим мыслям, взял в руки кубок, сделал глоток вина и еще раз кивнул.
— Тебе известны обязанности архидиакона, Арчер?
— Главным образом они связаны с финансами, не так ли?
— Верно. В качестве архидиакона Йоркского Ансельм должен добывать деньги на строительство собора. Ты сам видишь, что собор еще не закончен. Это выражение преданности Господу со стороны жителей Йорка — длительный и дорогостоящий проект. Преданность Господу и королю. Хатфилдская часовня близка королевскому сердцу. — Он отхлебнул вина. — Таков парадокс этой должности. Архидиакон должен быть священником и в то же время мирянином — что для человека в сутане не всегда является добродетелью.
Оуэн кивнул, хотя не совсем понял, куда клонит Торсби.
Архиепископ хмыкнул.
— Твой зрячий глаз довольно выразителен. Ты решил, что я отклонился в сторону. Наверное, чересчур увлекся вином. — Он отставил кубок. — И ты ошибаешься, мой друг, если так думаешь. Джон Торсби никогда не сворачивает с пути.
— Я бы никогда не совершил подобной ошибки, подумав о вас такое, ваша светлость.
— Я выбрал Ансельма — а время показало, что мой выбор правилен, — потому что он не проявлял большой набожности. Прилежный ученик, убедительный оратор, вполне подходящая внешность — измученное суровое лицо, — но он плохо подходил для жизни в аббатстве. Видишь ли, он питает слабость к юношам.
— Я слышал, что они с Николасом были хорошие приятели, когда учились в школе при аббатстве.
Торсби улыбнулся.
— Ты узнал Николаса в конце жизни, на смертном одре. Но когда-то он был привлекательным молодым человеком — этаким изнеженным красавчиком, с великолепными голубыми глазами. И он умел слушать. — Торсби покачал головой. — Ансельм потерял из-за него покой. Произошел скандал. И вовсе не из-за того, что мальчишек нашли в одной постели. Такое в аббатских школах случается часто — да ты и сам, должно быть, привык к подобному в армии. Но вот беда, Ансельм был на особом счету у аббата Жерара. Тот готовил юношу для церковной службы на самых высоких постах. Жерар пришел в ярость. И гнев открыл ему глаза. Он увидел истинную природу Ансельма и понял, что вина целиком лежит на его протеже, что юный Николас просто был польщен вниманием старшего мальчика. А может быть, искал утешения, разделив постель с другим воспитанником. Ансельма сурово наказали. Он превратился чуть ли не в аскета. Но Жерар знал, что это всего лишь маска.
— Он предложил вам Ансельма в качестве архидиакона, чтобы убрать его подальше от послушников?
— Это была просьба самого Ансельма. Чтобы избавиться от соблазна.
— Восхитительно.
— Ты произносишь это с ухмылкой. Но Ансельм неплохой человек. У меня нет причин на него жаловаться. Во всяком случае, до сих пор не было. Ему не повезло, он родился вторым сыном, предназначенным для церкви. Будь он мирянином, его природа не имела бы значения. Да, конечно, ему было бы неприятно плодить сыновей, но через какое-то время, позаботившись о потомстве, он стал бы свободен и смог бы предаваться каким угодно удовольствиям. Тебе следует пожалеть Ансельма. Он пришел в лоно церкви не по собственному выбору.
— Мне трудно питать жалость к человеку, попытавшемуся обманным путем отправить меня в опасное, возможно, роковое путешествие.
— Как-то не верится, что он мог поступить так… опрометчиво.
«Зато верится, что он вообще мог так поступить». Оуэн помолчал несколько минут, переваривая услышанное.
— Надо полагать, архидиакон так и не поборол свою страсть к Николасу Уилтону?
— Когда-то они были закадычными друзьями. Думаю, Уилтон испытывал к нему лишь дружеские чувства. Но со смертью леди Д'Арби всему пришел конец.
Оуэн встрепенулся. Разговор принял для него интересный оборот.
— Почему?
Торсби пожал плечами.
— Ему не нравилась дружба Николаса с леди Д'Арби. Но почему они повздорили после ее смерти, я понятия не имею.
— Жаль, я не знал всего этого, когда только начинал заниматься этим делом.
— Я и представить себе не мог, что мой подопечный был отравлен по чистой случайности. У него было очень много врагов.
Собеседники надолго замолкли.
— Есть доказательства? — наконец поинтересовался Торсби.
— Не совсем. У меня есть лишь признание брата Вульфстана, что он дал вашему подопечному снадобье, приготовленное для Монтейна. После второй смерти, не раньше, Вульфстан проверил лекарство и обнаружил чрезмерную дозу аконита. Смертельную дозу. Вспомнив недавнее событие, он понял, что обе смерти похожи, все признаки отравления аконитом были налицо.
— Монах уверен в этом?
— Да.
— Почему он никому не рассказал о своем открытии?
— Все равно умерших не спасти.
— Где это снадобье теперь?
— Уничтожено. Больше оно никому не сможет навредить.
— Запоздалая предосторожность. — Торсби вздохнул. — Брат Вульфстан сообщил Николасу о своей догадке?
— Аптекарь при смерти, ваша светлость.
— Значит, не сообщил. — Священника, видимо, раздосадовал такой поворот. — Ты что-нибудь сказал Уилтону?
— Нет. Вы хотите, чтобы я продолжал расследование?
Торсби откинулся на спинку кресла и уставился в потолок, поджав губы.
— Мне трудно принять такой исход событий, когда я ожидал, что это окажется простым делом мести, роль жертвы в котором была отведена моему подопечному. Мотив преступления мне не совсем понятен. И меня он не устраивает, Оуэн Арчер. Так давай уж доведем это дело до конца, договорились?
Оуэн, кивнув, поднялся, чтобы уйти, но в последнюю секунду засомневался и хмуро добавил:
— Возможно, мне понадобится извлечь из могилы тело Монтейна.
— Для чего?
— Чтобы найти следы отравления. Раз Вульфстан уничтожил снадобье.
— Не стоит этого делать, Арчер. Мы и так доставили аббатству много хлопот.
Скрытничает, вяжет его по рукам и ногам, так что же нужно от него этому человеку?
— В таком случае что вы предложите, ваша светлость?
— Ищи ответы на свои вопросы среди живых, Арчер. Ты обнаружил запутанный узел. Теперь распутывай его.
* * *Люси сидела возле мужа, все время мысленно возвращаясь к нескольким фактам. Не будь Николас так болен, она бы упомянула имя Джеффри, чтобы посмотреть на реакцию мужа. Но сегодняшний приступ совсем лишил его сил. А если ее подозрение окажется правдой, если Джеффри отравлен не случайно, то Николаса может убить тот факт, что она все знает. Что же подтолкнуло мужа к убийству?
Люси была напугана.
Дьяволица. О ком речь? О ней и ее матери? Почему архидиакон настроен против них? В какой подлости он их подозревает?
Ну конечно. Ее мать с Джеффри, а она — только сегодня он обвинил ее в этом — она с Оуэном. Но это же не так.
И с какой стати Джеффри убивать Николаса?
Она должна больше узнать. Джеффри Монтейн, ее мать, Николас, архидиакон Ансельм, Поттер Дигби… Что их всех объединяло? Кто знает? Должно быть, все началось еще при жизни матери.
Тетя Филиппа в курсе. Ну конечно. Утром она пошлет за ней. Под тем предлогом, что Николас умирает и ей нужна родственная поддержка. Так оно и есть. В доме станет гораздо спокойнее, когда рядом с ней окажется тетя Филиппа.
18
ЛЮСИ ВСТУПАЕТ В ИГРУ
Николас спал. Дыхание его было прерывистым, но регулярным, значит, боль стихла. Люси прилегла рядом с мужем в темной комнате, освещенной лишь крошечным пламенем спиртовки. На грудь ей вскарабкалась кошка, подарив блаженное тепло. Люси рассеянно приласкала Мелисенди, глядя в потолок и думая, как ей начать разговор с тетей Филиппой. Расспросы о матери не вызвали бы удивления, но если речь пойдет о Джеффри и Николасе… тетя тут же насторожится. Филиппа всегда тщательно выбирала слова, говоря о тех временах. Люси подозревала, что тетя о многом предпочитает умалчивать. Филиппа наверняка захочет знать, что именно Люси слышала, что пытается выяснить. Возможно, придется немного схитрить. Якобы она услышала, что Джеффри и Николас поссорились. Но сказать нужно ровно столько, чтобы Филиппе захотелось отделить правду от слухов. Возможно, она упомянет, что заметила в старых конторских книгах необычную запись.
