Наталья Александрова - Тьма над Петроградом
Второй же господин держался, напротив, с большим достоинством. Он был широкоплеч, высок, густые темные брови делали тщательно выбритое лицо излишне мрачным. Несколько портил его сабельный шрам, как бы перечеркивающий левую щеку. Черный смокинг сидел на незнакомце как вторая кожа.
– А, вот и вы! – с преувеличенной радостью воскликнул Луиджи, выпрыгнув из-за стола навстречу прибывшим. – Рад, рад! Какая исключительная точность! Позвольте представить, шеф, – господин Баранов, Вольдемар… то есть Владимир Орестович! Ах, извините, какой я бестактный! Конечно, не господин, а товарищ! Короче, это тот самый товарищ, о котором я вам говорил. А вот это точно господин – господин Ртищев Павел Аристархович… впрочем, вы знаете… а это мой шеф, как говорят американцы, мистер Гораций Паммер. Американский бизнесмен и очень важная персона… А этот товарищ… – Луиджи повернулся к Лазоревскому, для которого уже принесли пятый прибор, – кажется, его присутствие не предполагалось?
– Товарищ Лазоревский… – проворчал Владимир Орестович, мрачно разглядывая молчаливого иностранца. – Его присутствие необходимо. Я вам не доверяю…
Этот американский делец очень ему не нравился. Чересчур уж хорошая выправка, сразу видать – бывший офицер… и этот сабельный шрам на щеке…
– Вы воевали? – спросил он, глядя в упор на американца.
– Нет, господин Паммер не воевал, – тут же ответил за него Луиджи. – А, вы насчет шрама интересуетесь? Так это след бурной молодости. Господин Паммер учился в Германии, в Геттингене, и у него была дуэль… романтическая история, понимаете ли, дама сердца… – Луиджи выразительно закатил глаза.
– А что он сам-то все молчит? – поинтересовался Вольдемар.
– По-русски не очень силен. – Луиджи развел руками. – Понимать-то понимает, а говорит очень плохо. Ну а я-то для чего? Я все переведу! Нам это не сложно! Вот, кстати, господа и товарищи, не желаете ли выпить для аппетита?
Возле столика появился официант с тележкой. Красивым жестом откупорив бутылку вина, он поднес ее американцу. Тот понюхал, солидно кивнул. Официант разлил вино в бокалы и исчез.
– За встречу, господа! – Луиджи поднял свой бокал.
Вольдемар пил немного, маленькими глотками. Лазоревский, наоборот, одним глотком выпил свое вино и разочарованно поставил бокал на стол. Старик Ртищев немного отпил и теперь смотрел на свое вино с таким лицом, будто молился. Американец разглядывал бокал на свет, к вину не прикасался.
«Опьянеть боится, подлец!» – подумал Баранов и, отставив бокал, проговорил:
– Ну что – приступим к делу?
– Может, сначала сделаем заказ? – Луиджи развернул меню. – Здесь очень недурная кухня! Вот, к примеру, филе-миньон должно быть превосходно…
– Сперва дело! – повторил Вольдемар.
– Ну, как вам будет угодно! – Луиджи развел руками и переглянулся с шефом. Тот едва заметно кивнул.
– Деньги при вас? – Баранов взглянул на американца исподлобья.
Вместо ответа тот похлопал по внутреннему карману.
– Покажите!
– Это даже как-то несолидно! Такому человеку – и не доверять! – возмутился Луиджи.
– Пусть сперва покажет картину! – проговорил сам американец, хотя и с акцентом, но вполне разборчиво.
Баранов опасливо огляделся по сторонам. За соседним столиком сидела красивая пара – молодой сероглазый мужчина в темной пиджачной паре, с ним удивительно бледная женщина в шелковом платье цвета шиповника. Женщина эта была стройна и, пожалуй, красива, но ее немного портили слишком узкие кроваво-красные губы, которые, казалось, были в постоянной ссоре с глазами – губы призывно улыбались, в то время как в глазах плескалась тоска. В руке она держала янтарный мундштук с тонкой папиросой.
Несколько успокоившись, Вольдемар придвинулся вместе со своим стулом к господину Паммеру, развернул холст, показал краешек картины. Американец нагнулся, уставился на картину и защелкал языком:
– Карашо! Очень карашо!
– Так как насчет денег? – Вольдемар снова отодвинулся.
– Э нет! – Луиджи состроил уморительную гримасу. – Уговор какой был? Чтобы господин Ртищев в присутствии моего шефа удостоверил подлинность картины…
– Уговор так уговор! – Баранов повернулся к Ртищеву, который все еще наслаждался своим вином. – Павел Аристархович, прошу!
Ртищев взял картину, развернул ее, долго и внимательно разглядывал, потом наклонился к самому холсту и чуть ли не обнюхал, особенно долго изучал уголок, где виднелись две буквы подписи. Достал из кармана лупу, еще раз оглядел картину с ее помощью, подцепил ногтем большого пальца крошечную крупицу краски и посмотрел на свет. Перевернул картину задней стороной и внимательно оглядел изнанку.
Остальные участники встречи следили за ним, не дыша.
Наконец Ртищев распрямился, завернул картину и передал ее Вольдемару.
– Ну что? – нетерпеливо осведомился тот.
– Шарден, Жан-Батист Шарден, вне всякого сомнения! – проговорил Ртищев таким тоном, каким опытный врач говорит «туберкулез» или «менингит».
– Что это за Шарден такой? – переспросил Баранов, как всегда ожидающий от буржуев подвоха.
– Не волнуйтесь, это как раз тот художник, которого так любит шеф! – поспешил успокоить его Луиджи. – Так что можете считать, что все в порядке, и это дело, как говорят у вас, надо обмыть!
Луиджи потер руки и выкрикнул:
– Официант, шампанского!
Официант тут же возник возле столика, склонился и почтительно осведомился:
– Какого изволите? Крымского или французского?
– Самого лучшего! Шампанское оно и есть шампанское!
– Слушаюсь! – Официант исчез.
– Ну так как же насчет денег? – напомнил Вольдемар. – Обмывать положено, когда уже дело сделано, а дело еще…
– Не извольте беспокоиться! – Луиджи повернулся к шефу. Тот кивнул, зачем-то взглянул на золотые часы, затем вытащил из внутреннего кармана пухлый бумажник, положил на стол. Вольдемар с жадностью уставился на бумажник, который буквально притягивал его взгляд, и даже облизнул от волнения пересохшие губы.
В это время с шумом распахнулась матовая стеклянная дверь из вестибюля, и на ступенях ведущей в зал лестницы кто-то громким, отчетливым и совершенно трезвым голосом произнес:
– Внимание, дамы и господа! Прошу категорически соблюдать спокойствие!
Баранов с трудом оторвал взгляд от американского бумажника, повернулся к двери. На пороге ресторана стоял высокий молодой человек в смокинге, с вороненым «кольтом» в руках. Рядом с ним были еще двое – крупный мрачный тип с густыми сросшимися бровями и невысокий блондин, круглый и румяный, как колобок. У этих двоих в руках тоже были револьверы.
– Сенька Филимонов! – вскрикнула какая-то дама.
– Вы совершенно правы, сударыня! – Бандит поклонился: – Разрешите представиться: Сенька Филимонов, бандит-интеллигент и мастер художественного налета.
В зале моментально наступила тишина. В этой тишине неожиданно прозвучал резкий звук – это кто-то выронил бокал, который со звоном разлетелся на мелкие осколки.
– Благодарю, господа! – нарочито грассируя, проговорил человек с «кольтом» – Если вы и впредь будете так сговорчивы, все пройдет как по маслу. Как вы поняли, в программе вечера произошли небольшие изменения. Вместо музыки и танцев состоится сеанс художественного изъятия денег и ценностей. Мои ассистенты сейчас обойдут всех присутствующих и соберут кошельки, бумажники и прочие ценные предметы буржуазного культа. Большая просьба не артачиться и не устраивать глупых представлений. Если кто-то меня не понял – разговор у нас короткий: четыре сбоку, ваших нет. Дам попрошу заранее приготовить кольца, броши и прочие дорогие побрякушки, чтобы не отнимать у нас драгоценное время. Мы хотим сегодня успеть еще в два-три места. Музыканты могут создать соответствующее случаю звуковое оформление. Лично я предпочитаю чардаш Монти.
Румынский оркестр заиграл чардаш, однако играли румыны так уныло, что получилось больше похоже на траурный марш.
Ассистенты Филимонова быстро обходили зал, собирая свою дань. Сам маэстро остался стоять на ступеньках, откуда внимательно наблюдал за залом.
– Что происходит? – недоуменно спросил мистер Паммер, переводя взгляд с Луиджи на Вольдемара.
– Налет, – ответил Баранов, который до этого был как бы парализован внезапностью происходящего.
– О, налет! Это не есть карашо! – Американец потянулся за своим бумажником, но Вольдемар опередил его и схватил портмоне, прошипев, как неисправный примус:
– Куда же вы, господин хороший? Это уже не ваше! Мы заключили сделку…
– И не ваше! – раздался за спиной у Вольдемара хриплый голос. Над ним возвышался мрачный ассистент Филимонова с вороненым револьвером в руке. Щелкнув курком, он направил ствол в затылок Баранова и прохрипел: – Ты что, чижик, не слышал, что сказал маэстро? Никакого шухера, иначе четыре сбоку, ваших нет!
