Питер Тремейн - Покров для архиепископа
— Мне казалось, мы все следуем тому, чему учил наш Господь Иисус. «При этом сказал им: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения». Так говорил Господь, согласно Луке.
Лициний покраснел. Эадульф, заметив его смущение, поспешно предложил:
— Давайте поскорее отнесем и спрячем книги, а потом пойдем искать Корнелия.
— Да. Книги должны быть в сохранности, — согласилась Фидельма. — Потому что я чувствую, что им во всей этой тайне отведено очень важное место.
Оба мужчины посмотрели на нее, но она не стала ничего уточнять.
Вилла Корнелия Александрийского находилась неподалеку, на холме Целии. Там, поверх древней арки в честь Долабеллы и Силана император Нерон выстроил акведук, ведущий к соседнему холму, Палатину. С северных склонов холма открывался впечатляющий вид на Колизей, с виллы же Корнелия, за небольшой долиной, был виден сам Палатинский холм с древними живописными постройками. Эадульф рассказал Фидельме, что именно с этого холма, четырехгранного Палатина, и начинался Рим. Здесь жили самые выдающиеся граждане республики, потом деспоты-цезари строили здесь свои пышные дворцы; здесь правили короли остготов, а теперь их языческие капища сменялись христианскими храмами.
— Под каким предлогом вы предлагаете пойти к Корнелию? — спросил Эадульф, когда все еще немного угрюмый Фурий Лициний указал на виллу.
Фидельма задумалась. По правде говоря, она не имела ни малейшего представления. И в глубине души жалела о том, что так поспешно решила идти туда и не взяла с собой декурию дворцовой стражи, как предлагал Лициний. Сумерки наползали на город. Надо было просто послать отряд стражи и привести Корнелия в оффициум на допрос. Но слишком многое еще оставалось непонятно. И казалось, что на каждом следующем шагу возникает еще дюжина новых вопросов.
— Ну? — сказал Эадульф.
Вопрос решился сам собою, прежде чем она успела раскрыть рот для ответа.
Они стояли на углу улицы напротив стен виллы. Шагах в двадцати позади них были деревянные ворота, ведущие в сад. Определенно, Корнелий Александрийский жил в достатке. И вот внезапно ворота распахнулись, и оттуда вышли трусцой двое носильщиков с лектикулой. Фидельма, Эадульф и Лициний отпрянули назад в темноту. Откинувшись на кресле лектикулы сидел сам Корнелий, и на его коленях был ясно виден мешок.
Носильщики рысцой побежали на запад, вниз по холму, направляясь к красивой церкви у его подножия.
— Он куда-то несет мешок, — без нужды прокомментировала Фидельма. — Пойдем за ним.
Идти надо было быстро, чтобы не отставать от спешащих вперед носильщиков лектикулы. Чтобы не упускать их из виду, им то и дело приходилось самим сменять шаг на недостойную рысцу. Несмотря на головокружительную тряску недавней поездки, Фидельма теперь пожалела, что у них больше нет одноконной колесницы, на которой они легко догнали бы преследуемых. Они пересекли небольшую площадь перед церковью и оказались у подножия Палатинского холма.
Носильщики в это время быстро шагали по мостовой вдоль стены величественного здания, которой, казалось, не будет конца.
— Что это за место? — спросила Фидельма, пока они, задыхаясь, пытались не отстать.
— Циркус максимус, — пробормотал Лициний. — Место мученической кончины многих христиан во времена Цезарей.
Они замолчали, чтобы поберечь дыхание, и побежали вперед за лектикулой. Носильщики прошли вдоль казавшейся бесконечной стены, обогнули бывший цирк и направились к северу в сторону Тибра. Затем резко повернули на юго-запад. Фидельма не переставала изумляться, как могут двое мужчин, хоть и сильных, неся на плечах тяжелое деревянное кресло с еще одним человеком, двигаться так легко и так быстро. Поспевать за носильщиками было изнурительно. Фидельма заметила, что они то идут какое-то время быстрым шагом, то, по сигналу человека в кресле, переходят на трусцу. Так они двигались вдоль берега реки, мимо лачуг, причалов и складов.
Фурий Лициний оступился в темноте и выругался. Эадульф подбежал, помогая ему подняться.
— Можно уже сделать остановку, — выдохнула Фидельма. — Смотрите, лектикула встала.
Лициний закусил губу и огляделся. Потом обнажил меч.
— Причем в самом гадком месте. Мы снова в Марморате.
Фидельма, глядя по сторонам, уже поняла, что вслед за Корнелием они попали в ту же самую часть города, что и несколько часов назад по следам Путтока. Над трущобами быстро сгущались сумерки.
С отвращением Фидельма вдохнула зловонный воздух, и в ноздри ей ударило гнилостным смрадом. Они были в темном и зловещем квартале среди полуразвалившихся лачуг. По улицам рыскали собаки и кошки, ища рыбные потроха и прочие отбросы.
Лектикула Корнелия остановилась у дома, похожего на старый амбар, позади которого вдоль реки тянулись неструганые деревянные причалы. Носильщики уже сняли кресло, поставили его на землю и слонялись вокруг, однако бдительности не теряли — Фидельма заметила, что каждый держал руку на рукояти ножа, заткнутого за пояс.
Фидельма, Эадульф и Лициний долго смотрели на них не отрываясь, как вдруг Фидельма тихо вскрикнула. Корнелий уже вышел из лектикулы и исчез в темноте.
— Он наверняка пошел в этот амбар, — предположил Эадульф, когда Фидельма сказала, что он куда-то пропал.
— Носильщики явно ждут, пока он выйдет, чтобы забрать его, — с надеждой заметил Лициний.
Фидельма поймала себя на том, что опять закусывает губу.
— Мы не знаем, с кем он встречается, но это происходит в амбаре. — Она уже приняла решение. — Лициний, идите к входу в амбар и ждите. Носильщики могут помешать?
Лициний покачал головой.
— Они не станут, увидев мою униформу.
— Отлично. Если услышите, что я зову о помощи, сразу же приходите. Эадульф, ты пойдешь со мной.
Эадульф был растерян.
— Куда? — спросил он.
— Задняя стена амбара смотрит на реку. Там как раз есть деревянный причал. В лунном свете его видно сквозь проход вдоль дома. Мы спустимся и войдем в амбар с той стороны. Я должна узнать, в чем он замешан.
Сказано — сделано, и Фидельма быстро зашагала вниз по проулку, а Эадульф поплелся за ней. Лициний смотрел им вслед, немного дивясь тому, с какой покорностью Эадульф повинуется приказам женщины. Потом вытащил меч и не торопясь направился к лектикуле.
Носильщики, заметив его, насторожились. Один из них уже успел зажечь фонарь, чтобы освещать дорогу обратно. Однако разглядев его униформу, они казалось, успокоились. Лициний подумал, что если их хозяин и занят чем-то дурным, то они, судя по всему, об этом не подозревают.
Тем временем Фидельма и Эадульф осторожно крались вдоль стены к причалу.
Уже слышны были голоса, горячо спорившие о чем-то.
Фидельма аккуратно перелезла через борта причала, радуясь, что плеск речных волн о деревянные опоры заглушает их шаги.
Она остановилась у двери, которая неожиданно оказалась незакрытой. Из помещения доносились звуки голосов, то повышавшихся, то затихавших в перебранке. Язык, на котором говорили, был совершенно незнаком Фидельме; она различила в темноте лицо Эадульфа и преувеличенно пожала плечами; тот в ответ тоже поднял и опустил плечи, показывая, что понимает не больше, чем она.
Фидельма заметила тусклый свет внутри и рискнула приоткрыть дверь в амбар чуть пошире.
Склад был просторный и почти пустой.
У дальней стены за столом сидели трое мужчин; от потрескивающей лампы на столе исходил зловещий свет. Также на столе стояла амфора, на вид полная вина, и несколько глиняных чаш. Корнелий держал в руке одну такую чашу и потягивал вино. Остальные не пили. В тусклом мерцании лампы они казались Фидельме смутно знакомыми.
Приглядевшись, она вскоре узнала в них арабов по темным лицам и просторным одеждам.
Было ясно, что они спорили на своем языке, который Корнелий тоже понимал и которым свободно владел.
Вдруг один из них положил на стол что-то, завернутое в ткань. Он указал на сверток Корнелию. Тот склонился над столом и развернул ткань. И Фидельма увидела книгу. Корнелий достал из-за своего стула мешок, запустил в него руку и вытащил оттуда один потир.
Фидельма мрачно улыбнулась.
Было очевидно, что совершается какая-то сделка. И загадка начала мало-помалу проясняться в голове Фидельмы.
Пока Корнелий внимательно изучал фолиант, один из арабов рассматривал потир.
Эадульф, согнувшись, прятался за спиной Фидельмы и не мог разглядеть, что происходит; он успел только вскрикнуть от неожиданности и испуга, когда она вдруг поднялась на ноги, распахнула дверь и вошла в комнату.
— Ни с места! — воскликнула она.
Эадульф поспешно, спотыкаясь, зашел вслед за ней и заморгал от представшей его глазам сцены.
Корнелий Александрийский сидел, словно пригвожденный к месту, и был бледен как мел, поняв, что его обнаружили.
