Питер Тремейн - Покров для архиепископа
— А что мы ищем? — спросил Лициний, стоя у двери и глядя на нее.
— Точно не знаю, — призналась Фидельма.
— Осимо был очень начитан, — пробормотал Эадульф, открывая шкаф. — Вот, посмотри.
Фидельма посмотрела и увидела на полке рядом с исписанными листами две книги. Глаза ее слегка округлились.
— Это очень старые тексты, — сказала она, взяла с полки одну из книг и прочитала название. — Вот, смотри: De Acerba Tuens. Труд Эрасистрата Кеосского.
— Я что-то слышал об этой книге, — сказал Эадульф немного удивленно. — Но считалось, что она была уничтожена во время великого разрушения Александрийской библиотеки во времена Юлия Цезаря.
— Эти книги нужно передать в хранилище, — предложила Фидельма.
— Я распоряжусь, — сухо сказал Лициний. Ему явно было все еще обидно за святую Елену.
Фидельма продолжала перебирать бумаги. Не было сомнений, что отношения между Ронаном и Осимо были очень близкими. На этих листах были стихи, полные любви и преданности, в основном написанные Осимо и посвященные Ронану. Неудивительно, что Осимо, услышав о смерти Ронана, был не в силах продолжать жить в этом мире без него. Фидельме стало больно за них обоих.
— Все, что вы делаете, делайте с любовью, — прошептала она, глядя на листки со стихами.
Эадульф нахмурился.
— Что ты сказала?
Фидельма улыбнулась и покачала головой.
— Я просто вспомнила один стих из Послания Павла к Коринфянам.
Эадульф посмотрел на нее озадаченно, а потом понял и стал дальше осматривать комнату.
— Тут больше ничего нет, Фидельма, — сказал он. — Ничего, что бы могло пролить свет на нашу загадку.
— Мог ли Осимо быть причастным к смерти Ронана? — растерянно спросил Лициний.
— Он точно не убийца, — заверила его Фидельма. Она хотела было объявить, что больше здесь делать нечего, как вдруг взгляд ее упал на что-то в другом конце комнаты.
— Эадульф, что это? — спросила она.
Он посмотрел туда, куда она показывала. На полу, наполовину заслоненный грубой деревянной кроватью, лежал какой-то предмет. Он нагнулся, чтобы поднять его, и невольно вскрикнул.
— Ножка от золотого потира. Я ее узнал. Этот потир передал Вигхарду для папского благословения Кенвал из Уэссекса. Видите, что выгравировано на подставке?
— «Spero meliora», — прочитала Фидельма. — «Надеюсь на лучшее».
— Кенвал попросил Вигхарда выбрать подходящий девиз, чтобы написать на потире. Верхняя часть отломалась, видно, кто-то неаккуратно с ним обращался, но это точно он.
Лициний выглядел растерянно.
— Значит, драгоценности Вигхарда хранились в этой комнате? Осимо и Ронан были сообщниками в преступлении?
Фидельма в задумчивости закусила нижнюю губу. Была у нее такая привычка, и девушка очень сердилась всякий раз, когда она ловила себя на этом. Она спохватилась и на мгновение сжала губы.
— Да, Ронан и Осимо определенно имели доступ к краденым сокровищам, — согласилась она.
— Значит, они имели отношение и к убийству, — быстро заключил Эадульф.
— Но странно… — Фидельма, казалось, была еще погружена в размышления. Затем она выпрямилась и произнесла: — Все, нам здесь больше нечего делать. Лициний, возьмите с собой эти книги. А ты, Эадульф, возьми с собой ножку потира. Здесь есть над чем подумать.
Эадульф озадаченно переглянулся с Лицинием и пожал плечами.
Внизу на них снова набросилась хозяйка:
— Когда мне можно будет снова сдавать эти комнаты? Я не виновата, что эти двое умерли. Почему я должна из-за этого страдать?
— Через день-два, женщина, — заверил ее Лициний.
Она что-то злобно пробурчала. Потом ответила:
— Да я смотрю, вы забираете имущество, которое по праву принадлежит мне как компенсация!
Фидельма даже раскрыла рот от неожиданности, услышав от этой женщины латинский правовой термин bonorum veditio.
— Вам часто приходилось присваивать имущество постояльцев, которые не платили за комнату?
Она поджала тонкие губы и покачала головой.
— Никогда. Мои постояльцы всегда платили исправно.
— Тогда откуда вы знаете это выражение — bonorum veditio?
Хозяйка постоялого двора насупилась.
— Вам-то что за дело? Я свои права знаю.
Лициний посмотрел на нее и нахмурился.
— У тебя такие права, какие я скажу, — сказал он с угрозой. — Говори по-человечески и отвечай на вопрос. Где ты выучила такое ученое выражение?
Женщина пугливо сжалась от его гневного голоса.
— Это правда, — заныла она. — Мне грек сказал, что я имею на это право, и он-то хоть монету мне дал, когда уносил мешок из комнаты умершего брата!
Теперь все внимание Фидельмы принадлежало ей.
— Грек? Из чьей комнаты он унес мешок?
Женщина заморгала, поняв, что сболтнула лишнее.
— Ты мне это прекрати, — велел Лициний. — Не то будешь сидеть в тюрьме и нескоро еще сможешь обсуждать свои права.
Женщина чуть заметно задрожала.
— Ну… он обыскал комнату брата Осимо Ландо и ушел с мешком…
— Ты сказала, грек? — допытывался Лициний. — Это хозяин этой гостиницы? Грек дьякон Биэда? Ты что, не сказала ему о приказе ничего не трогать здесь без нашего разрешения?
— Нет, нет, — торопливо ответила она, качая головой. — Не ублюдок Биэда. Греческий лекарь из Латеранского дворца. Его все знают.
От изумления Фидельма невольно отшатнулась назад.
— Греческий врач из Латеранского дворца? Вы хотите сказать — Корнелий? Корнелий Александрийский?
— Он самый, — подтвердила женщина, упрямо хмурясь. — Он мне и сказал, что я имею право…
— Когда он приходил обыскивать комнату Осимо Ландо? — спросила Фидельма.
— Почти час назад.
— Бьюсь об заклад, он пришел, как только узнал о самоубийстве Осимо, — решил Эадульф.
— И из комнаты он вышел с мешком?
Женщина уныло кивнула.
— Какого размера был мешок, большой или маленький?
— Средний. Точно могу сказать, там был металл — когда грек шел, в мешке позвякивало, — предположила женщина, силясь хоть как-то завоевать их расположение. — И он сказал, что даст мне пять сестерциев, если я пойду в комнату Осимо Ландо, найду там пять книг и спрячу у себя, чтобы он мог потом вернуться и забрать их. Я спрятала три из них, когда пришли вы. У вас сейчас еще две.
— А зачем он это сделал? — спросила Фидельма.
— Потому что он не мог унести их вместе с мешком, — ответила та, не поняв вопроса.
Фидельма открыла было рот, чтобы объяснить ей, но тут Эадульф победно провозгласил:
— Значит, Корнелий все это время был участником и кражи, и убийства!
— Это мы еще посмотрим, — ответила Фидельма. — Принесите те три книги, что вы унесли из комнаты Осимо Ландо.
Женщина неохотно повиновалась. Это были старые книги. Греческие. И, как и подозревала Фидельма, в них легко было узнать медицинские труды. Она озадаченно покачала головой. Путь к разгадке тайны убийства Вигхарда, казалось, просто выстлан греческими медицинскими текстами.
— Вы знаете, где живет Корнелий? — спросила она у Лициния.
— Знаю. У него небольшая вилла возле арки Долабеллы и Силана. Мне поднять стражу?
— Не надо. Нам еще далеко от того, чтобы распутать эту головоломку, Лициний. Сперва мы спрячем наши находки в надежное место в оффициуме, а потом пойдем к Корнелию на виллу и посмотрим, что он может нам сказать по этому поводу.
Женщина смотрела на них поочередно, пытаясь понять, о чем они говорят.
— А со мной что? — спросила она уже чуть более уверенно, убедившись, что, по крайней мере, ее не собираются вести в тюрьму прямо сейчас, как утверждал Лициний.
— А ты держи язык за зубами, — отрезал тот. — И если я вернусь и увижу, что в комнатах Ронана и Осимо что-нибудь еще пропало, хоть таракан со стены или волос с одеяла, то, будь уверена, я позабочусь о том, чтобы тебе никогда больше не пришлось думать о плате за комнаты. Всю оставшуюся жизнь ты будешь жить совершенно бесплатно в самой паршивой тюрьме, какую я смогу найти. Это понятно?
Женщина пробормотала что-то совсем невнятное и скрылась в своей комнате.
Когда они вышли, Фидельма мягко упрекнула Лициния:
— Вы были чересчур грубы с ней.
Лициний поморщился.
— С такими, как она, по-другому нельзя. Все, что им нужно от жизни, этим простолюдинам, это добыть как можно больше денег.
— Но ведь для них это единственный способ вырваться из нищеты, в которой они живут, — заметила Фидельма. — Их правители дают им понять, что спасение приходит с накоплением богатств. Стоит ли осуждать их за то, что они следуют этому примеру, пока у них нет перед глазами лучшего образца?
Лициний осуждающе посмотрел на нее.
— Я слышал, у вас в Ирландии у всех такие отчаянные взгляды. Это еретик Пелагий так учил?
— Мне казалось, мы все следуем тому, чему учил наш Господь Иисус. «При этом сказал им: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения». Так говорил Господь, согласно Луке.
