Валентин Лавров - Кровавая плаха
Все завернул и в угол поставил.
Теперь занялся собой и комнатой. Все перемыл, все протер: следов, кажись, не осталось.
Но тут явилось для убийцы новое затруднение…
Таинственные вздохиВновь охватил убийцу страх. Хотя он уже, казалось, все продумал, но робость парализовала его.
Вот его откровения:
«Не могу корзину из дому вынести — хучь режь меня. Вот и пил для храбрости. Выпью, захмелею и ем. Ел с аппетитом, потому много пил. А протрезвею — страшно… И выйти из дому боюсь. Сейчас вот, думаю, как уйду, так без меня придут и откроют… И дома сидеть жутко — рядом мертвое изрубленное тело! Не шутки. Сижу, а мне кажется, что в соседней комнате, где корзина стоит, кто-то явственно вздыхает. Подойду к двери, послушаю. Потому как страшно войти в комнату, чтоб не привиделось что. Слушаю: нет, вроде бы тихо. Опять сяду пить водку — громко кто-то вздыхает. Страх такой брал!»
Выпил Викторов полведра водки. Но куража так и не было.
А положение уже аховое: лето жаркое, труп запах распускать начал. Какая-то дерзкая сила не позволяет Викторову от первоначального плана отказаться, скажем, в землю Настю закопать.
Но делать нечего, на четвертые сутки нанял ломового извозчика.
— Поедем на вокзал сдавать, багаж у меня для тетки!
— Целковый дашь?
— Два дам, только пойдем вначале водки выпьем.
Ломовой доволен: вот какой хороший попался заказчик, платит щедро да водкой угощает!
Отправились в трактир. Ломовой набрался так, что с трудом ноги переставляет.
Выволок на спине корзину Викторов, толкает уснувшего извозчика:
— Трогай, не спи!
Поехал пьяный в стельку ломовой, на Петровке чуть коляску не перевернул с чиновником, а и телегу свою так дернул, что корзина на булыжную мостовую брякнулась.
Тут как тут полицейский.
Викторов боится под ноги взглянуть: не вывалилось ли содержимое корзины на дорогу? Пересилив себя, посмотрел: слава Богу, веревки выдержали.
Взял штраф полицейский, отпустил.
Добрались до багажного отделения. Тут новое приключение. Встали в очередь. Весовщик попался придирчивый, требует прочной упаковки.
— Это, — кричит на какого-то мужика, — упаковка? — 3 Да как дернул с силой, так из деревянного ящика всякое барахло и высыпалось.
Дошла очередь до Викторова. Опять крик:
— Почему твоя корзина вся скособоченная?
Посмотрел отправитель на свой багаж, а корзина, видать, при падении и впрямь несколько скривилась.
— Виноват, — смиренно отвечает Викторов. — Другой раз учтем, а нынче тоже крепко завязано, корзинка выдержит, не извольте, господин весовщик, сомневаться в ней.
Ухватился весовщик за веревку, глаза как у бешеного стали, дергает со злобой:
— У тебя голова или паровозное колесо? Ты почему железную дорогу не уважаешь? А если по пути следования из корзины добро твое вывалится, кто будет отвечать? Ты? Нет, голубчик, я буду отвечать! Что у тебя в корзине? Почему такая вонь идет?
Обомлел Викторов. Ну, думает, все, конец мне пришел! Сейчас велит корзину раскупоривать. Самым вежливым и испуганным тоном отвечает:
— Меховые вещи! Камфорой пересыпали. Виноваты-с!
И он прибегнул к решительному средству: положил перед весовщиком под гири пять рублей.
Весовщик сразу же сделался помягче. Интересуется:
— Куда отправляете?
Викторов ответил, весовщик записал в квитанцию.
— Фамилия отправителя и адрес?
Едва не сорвалось с языка: «Викторов, меблированные комнаты в Столешниковом…» Но в последний момент прикусил язык, одумался. Стоит, глаза вытаращил, соображает: «Какую фамилию сказать?» И, кроме фамилии Викторов, ничего другого не идет в голову.
Весовщик недоуменно переспросил:
— Фамилия какая? Забыл, что ли? Скорее, люди ждут!
С трудом выдавил убийца:
— Вв… Васильев.
— Адрес?
Выпалил Викторов:
— Отель «Шеврие» в Камергерском переулке, дом нумер шесть.
Хмыкнул недоверчиво весовщик. Уж очень несолидный вид у мужичка для такой первоклассной гостиницы, где господа за номера платят в сутки до 15 рублей.
— Кому посылаете?
— Вв… Владимиров, до востребования.
Черкнул каракули весовщик, протянул накладную.
Вздохнул Викторов, с облегчением подумал: «Ах, черт, пронесло!»
У него мелко тряслись руки, на лбу выступил крупный холодный пот. На непослушных ногах отправился к выходу. Каждое мгновение убийце казалось, что его остановит грозный окрик: «Стой, попался!»
Вышел на площадь, прислонился к фонарному столбу: голова кружится. Потом теплая радость залила грудь: «Все, пронесло. Теперь концы в воду, ни одна полицейская ищейка не найдет меня!»
В веселом настроении заскочил в трактир — прямо на вокзальной площади. Выпил стакан водки, съел большую порцию конской красной колбасы с капустой. Стало совсем хорошо.
Пришел домой, с удовольствием вспомнил: «Как я ловко ее замочил! Молодец, Колька! И не забыл с пальца колечко золотое стянуть. Представляю, как вытаращатся железнодорожники, когда корзину откроют. От страха обосрутся, дураки!»
И он нервно захохотал.
Наследство убитойУтром следующего дня, 3 июля, Викторов направился в боковой коридорчик, где в маленькой двухкомнатной квартирке у него жили 25-летняя разбитная девица Тамара и Настя, чей труп уже начал путь к западным границам Империи.
Он постучал в дверь, услышал за нею шлепанье по паркету босых ног и заспанный голос Тамары:
— Кто тута?
— Это я, Викторов.
За дверью раздалось шушуканье. До него донеслось два голоса: «Это наш хозяин. Чего-то нужно». — «Черт с ним, открой. Я ухожу уже».
Дверь приоткрылась. Из нее вышел почтенного вида мужчина: бородка клинышком, золотое пенсне.
Тамара голой встречала хозяина.
Он хлопнул ее ладонью:
— Ну ты, жопастая! Мужики об тебе небось потом всю жизнь вспоминают с восторгом чувств?
— Пусть их, а я только о вас помню, какой вы благодетель.
— Ишь, на язык скорая! Выпить есть чего?
Тамара полезла в шкаф, достала початую бутылку дорогого вина. Налила граненый стакан до самого верха. Викторов опрокинул его в рот, крякнул:
— Хорошо винцо! Ну, ложись, погрей меня… — И он захихикал, показав мелкие гнилые зубы.
Он сбросил с себя брюки, обнажив кривые волосатые ноги.
— Ай-яй-яй! — игриво рассмеялась Тамара. — Хозяина опять потянуло на сладенькое. А если Настена узнает? Вот расскажу ей, что тогда будет?
— Не дури, не говори под руку глупостев. Настена домой к матери уехала, в Углич. Мать у ней помирает совсем. Надо за больной ухаживать. Просила меня все ее вещи забрать из номера и положить ко мне.
Тамара удивленно покрутила головой:
— Странно как-то уехала, мне не сказала! — Помолчала, тряхнула кудряшками. — Да и то, последнее время она все жаловалась: «Надоело это все! Плюну на столичную жизнь, домой уеду. Одна гнусность, а денег остается почти ничего». Правду говорила.
Взъярился Викторов:
— Ах вы курвы! Ликеры за чужой счет хлещете, в шелковых платьях щеголяете — и еще гнусностью ругаетесь! Обнаглели вы, девки, малость.
— Это не я, — извиняющимся тоном сказала Тамара. — Это Настена так говорит.
— Ну да ладно, повернись-ка…
Через полчаса, собрав носильные вещи Насти, Викторов прямиком отправился на Домниковку. Там он заложил их в ломбард.
На вырученные деньги играл вечером на ипподроме и выиграл восемь рублей, которые тут же и пропил.
Ночью приснилась Настя. Она была одета во все белое. Подойдя к Викторову, она взяла его за руку и ласково произнесла тихим голосом: «А я уведу тебя, ты все равно пойдешь за мной!»
Дико заорав, он проснулся. После этого ворочался до самого рассвета, никак не мог уснуть.
С этого началось: каждую ночь Настя стала являться к нему. Викторов по разным церквам заказал ей панихиды.
После службы легчало на день-два, а потом она вновь к нему являлась и звала к себе.
Викторов постель осенял крестным знамением, кропил святой водой, принесенной из Церкви, — все было тщетно.
Волчий войЖизнь внешне текла прежним руслом. Викторов доглядывал за меблированными комнатами, где ремонт близился к концу, работал на ипподроме и играл на бегах. История с «уехавшей в Углич» Настей стала если не забываться, то немного уходить на второй план.
Листал Викторов как-то газету, хотел программу скачек посмотреть. Вдруг словно обожгло, заголовок в глаза бросился: «Страшная находка в Брест-Литовске». Заколотилось сердце, поплыло все перед глазами. И впервые резанула мысль: «Что я наделал? Ведь теперь меня веревка ждет». Не понимая толком, что он делает, поплелся в угловую комнату, где жили сыщики Гусаковы. Те были дома.
