Валерия Вербинина - Чародейка из страны бурь
«И пределом его мечтаний, – мысленно добавила баронесса Корф, – была красивая кокотка в богато обставленном доме, которая изменила любовнику в тот же день, как стало известно о его смерти». Но Амалия не стала говорить этого, чтобы не задеть своего союзника.
Вечером Кристина Пуарье заперла входную дверь в магазин, отпустила служащих и по привычке стала подбирать обрывки лент, кусочки перьев и прочие мелочи, которые обязательно оказывались на полу, когда клиентки встряхивали и примеряли шляпки. Всюду, куда ни кинь взор, громоздились огромные шляпные коробки, а самые красивые шляпки были выставлены на болванках в витринах и вдоль стен.
Кристина жила в квартире над магазином и там же, бывало, придумывала новые фасоны шляпок. Просторная комната позади магазина была отведена под мастерскую, и днем тут щебетали и творили пять очаровательных парижанок, которых Кристина взяла себе в помощники.
Попасть в квартиру можно было прямо по лестнице, которая спускалась в мастерскую, но, прежде чем отправиться к себе, Кристина заперла дверь черного хода и проверила, закрыты ли окна. Этот магазин был мечтой ее жизни, и она не без оснований опасалась воров, которые могли бы позариться на шляпки, некоторые из которых стоили безумно дорого. Шляпка с пышными перьями – или, наоборот, строгая, – с бантами, без бантов, с лентами, цветами, птицами и прочими украшениями была для того времени символом женщины. Платье могло быть каким угодно; шляпка имела право быть только самой лучшей.
Теперь оставалось только потушить свет в магазине, и Кристина так и сделала. В мастерской осталась гореть небольшая лампа, и хозяйка двинулась туда, но на пороге мастерской ее ждал человек.
Завидев в сумерках силуэт, молодая женщина попятилась.
– Что вам надо? Я сейчас закричу!
– Не надо кричать, вы меня знаете, – ответил силуэт, и Кристине показалось, что он усмехнулся.
– А, господин граф! Я и не ожидала увидеть вас в Париже…
– Да неужели? Скажите, милая, кто внушил вам мысль требовать у нас сто тысяч франков? Вы что, считаете, что моя мать и я теперь всю жизнь будем для вас дойной коровой?
Кристина растерялась. Она не понимала, о чем идет речь, но ее настораживала агрессия, исходившая от собеседника.
– Сударь, уже поздно… Рабочий день окончен. Я думаю, нам лучше поговорить в другой раз.
– В другой раз? В полиции, что ли? Ты собралась им все рассказать? – Голос графа стал тонким и пронзительным, лицо задергалось, глаза горели недобрым огнем. – Да ты понимаешь, ты, ничтожество, паршивая тля, что я тебя сейчас раздавлю? Мой предок был графом, когда твой жрал траву… Никуда ты не пойдешь!
Он бросился на Кристину, она отчаянно закричала, заметалась, стала отбиваться… Но она была слабой женщиной, а граф схватил одну из шляпных булавок, которыми шляпы крепятся к волосам, – по сути, это было острейшее шило длиной сантиметров двадцать, которым запросто можно убить человека. Он взмахнул им, целя Кристине в горло, но она закрылась рукой, увернулась, и острие булавки только распороло ей кожу выше локтя.
Потом главная витрина, гордость магазина Кристины, хлынула на пол осколками, потому что в нее швырнули булыжник, и в образовавшуюся брешь протиснулся Антуан Молине с двумя полицейскими. Они скрутили графа де Кастель и не без труда отняли у него булавку, которой он до последнего момента пытался проткнуть хозяйку лавки.
– О, черт! – сказал Антуан, с видом показного удивления почесывая ухо. – Я-то думал сцапать Фредерика Варена, а нашел вас, господин граф… Мадемуазель Пуарье! Вы живы? Если бы я опоздал хотя бы на мгновение…
Кристина всхлипнула.
– Я расскажу вам все, что знаю! Но я даже не подозревала, что это он убивал… Я думала, графиня защищает своего любовника… Мне мсье Кервелла сказал, что она…
Тут Кристина не выдержала и зарыдала, уткнувшись лицом в плечо инспектору.
– Ну что ж, – сказал Антуан, – я к вашим услугам, мадемуазель! Смело рассказывайте все и не бойтесь ничего…
– Я тебя убью! – бешено заверещал граф, извиваясь в руках полицейских. – Я убью вас обоих! Вы не смеете касаться меня! Пустите! А-а!
Все эти крики он перемежал отчаянными ругательствами, но внезапно разразился слезами и сделал попытку повалиться на колени.
– Господин инспектор, отпустите меня! Что я вам сделал? Моя мама не переживет… не переживет!
– Гнилое дерево, – сказал Антуан.
– Что? – Граф встрепенулся.
– Да так, ничего. Наконец-то я поймал тебя, «бретонский демон». Так что ты сполна ответишь за все убийства. И за цветочницу в Руане, и за внучку дворецкого Изабель Морван, и за бывшую горничную Бланш Дре… за всех.
И, услышав эти слова, граф де Кастель упал в обморок.
Глава 11
Разоблачение
Для лиц, так или иначе причастных к громкому скандалу, жизнь превращается в ад.
Для прессы такой скандал – манна небесная, особенно когда все темы написаны, вывернуты наизнанку и описаны снова с другой точки зрения. Кажется, уже вообще не о чем говорить, как вдруг происходит событие, которое можно раздуть до вселенских масштабов, и тысячи перьев принимаются строчить, строчить, строчить…
Для обывателей скандал – некое подобие романа, с той только разницей, что происходит он в действительности, а оттого еще более притягателен. Откровенно говоря, поимка «бретонского демона» (когда им еще считался безвестный художник Фредерик Варен) не произвела в Париже особого шума. Но то всего лишь художник, и пойман он был в захолустном Кемпере, а граф, которого взяли с поличным при попытке зарезать модистку на Елисейских Полях, – совсем другое дело.
А поскольку журналисты привыкли мыслить шаблонами, то первые отчеты об аресте были таковы: «Кристина Пуарье являлась любовницей графа. Они поссорились, и он пытался ее заколоть».
– Шляпной булавкой, господа, шляпной булавкой!
Однако вовремя подоспевшие доблестные полицейские успели предотвратить ужасное преступление.
Позевывая, репортеры писали заметки и вяло размышляли о том, что вся история не стоит выеденного яйца. Раз жертва осталась жива, графа отмажут, но шум все же поднимется, так что родная газета определенно закажет две-три статейки на эту тему.
Но тут в деле произошел крутой поворот.
Именно Кристина Пуарье заявила, что ей когда-то угрожали, что ее заставили дать показания против Фредерика Варена, и полицейский, который вынудил ее к этому, покрывал настоящего убийцу, а еще он упоминал, что действует по поручению графини де Кастель.
– Ха, – в один голос сказали циничные репортеры «Утра», «Ле Пти Паризьен», «Голуа», «Прессы» и прочих изданий, – так угрожали, что мадемуазель Пуарье после процесса над Вареном обзавелась лавкой на Елисейских Полях? Такого не бывает!
Но колесо уже завертелось, тиражи изданий подскочили, ведь все хотели знать подробности странного дела, и каждый час приносил новые подробности.
Граф де Кастель решительно отрицает все предъявленные ему обвинения. Может быть, он и схватил шляпную булавку, когда разговаривал с мадемуазель – как ее? Пуарье? – но он вообще ничего не помнит, потому что у него бывают эпилептические припадки, во время которых он не контролирует себя.
Врач графа, мсье Нантье, в ответ на вопрос, бывают ли у его пациента такие припадки, сослался на врачебную тайну. Однако врачебной тайной сыт не будешь, и пронырливый репортер добрался до слуг, из расспросов которых стало ясно, что никакой эпилепсией граф отродясь не страдал.
– Правда, у него проблемы с… Ну, да, впрочем, это не важно…
Но репортер напирал, и слуга наконец признал, что в отношениях графа и молодой графини что-то не так, потому что они давно не спят вместе.
– Только в отдельных спальнях. И вообще, хотя она его любила, после свадьбы стала очень холодно к нему относиться…
Графиня де Кастель заявила, что все обвинения, предъявленные ее сыну, просто нелепость, но при этом наняла для его защиты лучшего адвоката. «Ого-го, – сказали парижские циники, узнав имя адвоката, – значит, дело точно нечисто! Честные люди этого изворотливого плута нанимать не станут…»
– Я все же думаю, – важно рассуждали в салонах, – что это дело политическое. Наверное, граф де Кастель собирался заняться политикой, как и его отец…
– Да ну, господа, я же отлично его знаю, это тишайший человек, который обожает жену и мать! Смешно утверждать, что он кого-то там мог убить… А что касается модистки, то, поверьте, я и сам сто раз в день покушаюсь убить модистку жены! Вы бы видели, какие гигантские счета присылает эта особа…
Вокруг остряка нарастает одобрительный смех. В самом деле, лучше уж от души посмеяться, чем размышлять на неприятную тему о том, сколько раз ты сам пожимал руку безумному убийце.
