Валерия Вербинина - Чародейка из страны бурь
– Нет, это не она, просто, к несчастью, первая жертва оказалась похожа на ту, другую. Любовница графа сейчас находится в лечебнице для умалишенных.
– А потом он стал убивать всех подряд, кто хоть немного напоминал о его любовнице. Ездил в гости к родным, друзьям, на курорты – высматривал жертв, а безнаказанность подстегивала его продолжать убийства.
– Да, но после убийства Изабель Морван графиня не выдержала. Она поговорила с сыном и заставила его поклясться, что он больше никого пальцем не тронет. Ей казалось, что теперь-то опасаться нечего, но тут к ней пришел Жерар, который рассказал ей о своих подозрениях и одновременно намекнул на то, что только в ее силах сделать так, чтобы он о них забыл. На этом можно было бы и остановиться, но графиню мучила мысль, что о том, о чем уже догадался один, может догадаться и другой, а за ними и остальные. Она сказала Жерару, что согласна на его условия, но он должен найти человека, на которого можно свалить все убийства. В конце концов выбор пал на Фредерика Варена, но, как всегда бывает в жизни, начались непредвиденные сложности. Кристина Пуарье настаивала на его алиби, но ей заткнули рот деньгами. Доктор Ривоаль видел кучера графини возле дома последней жертвы, но его убедили изменить показания. Потом у доктора сдали нервы. Его брат – редактор кемперской газеты, и доктор прислал ему телеграмму, что хочет рассказать нечто сенсационное. Об этом стало известно, и графиня потребовала, чтобы Жерар устранил угрозу, именно он, потому что она не знала, приставлена ли к доктору охрана, и боялась, что ее кучер может попасться.
– Тем более что он и до того вел себя неосторожно и позволил свидетелю увидеть себя, – заметила Амалия. – Конечно, вашему другу пообещали еще денег, но после убийства Ривоалей он стал вести себя подозрительно, сделался нервозен, и решено было покончить и с ним тоже.
– Ну, видите, я не могу сообщить вам ничего нового… Хотя нет, насчет сообщника, которого я смертельно ранил, я выяснил одну вещь, которую рассказал мне дворецкий графини. Когда он понял, что его внучку убил граф, то решил, что хранить преданность семье больше не имеет смысла, и раскрыл тайну графини. На самом деле граф де Кастель – сын не старого графа, а кучера. Когда тот убил Жанну Массон, отрубил ей голову и подбросил Варену, а потом подстерег в безлюдном месте Жерара, завел с ним разговор и убил его, он старался не только ради графини, но и ради собственного сына. – Амалия молчала. – Знаете, когда я вспоминаю графиню молодой – я же говорил вам, что весь Кемпер был в нее влюблен, – меня охватывает оторопь при мысли о том, как с ней обошлась жизнь. Я знаю, что должен быть на стороне жертв, иначе в полиции нечего делать; но все же… все же…
– Вы чувствуете себя обманутым, – сказала Амалия, – но давайте все же договорим до конца. Вы были влюблены не в графиню, а в образ, который она старательно создавала. Это все равно что влюбиться в актера, который играет положительного персонажа, а потом выяснить: в жизни он полон недостатков.
– Нет, – упрямо покачал головой Антуан.
– Да, да, – настаивала Амалия. – И чем раньше вы это поймете, тем лучше будет для вас и вообще для всех. – Она прищурилась. – Кстати, что сказала ваша тетушка, когда обо всем узнала?
– Вы никогда не угадаете, – проворчал Антуан, насупившись. – Она сказала, что в какой-то степени понимает графиню – ведь та хотела защитить своего единственного родственника, а потом добавила, что людей все равно убивать нельзя. Даже Жерара, который ей никогда не нравился.
– Ваша тетушка – замечательная женщина, – серьезно сказала Амалия. – Надеюсь, вы будете навещать ее почаще.
– Это вы к чему? – подозрительно спросил Антуан.
– Так, к слову пришлось, – пожала плечами баронесса Корф. – Не забудьте, что я жду от вас список владельцев яхт.
Глава 12
Имя с секретом
– Значит, Мэтр приплыл на остров Дьявола на яхте? – спросил Фредерик.
– Да, и раз уж вы находились на маяке, может быть, вы сумели что-нибудь заметить? Какую-нибудь яхту, которая шла к острову, например… Лично я ничего подобного не запомнила.
Но Фредерик сконфуженно признался, что просто-напросто заснул и все проспал, а пробудился только тогда, когда Мэтр и его сообщник уже беседовали внизу.
– Потом, когда я побежал вас спасать, мне было уже не до того, чтобы смотреть на море… И погода в тот вечер была просто отвратительная!
– Ну, ничего, – сказала Амалия, успокаивая улыбкой своего собеседника. – Так или иначе, Мэтра я найду, потому что не думаю, что много яхт курсировало в это время вдоль бретонского побережья.
Сидя за столом, Фредерик сжимал и разжимал свои длинные пальцы, машинально передвигая чашку. Наконец он не выдержал.
– А когда вы наконец его найдете, что вы с ним сделаете? – скороговоркой выпалил он.
Он боялся, что его собеседница рассердится, но ничего подобного не произошло.
– Ничего, – ответила Амалия на вопрос Фредерика. – Ничего хорошего, – безмятежно уточнила она.
И так как ей все же не хотелось обсуждать этот вопрос, она перевела разговор на другую тему.
– Вы видели статью в «Утре» о том, что президент вас помиловал? Но это означает только, что смертный приговор будет заменен на пожизненное заключение, если вас найдут.
– В той же статье я прочитал, что мое местонахождение до сих пор неизвестно, – улыбнулся Фредерик, и Амалия впервые заметила, что на щеках у него ямочки. На ее памяти он впервые улыбался так беспечно, так широко. – Некоторые, кстати, считают, что я утонул в шторм, когда пытался уплыть с острова Дьявола.
– Пусть считают, – сказала Амалия. – Бреваль, конечно, понял, что вы живы, и инспектор Молине тоже отлично осведомлен об истинном положении вещей, но посторонним знать правду уже не обязательно. Не обессудьте, Фредерик, но, пока я не отыщу Мэтра, вам придется сидеть в особняке и скучать в моем обществе…
Путаясь в словах и по десять раз повторяя одно и то же, художник заверил свою собеседницу, что он никогда не скучает в ее обществе, а совсем наоборот, и вообще… Видя, что он запутался и покраснел, Амалия сжалилась над собеседником и перевела разговор на достоинства пирожных с лимоном, которые им доставили на обед в этот день.
Вообще-то Фредерик сказал истинную правду – он никогда не скучал, если Амалия была рядом, пусть даже в соседней комнате или на другом этаже особняка на Анжуйской улице. Эта женщина завораживала его – читала ли она роман или просто сидела у камина, глядя на золотистые блики своими странными золотистыми глазами, говорила ли о каких-то повседневных мелочах или обсуждала с Ломовым какие-то свои дела, в которые не посвящала художника, душу Фредерика грел сам факт ее присутствия. Она поверила ему тогда, когда ни одна живая душа не сомневалась в его виновности, она помогала ему, поддерживала и более того – это ее усилиями была разорвана страшная паутина лжи, которая едва не привела его к гибели. Наверное, Фредерик давно бы бросился к ее ногам и признался в своей любви, но Амалия поставила себя так, что он даже не смел заговорить о своих чувствах. Она вела себя как рассудительная старшая сестра, которая опекает хлебнувшего бед брата, – и среди прочего это позволяло ей удерживать между собой и Фредериком известную дистанцию. Само собой, она не могла помешать художнику мечтать, что он однажды все же преодолеет эту дистанцию, но пока он согласен был довольствоваться тем, что рисовал ее и всегда был под рукой, когда ей что-либо было нужно – книга, чашка кофе, недавняя газета. В доме, где из соображений секретности не держали прислуги, он мало-помалу стал играть ее роль. Мать Фредерика была горничной, и от нее он наслышался историй о том, как хозяева унижают и оскорбляют тех, кто у них работает; до недавнего времени он и подумать не мог о том, что сам станет кем-то вроде слуги, но с Амалией это вышло как-то само собой, и он ни разу не ощутил себя задетым своим положением. Все равно она поправлялась после серьезного ранения, а кто-то же должен был накрывать на стол, зажигать огонь в камине и следить за порядком. Он был рад услужить Амалии, именно ей, а она, хоть и внешне уделяла ему ровно столько внимания, сколько принято уделять человеку, с которым живешь в одном доме, тем не менее не переставала внимательно и настойчиво наблюдать за Фредериком.
Его состояние беспокоило ее с первых дней пребывания на Анжуйской улице, когда она ночью просыпалась от его криков в спальне этажом ниже, вызванных кошмарами. Ничего другого, в сущности, нельзя было ожидать от человека, который был приговорен к казни, бежал с эшафота и пережил сильнейшее нервное потрясение. Но Амалия считала глупым и недопустимым разговоры с Фредериком о его кошмарах, равно как и советы подумать о чем-то приятном. Она поставила себе другую задачу – делать все, чтобы он пришел в себя и сумел перевернуть самую тяжелую страницу в своей жизни. Амалия говорила с ним о живописи, о художниках, о его прошлом, несколько раз просила нарисовать для нее веер, позировала для портретов. Она добивалась, чтобы он был в хорошем расположении духа, и шутила, иногда весьма колко. Кроме того, она показывала всем своим примером, что можно пройти сквозь тяжелые испытания, собраться и идти дальше, ни на что не оглядываясь и ни о чем не жалея. Она видела, что избрала правильную тактику, потому что кошмары стали сниться Фредерику гораздо реже, а сам он все чаще улыбался и казался куда более уравновешенным и счастливым, чем в первые дни, когда он мог по любому поводу разразиться слезами.
