Елена Михалкова - Тайна замка Вержи
Лишь тогда, когда жуткая топь осталась далеко позади, ведьма остановилась.
– Все. Считай, выбрались.
Николь кулем повалилась на землю. Один башмак вместе с носком остался в болоте, и она успела исцарапать до крови ногу.
– Не дергайся.
Ведьма счистила с ее задравшейся штанины грязь. Та высыхала на глазах и отпадала целыми ломтями.
– Пить!..
Старуха достала вторую флягу, и девочка жадно приникла к ней.
– Мы еще не дошли, лягушоночек. Оставь про запас. На, держи мой башмак! – она стащила его с ноги и бросила Николь.
– А как же ты?
Ведьма, не отвечая, сноровисто перемотала правую ступню полосой ткани и закрепила концы вокруг лодыжки.
– Вот так-то лучше. А теперь пора идти!
Она силой заставила Николь подняться.
– Я не могу! – выдохнула та, вновь оседая на колени.
Ведьма, не отвечая, скользнула взглядом по перелеску за ее спиной. Что-то в ее глазах заставило девочку обернуться.
Никого. Разве что за раскидистыми кустами бересклета мелькает что-то светло-серое.
– Там заяц? – вгляделась Николь.
– Заяц, – помолчав, согласилась старуха.
Николь посмотрела на нее. Потом снова на куст бересклета, за которым виднелись уже два серых пятна.
И поднялась сама, закусив губу так, что брызнула кровь.
– Пойдем.
Остаток пути Николь запомнила как череду собственных шагов: один-другой-один-другой-один-другой…
Каждый шаг отдается в теле глухим толчком. Будто враг пихает в спину пленника: а ну! ступай! не спи! шагай!
Посмотришь вниз – в глазах мельтешит размытая серая крупа и плывут наискось дрожащие белые пятнышки. Взглянешь вперед – и там то же.
Но изредка перед Николь вспыхивали картины, яркие до рези в глазах.
Существовали ли они на самом деле? Или их породила терзавшая ее лихорадка?
Прозрачный ручей, вскипающий радужными пузырьками на камнях, по которым они с Арлетт перебираются на другой берег.
Поваленная сосна, в которую ведьма, обойдя ее по широкой дуге, издалека швыряет тяжелым обрубком, и рыжий ствол вдруг распадается на тысячи муравьев, исчезнувших в задрожавшей траве.
Овраг, прямой и узкий, как порез в земле, со дна которого тянутся вверх серебристо-серые ели, все в лохмотьях высохшей хвои, а по стволу от корней до самых верхушек вьются крошечные ярко-синие цветы, и от них исходит слабый свет, как от русалочьих огней.
Кажется, два или три раза Николь падала, и тогда старуха, обвязав девочку веревкой, тащила ее за собой, как полудохлую козу, болтающуюся туда-сюда.
Россыпь грязной крупы все плотнее валит сверху, вот-вот погребет их под сугробом.
Последним, что запомнила девочка, была качающаяся перед ее лицом пергаментная изнанка сшитых заячьих шкурок.
Когда Николь очнулась, поблизости журчала вода. Низкое небо над ней отливало яблочной желтизной, какая бывает ближе к закату.
С трудом перевернувшись на бок, девочка подняла голову и оцепенела.
Она лежала, раздетая догола, на земляной площадке – теплой, как сковородка, ровной и совершенно круглой. Площадку плотно обступали обветренные сутулые валуны. Сомкнувшись в кольцо, они охраняли подходы к источнику, бившему из земли в середине круга.
Ни травинки! Только насупленные камни, вода и земля, разогретая так сильно, будто ад в этом месте залегал совсем неглубоко.
Но не жар и не камни потрясли Николь.
Она не могла оторвать взгляд от источника.
Словно сам дьявол в недрах иссушенной земли яростно щелкал кнутом – так плеть темной воды с шумом выстреливала из недр вверх и обрушивалась на блестящую, густо-коричневую, точно спина выдры, длинную лужу, исчерчивая ее рубцами. Шрамы затягивались, но тотчас новые и новые вскипали на поверхности.
С дальнего конца лужи вытекал узкий ручеек и блестящей змейкой просачивался между подножиями валунов.
Вода источала отвратительный запах. Вонь доброй сотни тухлых яиц пропитывала все вокруг.
– Черный ручей! – Николь в ужасе отшатнулась и зажала нос.
Позади раздалось шуршание, и ведьма спрыгнула с валуна, сжимая в кулаке мертвого рябчика с петлей, затянутой на сизой лапке.
– А, пришла в себя. Вот и славно. – Она небрежно бросила добычу на землю.
– Матушка Арлетт! – Николь с мольбой взглянула на старуху. – Зачем мы здесь?
– Ты еще не догадалась?
С этими словами ведьма подхватила ее, протащила, кряхтя, несколько шагов и разжала руки прямо над лужей.
Девочка с головой ушла в горячую воду, захлебнулась, закашлялась и с воплем попыталась выбраться наружу. Как бы не так! Ведьма придерживала ее, точно слепого котенка, карабкающегося из ведра в тщетных попытках избежать гибели.
– Нет уж! Коли я тебя сюда доволокла, будешь сидеть как миленькая.
Николь билась с отчаянием пойманной в сети рыбы. Но, побарахтавшись чуть-чуть, быстро обессилела и обмякла.
– Зачем… ты… – еле выговорила она.
Не отвечая, старуха еще разок макнула ее с головой. Густая, как сироп, вонючая вода залила уши и нос, склеила ресницы.
Отплевываясь, Николь вынырнула на поверхность:
– Кха!.. Кха!.. Ты меня утопишь!
Ведьма расхохоталась.
– Неужто? В эдакой лохани?
Старуха разулась и окунула ступни в коричневую жижу. На лице ее отразилось явственное облегчение.
– О-о-о! – со стоном выдохнула она.
Николь, собрав остатки сил, вцепилась ей в лодыжку.
– Пощади!
Ведьма, не делая попыток вырваться, склонила голову набок и утомленно взглянула на девочку из-под белесых ресниц.
– Послушай, лягушоночек, я слишком устала. Пока тебя волочила, едва сама в землю не ушла. Неужто ты думаешь, все это лишь затем, чтобы утопить одну чахлую девку?
Она провела рукой по лбу. На коже осталась коричневая полоса.
Отчего-то вид размазанной грязи на ее лице заставил Николь притихнуть.
Арлетт выглядела по-настоящему изможденной. Поход дался ей нелегко.
– Но расслабляться тебе рановато, – вдруг сказала старуха, словно читая ее мысли. – Может, я приношу здесь жертвы дьяволу!
Она насмешливо сощурила один глаз.
Вместо того, чтобы испугаться, Николь окончательно успокоилась. Что-то неуловимо общее было в тоне старухи и Венсана Бонне, когда он подсмеивался над девочкой. А от лекаря, что бы там ни верещали боязливые глупцы, она никогда не видела ничего плохого.
Николь осторожно разжала пальцы и ощупала стенки ямы. Склизкие, как лягушачья кожа!
– Черная глина, – сообщила ведьма.
Николь пятками дотронулась до дна.
Старуха права: утонуть здесь невозможно.
Она лежала в подобии купели глубиной не больше половины ее роста. Яма пополнялась из источника, но не переливалась через край благодаря ручью.
Николь медленно развела руки в стороны и опустила затылок в воду. Вонь вокруг по-прежнему стояла неимоверная. Деться от нее было некуда, словно отвратительным запахом насильно кормили с ложки.
Но сейчас, когда ужас отступил, она в полной мере смогла ощутить, как расслабляется ее окостеневшее измученное тело в горячем котле.
– Рука! – вспомнила Николь. – Повязка!
– Сама сними, – отозвалась старуха и прикрыла глаза.
Солнце, клонившееся к закату, роняло последние лучи на вершины камней, заставляя отсвечивать их пепельные лысины. Высоко в небе бледный медальон луны понемногу наливался золотом.
Арлетт ворошила палкой угли вокруг обмазанного глиной рябчика. В развилке воткнутой в землю короткой рогатины висела освежеванная тушка белки.
Николь, по-прежнему лежавшая в воде, видела все происходящее на поляне будто бы со стороны.
Вот Арлетт сгорбилась у догорающего костра, через серую ткань рубахи проступает хребет. Острые бугорки косточек – точно кочки, по которым можно добраться до ее шеи.
Вот струя источника, взвиваясь из земли, бессильно падает вниз. Словно каждый миг пытается дотянуться до луны – и не может.
Вот то, что осталось от самой Николь: бледное лицо, запрокинутое к небу, и грязные волосы, прилипшие к глинистому краю лужи. Тела нет. Его скрыла бурая вода.
– Еда готова, лягушоночек…
Пресные волокна жесткого мяса старуха складывала прямо в рот Николь.
– Это место как-нибудь называется? – спросила она, пока Арлетт обгладывала тонкую косточку.
– Чертова Плешь, – невнятно пробубнила та и сунула Николь под нос флягу. – На, запей.
Девочка глотнула прохладной воды.
– Долго мне здесь лежать?
– До утра.
– А что потом?
– Посмотрим, – уклонилась от ответа старуха.
Она обмакнула ладонь в теплую воду и мягко провела по лицу девочки.
Николь перехватила ее запястье и задала давно мучивший ее вопрос:
– Отчего ты помогаешь мне?
Ведьма молча высвободила руку.
– Скажи! – настаивала Николь. – Я хочу знать!
Старуха отодвинулась назад, в тень, куда не доставали слабые отблески костра.
– Может, у меня доброе сердце – предположила она оттуда.
Но девочка с сомнением качнула головой.
