Жан-Франсуа Паро - Дело Николя Ле Флока
— Я очень рад.
— Его Величество, с кем я разговаривал вчера вечером, поет вам хвалы, равно как и некая дама, которая, увы, оказалась столь любезна, что даже устроила с вами встречу в лесу Шантийи. Ах, слава богу, наконец вы вернулись! Но не рассчитывайте, что я сообщу вам, кто вложил оружие в руки ваших убийц. Все, что случилось с вами во время поездки, надобно хранить в глубочайшей тайне, и я знаю немало людей, которым хотелось бы набросить на них поистине непроницаемый покров. Узнав о покушении на жизнь своего представителя, король рассердился и даже пригрозил — но, увы, в пространство.
— Будем надеяться, что те, кому надо, услышали его предупреждение, — вздохнул Николя. — Шевалье д'Эон поручил мне передать послание Его Величеству, касающееся господина Флинта и наших дел в Китае.
Сартин резким движением поправил парик. По этому жесту Николя понял, что, затронув вопрос, не относящийся к компетенции Сартина, он невольно разозлил своего начальника.
— Вы увидите короля, — произнес Сартин. — Его нужно развлечь, а вы это умеете. А теперь вернемся к улице Верней: как обстоят дела там?
Николя полагал, что начальник мог бы сообщить ему несколько больше относительно совершенных на него покушений, но, зная, что Сартину приходится бдительно следить за придворными интригами, дабы сохранить свой пост, зависевший от благорасположения вышестоящих особ, не стал на него обижаться. Не вдаваясь в подробности, он изложил ему последние события: начальник не любил копаться в мелочах следовательской «кухни». Значение имели только результаты. Упомянув в конце о письме Жюли де Ластерье, он, в подтверждение своих слов, протянул ему текст; но Сартин даже не взглянул на него.
— Это лишнее, я уже ознакомился с его содержанием.
— Инспектор Бурдо всегда был скор в принятии решений! — с горечью в голосе воскликнул Николя.
Сартин улыбнулся.
— Вы несправедливы к нему! Я получаю нужные мне сведения отнюдь не от него. Но кто бы ни был мой осведомитель, он исполняет свой долг, сообщая мне обо всем. Вы прекрасно знаете, что ради блага Государства и безопасности Его Величества, я, пребывая на своей должности, обязан быть в курсе частной переписки. И, поверьте, это мучительная привилегия.
Он вышел из-за стола и широким шагом заходил по кабинету; настроение его явно портилось.
— Мои служащие из департамента, именуемого глупым народом черным кабинетом, передали мне это вдвойне интригующее письмо. С одной стороны, оно написано платным полицейским осведомителем — госпожой де Ластерье, хотя на конверте и нет ее имени, а с другой, оно является важной уликой для следствия, ведущегося втайне, ибо на положении главного подозреваемого находится — хочет он того или нет — человек, пользующийся моим безграничным доверием. Мне вы не должны ничего доказывать, но я не могу сказать того же про судью уголовного суда, чью обычную… м-м-м… осторожность вы подвергли испытанию. Если бы вы по недосмотру или сознательно скрыли свои чувства, забыли сообщить об этом письме, ни я, ни король не смогли бы и дальше оказывать вам свое покровительство. Следовательно, мы правы, и ваши поступки подтверждают наши суждения. А господин Тестар дю Ли, принимая во внимание вашу должность, придал следствию по настоящему делу степень государственной важности и подал свое nihil obstat, то есть официальное прошение, где излагает свои соображения о необходимости вашего участия в расследовании. По крайней мере, — произнес он со смехом, — будем надеяться, что ваша искренность — не макиавеллев маневр виновного, почувствовавшего, что может послужить ему к выгоде. Ну же, не делайте такое унылое лицо, я шучу.
— Я сказал, не подумав, — вздохнул Николя.
— В этом-то и заключается ваше очарование! Я понимаю, две последние недели стали непростым испытанием для вашей верности и постоянства. И я очень рад, что вы проявили себя достойно. Но еще больше я рад тому, что сумел заткнуть пасть судье по уголовным делам. Продолжайте вести расследование и время от времени приходите ко мне с отчетом.
Выйдя из кабинета начальника полиции, Николя увидел человека, весело поднимавшегося по лестнице, насвистывая арию из оперы, и узнал в нем Карона де Бомарше, модного персонажа и фактотума королевских дочерей. Они уже встречались у Мадам Аделаиды. Бомарше даже пригласил его на ужин, убеждая, что он может прийти, когда ему будет удобно. Стихийно возникшее чувство симпатии влекло комиссара к этому человеку с открытым и выразительным лицом. Николя направился к экипажу. Предвидя ужин у Семакгюса, он решил не обедать и попросил отвезти его к мэтру Вашону, портному с улицы Вьей-дю-Тампль. Путешествие отрицательно сказалось на состоянии его костюма, который, как он ранее предполагал, мог служить ему очень долго. Он привыкал к одежде и расставался с ней с тяжелым сердцем. Чтобы смягчить горечь расставания с любимым фраком, отныне он решил заказывать по две одинаковые пары.
Мэтр Вашон пребывал в своем репертуаре: согбенный в три погибели, худой до прозрачности и необычайно говорливый, он по-прежнему правил подмастерьями то окриком, то отеческим наставлением, а стайка насмешливых учеников при первом же хмуром взгляде мэтра с готовностью направляла иглу в нужную сторону. Снимая с Николя мерки и не преминув ехидно заметить, что размеры его несколько увеличились, портной, как обычно, рассказывал последние городские сплетни. Николя выбрал ткань для фрака — шелк цвета сухого листа с переливами красного золота, и темную коричневую шерсть для плаща. Оба цвета сочетались на удивление удачно. Потом мэтр Вашон увел его подальше от подмастерьев, в уголок лавки, где их никто не мог услышать.
— Господин комиссар, — начал он, — в последнее время умонастроения парижан меня тревожат. Народ все чаще выражает недовольство Его Величеством. Дурные люди распространяют о нашем короле ужасные слухи. О, я полагаю, вы догадываетесь, о чем идет речь. Но дело не в этом: народ привык к частной жизни короля, и она уже давно никого не возмущает. Всех интересует его сокровищница. Говорят, у него имеется особый сундук, откуда он черпает золото, дабы осыпать щедротами свою новую наложницу, а пополняет он этот сундук, играя на курсе акций как простой негоциант, только с меньшим риском, ибо, осведомленный о состоянии финансов, он легко предугадывает повышение или понижение курса. Еще говорят, что Его Величество спекулирует зерном, а вскоре и вовсе заберет под свое начало злосчастную монополию на торговлю зерном, из-за которой, по мнению народа, происходит нехватка хлеба и его дороговизна. Вот так! Сообщите об этом господину де Сартину. Я же, как добрый гражданин и верный подданный, полагаю себя обязанным рассказать об этом вам.
Николя поблагодарил портного, и тот с удрученным видом проводил его до дверей. Речи мэтра не удивили комиссара. Он лишь подтвердил слухи, о которых полицейские агенты и осведомители сообщали из месяца в месяц, не имея возможности ни пресечь их, ни добраться до их источника. Он вспомнил, как осведомители, потолкавшись в общественных местах и гостиных, доставляли в полицию очередные сведения о том, что занимает умы подданных, и полицейские, тщательно рассортировав полученную информацию, относили ее в потайной кабинет Сартина, составлявшего доклады для министров, коих данные сведения могли интересовать.
Плотная сеть улочек, расположенных между кварталами Марэ и Аль, куда с трудом мог втиснуться всего один экипаж, не позволила ему быстро проехать на улицу Монмартр. Некоторые улочки были настолько узки, что, не выходя из кареты, Николя не только мог коснуться рукой стен стоявших по обеим сторонам домов, но и прочесть объявления, расклеенные кое-как, несмотря на ряд постановлений о правилах расклейки афиш на стенах домов. Налепленные на стены листки извещали о новых ордонансах правительства, содержали объявления шарлатанов, постановления Парламента, приговоры, вынесенные в Шатле, извещали о продаже с торгов имущества должников. Здесь же теснились увещевательные послания, объявления о пропаже собак и кошек, извещения о кончине, афишки «необыкновенного спектакля» по мотивам «Неистового Роланда» Ариосто, привезенного кукольным театром из Сицилии, а также десятки раз повторенный адрес фабриканта мягких бандажей для грыжи. Службы Сартина предписывали наклеивать объявления в определенных местах, и не долее, чем на один день; затем их срывали, освобождая место для новых сообщений, и следили за тем, чтобы обрывки их не усыпали улицы. В результате одна и та же рука сначала расклеивала афиши, а через несколько часов уже сдирала их со стен.
На фиакр обрушивались то потоки воды пополам со снегом, то снесенные с крыш сильным ветром куски черепицы, штукатурки или свинца. Возница в страхе вертел головой в разные стороны, уворачиваясь от падающих осколков. Николя забавлялся, глядя, как, невзирая на отвратительную погоду, парижане, побуждаемые природным любопытством, останавливались и пытались рассмотреть, что же сыплется на них с крыш. Стоило одному прохожему посмотреть вверх, как вокруг него тут же выстраивалось множество зевак, задиравших головы, дабы понять, что привлекло внимание их собрата. Несговорчивый и подозрительный, этот народ, невзирая ни на что, в глубине души чувствовал себя счастливым, ибо никогда не терял бодрости духа, думал Николя.
