Жан-Франсуа Паро - Дело Николя Ле Флока
Открыв ящик письменного стола, он быстро рассортировал лежавшие в нем бумаги, а затем извлек маленькую печатную афишку.
— Посмотрим… Это уведомление, напечатанное по распоряжению Сартина 13 октября 1761 года с целью известить публику, как пользоваться почтой. Так, почтовое отделение… Ага, вот оно! Почтовое отделение, расположенное рядом с местожительством госпожи де Ластерье, обслуживает предместье Сен-Жермен, почтовый ящик расположен на улице Бак, между улицами Юниверсите и улицей Верней. На каждом письме следует проставлять по три штемпеля. Первый — буква, присвоенная почтовому отделению и почтовым ящикам, которые к нему относятся.
Он указал на штемпель над адресом.
— Буква «Р», действительно, присвоена почте данного квартала. Следующий штемпель — цифра, указывающая номер почтальона, вынувшего письмо из ящика, она нужна прежде всего почтовым служащим для розысков, кои иногда приходится предпринимать, ибо, как вам известно, на почту валят все грехи, в том числе и те, которых она не совершала. Как, скажите, попали на почту пригласительные билеты, доставленные адресату, когда церемония давно уже началась? Сколько человек, желая избежать неприятностей, говорят, что они послали письмо по почте, в то время как они не писали его вовсе? Сколько людей отрицает получение письма, тогда как они его получили?
Перегнувшись через плечо Бурдо, Николя разглядывал проштемпелеванный лист.
— А третий штамп?
— На письмах, адресованных в другие почтовые отделения, ставится число текущего месяца. Письма, вынутые из ящика и помеченные одной и той же буквой, в течение двух или немногим более часов — а иногда даже через полчаса — доставляются адресату. Другие письма сортируют, но и их время доставки не превышает четырех часов. А что мы видим здесь? «F» — квартал, к которому относится улица Верней, «7» — число, а «1» означает первую выемку писем из девяти, осуществляемых в течение суток. Первая выемка производится в шесть часов утра. Следовательно, письмо госпожи де Ластерье прибыло на улицу Монмартр не позже полудня. Но почему его не доставили в дом Ноблекура? Ваша подруга — полагаю, совершенно машинально — подчеркнула для вящей ясности ту часть адреса, где написано «комиссару Шатле». Не слишком внимательный сортировщик положил письмо в другую стопку, и его принесли сюда. Возмущаться бессмысленно. Тем более вы, как я полагаю, сгораете от нетерпения дать отчет Сартину. Поэтому я вас покидаю. Встретимся в пять часов. К нам присоединится Сансон, и мы вместе отправимся в Вожирар. Внизу вас ждет экипаж.
Николя взмахом руки остановил Бурдо.
— Нет, вы поедете без меня; пусть тайна остается тайной.
Приветственно помахав рукой папаше Мари, Николя спустился вниз и увидел ожидавший его экипаж. Снег повалил стеной; сверкающие хлопья падали на землю, где, смешавшись с темной грязью, быстро превращались в чавкающую снежную кашу, брызгами разлетавшуюся из-под ног прохожих. Его карета проехала мимо черной стаи служителей Фемиды, трусивших в сторону Шатле и Дворца правосудия. Люди в судейских мантиях с брыжами, зажав под мышками сумки с документами и подбирая полы, смешно скользили по ледяному крошеву, стараясь опередить преследовавшую их толпу жалобщиков, чьи вопли достигали последних этажей домов. Там и сям дюжие малые, всегда готовые подзаработать, несли, усадив на плечи, испуганных горожанок, дабы те не промочили ноги на улицах, превратившихся в сплошное грязевое болото. Работник, тащивший на спине огромное овальное зеркало, поскользнулся и чуть не упал; в полированной поверхности зеркала Николя увидел отражение везущей его кареты.
Потребовалось совсем мало времени, чтобы расследование вновь захватило его целиком. Дело настолько усложнилось, что стало невозможно рассматривать каждую его деталь в отдельности. Все сплелось в густую сеть, сотканную преступлением и недомолвками. Что ожидает их на дне Сены — если ожидает вообще? Что означает полученное им вычурное и жеманное письмо? Выражают ли витиеватые фразы истинные — последние — чувства, кои питала к нему его возлюбленная, или же… Он не осмелился сформулировать пришедшее ему на ум дерзкое предположение. А неизвестный советчик Казимира? Почему негр, столь красноречиво отвечавший на остальные вопросы, упорно, невзирая на риск навлечь на себя подозрения, ведущие прямиком на эшафот, молчал, когда его спрашивали об этом человеке?
Когда Николя прибыл на улицу Нев-Сент-Огюстен, его, как обычно, немедленно провели в кабинет начальника полиции, Сартин писал. В камине бушевало адское пламя: магистрату, как всегда, было холодно. Поглощенный процессом письма, он не сразу поднял голову, дабы обозреть вошедшего. Николя отметил, что утро, давно вступившее в свои права, видимо, выдалось хлопотным, и Сартину пришлось отказаться от обычного представления париков. Он пожалел, что ему не хватило времени приобрести для своего начальника новый экземпляр, один из тех великолепных париков, промелькнувших перед ним в лондонской лавке, где он, к сожалению, не мог задержаться. Тут он почувствовал на себе пристальный взор.
— Сударь, — произнес Сартин, — мы вами довольны, но еще более мы довольны, что вы вернулись живым и невредимым; полагаю также, вы сумели оценить, насколько сложно быть причастным к государственным тайнам. Однако вы, кажется, о чем-то задумались?
Начальник говорил совершенно спокойно, в голосе не слышалось ни грана сарказма, а временами даже проскальзывали ласковые нотки.
— Честно говоря, сударь, — ответил Николя, — я сожалею о том, что в Лондоне мне всего лишь на минутку удалось заскочить в лавку с париками, и дела короля не оставили мне времени выбрать экспонат для вашей коллекции.
Генерал-лейтенант насмешливо сощурился.
— Слуга покорный, сударь! Сама мысль о вашей заботливости уже переполняет меня признательностью. Дайте мне адрес, и наш посол исполнит ваше желание.
— Увы, дела, о которых вы упомянули…
— Не оставили вам времени даже головы поднять. Шевалье д'Эон отыщет эту лавку. Расскажите мне лучше о ваших приключениях, и по порядку.
Сартин демонстрировал столь приятное расположение духа, что Николя отважился придать своему рассказу несвойственную сухому отчету живость, пробуждающую у слушателя неподдельный интерес. Он умел находить слова для изложения любых событий, и его талант рассказчика стал краеугольным камнем его карьеры, начавшейся в 1761 году в малых апартаментах Версаля, где он держал речь перед королем и маркизой де Помпадур. Совершенствуя свое мастерство рассказчика, он всегда помнил о первом своем выступлении, получившем одобрение короля, с тех пор именовавшего его не иначе как «наш дорогой Ранрей». Возможно, рассказчик зародился в нем еще в детстве, в родной Бретани, в долгие вечера, проведенные им на кухне, где он внимал старому сказителю, который, устроившись у огня, развлекал своими сказками слушателей, успевших подкрепиться бретонскими гречневыми блинами и доброй порцией сидра. Сартин слушал внимательно и терпеливо, упершись подбородком в кулак.
— Более всего я сожалею о том, что не сумел довести до конца дело Моранда, — заключил Николя.
— Не сожалейте, мой дорогой, вам удалось избежать гибели. В нашем ремесле больше опасностей, нежели успехов. К тому у нас есть хорошая новость: Моранд все-таки уступил.
— Неужели?
— Да, курьер, выехавший из Лондона примерно в одно время с вами, вчера доставил мне сообщение, где говорится, что этот каналья, впечатленный вашей твердостью и вашим умением не раскрывать напрасно карты — вы ведь ему ничего не предложили, не так ли? — сообщил о своей готовности начать переговоры. А ложь могла все испортить! Вы же были откровенны, и без уверток шли на приступ, как сделал бы ваш отец.
Взволнованный упоминаем об отце, Николя лишь кивнул.
— Наш субъект задумался, его охватили мрачные предчувствия, он представил себе… одним словом, ваши речи заставили его быстро найти общий язык с нашим агентом. Он заявил, что согласен встретиться с новым эмиссаром, дабы обсудить финансовые условия, и в частности, погашение его долгов и возможную выплату пенсии. Вдобавок после получения гарантий он обязался сжечь уже имеющиеся издания памфлета. Так что вскоре переговоры с этой щукой будут окончены!
— Я очень рад.
— Его Величество, с кем я разговаривал вчера вечером, поет вам хвалы, равно как и некая дама, которая, увы, оказалась столь любезна, что даже устроила с вами встречу в лесу Шантийи. Ах, слава богу, наконец вы вернулись! Но не рассчитывайте, что я сообщу вам, кто вложил оружие в руки ваших убийц. Все, что случилось с вами во время поездки, надобно хранить в глубочайшей тайне, и я знаю немало людей, которым хотелось бы набросить на них поистине непроницаемый покров. Узнав о покушении на жизнь своего представителя, король рассердился и даже пригрозил — но, увы, в пространство.
