Дочь палача и Совет двенадцати - Пётч Оливер
Якоб молчал. Магдалена видела, как напряженно он размышляет. Палач скрипел зубами, словно разжевывал жесткое мясо. В конце концов он кивнул.
– Ладно. Я, наверное, все равно ее не заставил бы.
– Даешь слово?
– Даю слово.
Магдалена победно улыбнулась и почувствовала, как Барбара пожала ей руку под столом.
– Значит, решено, – сказала она. – Завтра утром я иду наниматься ткачихой на мануфактуру. Надеюсь только, что не буду выглядеть при этом полной дурой…
6
Холодный туман, словно табачный дым, стелился по улицам. На востоке восходящее солнце пробивалось сквозь облака. С темного неба сыпались редкие снежинки. Редкая тишина царила в этот час в квартале, и только время от времени где-то кричал петух. Стражники уже закончили обход, а городские ремесленники, столяры, плотники, пивовары, ткачи, мясники, извозчики и трактирщики – все они еще спали. Через полчаса откроются ворота и город наводнит всевозможный сброд из предместий: нищие, служанки, батраки и проститутки, которые надеялись наскоро заработать пару монет.
В этот час, незадолго до штурма, тишина была особенно глубокой – а с ней и отчаяние.
Лучшее время для охоты.
Тень вынырнула из полумрака и двинулась по мостам и пристаням городского ручья к церкви Святого Духа. Там, перед статуей Богородицы, охотнику часто попадалась добыча. Юные девицы всегда искали утешения у Девы Марии. В последние годы церковь Святого Духа стала излюбленным местом для тех, у кого не осталось надежды.
Охотник с любопытством приоткрыл дверь, не запертую ни днем, ни ночью. Сердце его забилось чаще при виде девушки, которая в одиночестве молилась перед алтарем. По ее простому платью, по тому, как она всхлипывала, охотник сразу понял, что именно ее он и искал. Ей не было и двадцати. Платье перепачкано сажей, фартук рваный и в пятнах… Скорее всего, она приехала из какой-нибудь баварской деревушки и теперь работает служанкой в одном из многочисленных трактиров в Хакенфиртеле. Скоро она снова будет метаться в грубых башмаках по трактиру и разносить кружки, слишком тяжелые для ее тонких рук. Мужчины хлопают ее по тощим ягодицам, потом кто-нибудь обещает ей великое счастье и уводит в вонючий сарай. Там они сношаются, как животные, и падает семя…
Проникновенные молитвы девушки, ее плач и самоувещевания подсказывали охотнику, что семя это уже дало росток.
Он был на верном пути.
Теперь осталось лишь ждать, как всегда.
Прошло немало времени, прежде чем девушка наконец перекрестилась, встала и направилась к выходу. Охотник, притаившись в нише, рассмотрел ее заплаканное лицо. Такие лица он видел часто. Глаза могли поведать историю о несбывшихся надеждах, угасшей любви и детстве, проведенном в бедности. Он читал по этим лицам, словно по книгам.
И всегда видел в них грех.
Как и в глазах этой юной девицы, которая прошмыгнула мимо него и вышла из церкви.
Охотник выждал немного и вышел следом. Девушка поспешила в направлении Ангера. Мимо низких, приземистых домов протекал зловонный ручей, плескался и журчал, пока не впадал в Конскую заводь.
Хорошо.
В Ангере было одно из его любимых охотничьих угодий. Множество тесных переулков и ручьев – в таком лабиринте никто его не заподозрит. Иногда он выманивал девушек на луга и этим облегчал себе задачу. Охотник мог быть очень убедительным, когда хотел. Девушки всегда ему доверяли. А почему бы и нет? Наверняка это удастся ему и сегодня. Короткий разговор, прогулка за городскими стенами, последняя молитва… Охотник стиснул в ладони амулет. Тот всегда придавал ему силы в предстоящем деле.
Женщина с сияющим венцом…
Охотник собрался уже подкрасться к жертве, но тут случилось непредвиденное. Из переулка вышел молодой мужчина – судя по одежде, простой поденщик или конюх. Он тяжело дышал – вероятно, быстро бежал. Завидев девушку, парень несколько раз ее окликнул. Должно быть, он разыскивал ее и наконец нашел. Девушка испуганно оглянулась. В первый миг она словно задумалась, потом со слезами бросилась в объятия парня. Тот гладил ее и утешал тихими словами, и скоро слезы перестали ее душить. Через некоторое время они ушли, взявшись за руки, в сторону Ангера.
Разочарованный охотник остался на месте, спрятав амулет в карман. Но он знал, что пока еще не упустил девушку.
Он видел грех в ее глазах – просто так его не загладить, объятий и слов утешения тут недостаточно. И он знал, что она вернется, чтобы сделать тот, последний шаг.
Нужно только дождаться.
Колокола приходской церкви в Ау отзвонили седьмой час. Магдалена перешла мост через Изар и направилась к мануфактуре. Городские ворота открылись совсем недавно, и навстречу ей нескончаемым потоком двигались жители окрестных селений. Кто-то искал работу на день, другие торговали вразнос, третьи надеялись на подаяние.
Магдалена была в теплом плаще и простом льняном платье с фартуком. Она не стала расчесывать волосы, подол ее платья был забрызган грязью и рыхлым снегом. Отец посоветовал ей выглядеть по возможности бедно, чтобы избежать ненужных подозрений. Хотя, в сущности, Магдалена и прежде принцессой себя не ощущала.
Она до сих пор не знала, как относиться к замыслу отца – раньше дочь палача никогда не сидела за ткацким станком. Но так действительно проще всего было заслужить доверие ткачих и побольше разузнать об этой мануфактуре. В худшем случае ее, наверное, просто вытолкают взашей… Что ж, по крайней мере, отец пообещал ей не принуждать Барбару к замужеству.
«Но, в сущности, иного выхода у Барбары нет, – мрачно подумала Магдалена. – Живот у нее растет день ото дня. Отец тоже рано или поздно заметит. Неизвестно только, до свадьбы или после…»
Ей тяжело было расставаться с Софией. Магдалена понимала, что оставляет девочку в хороших руках и вернется к ней очень скоро. И все-таки при мысли о дочери у нее сжималось сердце. Она опасалась, что София заболеет или же с ней случится что-нибудь еще. В том числе и поэтому Магдалена хотела поскорее покончить с этим делом.
В конце переулка показалось трехэтажное здание. Мануфактура и вправду имела мрачный и грозный вид, какой описывал ее отец. Магдалена дернула цепочку, и в скором времени в двери открылось окошко. Выглянувшая в него накрашенная женщина, по всей видимости, и была матушкой Йозеффой.
– Чего тебе? – спросила она недовольно и почесала под париком.
– Я… я совсем недавно в Ау и ищу работу, – ответила Магдалена робким и напуганным голосом. – Слышала, здесь можно устроиться.
– Так-так, слышала, значит… Хм, давай посмотрим.
Дверь отворилась, и матушка Йозеффа оглядела Магдалену, точно корову на рынке.
– Уже не девочка, – пробормотала она. – Откуда ты?
– Из… из Шонгау. Крестьянин, у которого я была служанкой, вышвырнул меня. Нашел другую, помоложе.
– И теперь она греет ему постель, ха! – Матушка Йозеффа желчно рассмеялась. – А ты решила, что в Мюнхене что-нибудь да найдется… И поняла теперь, что никому здесь не нужна, и шляешься по Ау! Верно я говорю?
– Прошу вас! – взмолилась Магдалена. – Я здесь никого не знаю, а в Шонгау вернуться тоже не могу…
– Хм, так ты здесь одна? – Последние слова, очевидно, пробудили в Йозеффе интерес. Она снова оглядела Магдалену. – Ну, для своих лет выглядишь ты еще пристойно. Ткать умеешь?
– Нет, к сожалению, – Магдалена опустила голову. – Но я быстро учусь.
– Ну, это мы еще посмотрим… Но чтобы сразу было ясно: раз ты ничего не умеешь, получать будешь половину. Это три крейцера в неделю. Кроме этого, можешь здесь спать и дважды в день получать еду. Это тебе понятно?
Магдалена кивнула, хотя плата была нищенская. Три крейцера в неделю! Она знала, сколько зарабатывали ткачихи в Шонгау. Это было настоящее рабство! Но, очевидно, здесь хватало девушек, согласных и на такую грязную работу.
