Убийство по-китайски - Попандопуло Анастасия
– Вы, господа, только примите во внимание мои обстоятельства, – суетился хозяин. – Дело дошло до его превосходительства! Боже мой, это на всю губернию меня, отца семейства, могут ославить! И за что? Минутная слабость. Клянусь вам. Минута-с – и жизнь разрушена!
– Да так ли уж минута? Все-таки интересная женщина, – подначивал Самулович.
– Как Бог свят. Мгновенное помутнение рассудка и больше ничего-с. Да я ей и не в пару совсем. Сами видите-с. Куда мне с «молодыми Ипполитами» тягаться. Это уж она так своих поклонников, видимо, называла-с. Можно даже сказать, что она сама мне отставку выписала. И правильно. И хотя, конечно, женщина – я вам доложу! Ой, господи… да что я. Не дай бог, вся эта история выплывет…
И он снова и снова молил не губить. В общем, без толку съездили мы в Чукавкино. На следующий день, все так же под проливным дождем, с трудом добрались мы до города и, не переодеваясь, поехали прямо к пристани, где в «Короне» квартировали китайцы. И снова мимо. Господин Ли был где-то в городе по делам. Остальные ничего путного, конечно, сказать нам не могли, хотя секретарь китайца старательно переводил и наши вопросы и ответы служащих. Мы еще беседовали с секретарем, когда неожиданно отворилась дверь и посыльный передал Борису записку. Он вскрыл конверт, я подвинулся к нему.
«Уважаемый коллега! – гласило письмо. – Помня нашу совместную работу, уважая ваши познания, а также понимая вашу возможную заинтересованность, приглашаю вас незамедлительно приехать в мой кабинет по известному вам адресу, для проведения совместного осмотра трупа предположительно девицы Варвары Тихоновны Дрыкиной (Тюльпановой). С почтением, А. Р. Липгарт».
Сердце мое упало. Мы быстро поднялись, скомканно простились с любезным нашим собеседником и поспешили каждый в свою сторону. Я – с докладом к дяде, Самулович же – по столь трагичному и срочному вызову.
Не стану утомлять вас всеми разговорами, которые я имел в губернаторском доме, – тем более и толку от них для повествования не будет никакого. Упомяну лишь единственное приятное для меня событие того дня – а именно неожиданную встречу с Ольгой Михайловной и Александром Васильевичем на крыльце. Насколько я понял, они были у Дениса Львовича по личным делам, в основном связанным с их неожиданным разорением, Ольга же Михайловна больше волновалась даже не за себя, а за все те благотворительные программы, коих была щедрой помощницей в прежние времена. Услышав от меня, что мы с Борисом тоже не чужды добрых дел и ближайшее время собираемся безвозмездно заняться делами детского приюта в Успенском монастыре, она пришла в необычайное волнение. Долго расспрашивала меня о нашей миссии и ушла, мне кажется, несколько более успокоенная, понимая, что часть ее ноши будет принята новыми сильными и добрыми руками.
Бориса не было всю ночь. Утром, едва я проснулся, прибежал посыльный. Борис сообщал, что едет к губернатору, я собрался, рванул снова в особняк и немного опередил своего друга. К моему удивлению, в гостиной у дяди сидел также полицмейстер. Мы ждали Самуловича и встретили его с большим волнением. Борис был очень уставшим. Он явно провел бессонную ночь и даже не заехал переодеться. Был он мрачен и прямо с порога решительно заявил, что, хотя доктор Липгарт и не согласился однозначно указать убийство причиной смерти, есть серьезные основания именно так и рассматривать дело. Впрочем, изложу все по порядку.
Итак, утром некий извозчик Кузякин обнаружил около пристани тело. Состояние трупа, по словам Бориса, позволяло сделать вывод о том, что смерть наступила более недели назад, то есть почти тогда, когда госпожа Тюльпанова исчезла из города. Смерть наступила вследствие утопления. По заверению полицмейстера, первой версией было самоубийство. Труп отправили Липгарту, а Выжлов (наконец! хотя Борис, как выяснилось, просил его сделать это много раньше) провел обыск на квартире покойной. Там на столике обнаружили важную улику – бусину с отломанной ножкой, а в шкатулке нашли длинную иглу, с такой же бусиной на конце. Очевидно, это были парные заколки, очень тонкой, вероятно, китайской работы. Но и это еще не все. Судя по всему, именно такой иглой и был убит Трушников, а бусина с ножкой являлась частью орудия убийства.
– Так и что ж ты, милостивый государь, мутишь воду?! – повернулся дядя к Борису. – Все ясно. И, слава богу, не худший вариант. Стыдно такое говорить, я, признаться, всегда… сочувствовал Варваре Тихоновне, но в данной ситуации…
– На это и расчет, Денис Львович, что всех устроит такой финал, – качнул головой Самулович, – но позвольте вас спросить, зачем ей было самой писать письмо Аркадию и устраивать сцену в театре? И кроме всего, где было тело столько времени? По всем расчетам, утопись она в реке, ее бы уже давно нашли. Даже с глубины в тридцать саженей труп всплывает на третий, ну четвертый день. А тут неделя. Есть и еще странности: потертость на ботинке, состав воды в легких…
Дядя, помню, пришел в сильное раздражение. Договорить Борису не дал. Дело это, судя по всему, сильно его донимало. Как человек военный он любил большую ясность, точное понимание сторон. Мы же ему предлагали только клубок все более запутывающихся нитей да второй уже труп. Получив очередной нагоняй, мы ушли от него в миноре.
26
К обеду перестал дождь. Однако река так вспухла, что паром не ходил, и мне пришлось перенести посещение Успенской обители на день. Самулович все занимался с трупом, а я без толку слонялся по городу. В торговых рядах встретил китайцев. Любезно с ними раскланялся. Потом ноги сами вынесли меня к дому Трушниковых. Против ворот стоял экипаж. Раздался шум, хлопнула входная дверь, на пороге появился князь. Он запахнул пальто и быстро пошел через двор. Почти сразу на крыльцо выбежал Александр. Он был в легкой домашней куртке и туфлях. Невзирая на дождь и лужи, он бросился к Оленеву, схватил того за руку, о чем-то торопливо заговорил. Оленев почти брезгливо отстранялся, вывертывал руку, а затем сел в экипаж и раздраженно велел трогать. Кучер причмокнул – застучали копыта. Александр бросился следом, он бежал, протягивая к карете руки, потом оступился, чуть не упал. Экипаж скрылся из вида. Трушников-младший остался стоять посреди улицы. Прохожие удивленно смотрели на него, но он, казалось, не замечал этого. Позади него остановилась тяжелая телега. Возница крикнул. Александр, словно очнувшись, обвел улицу взглядом и пошел к дому. Я помотал головой, перевел взгляд на окна флигеля. В комнате Ольги Михайловны было темно, но мне показалось, что штора дрогнула, будто кто-то только что отошел от окна. Я смутился – быть свидетелем столь скандальной сцены само по себе неприятно, да еще Ольга Михайловна могла заметить меня в толпе зевак.
Побродив немного по городу, чтобы успокоиться, я наконец направился домой, где Галина Григорьевна сразу вручила мне записку от Самуловича с просьбой прибыть в «Корону» к шести часам. Чертыхнувшись на себя, что не пришел раньше, и весьма невежливо отмахнувшись от сгоравшей от любопытства добрейшей своей хозяйки, я побежал на биржу, нанял лихача и помчал к китайцам.
Когда я приехал, Борис был уже на месте. Меня проводили в комнаты, на сей раз принимал нас сам господин Ли. Самулович сидел с хозяином на диване и, казалось, был абсолютно счастлив: глаза полуприкрыты, руки сцеплены на животе. Был он похож на довольного кота. Хорошо уже зная своего друга, я предположил, что разговор идет о чем-то чрезвычайно интересном и, пожалуй, отвлеченном – именно такое выражение всякий раз бывало у Бориса во время наших особенно ожесточенных литературных или философских споров – и чертыхнулся про себя: «Стоило так бежать!»
– Аркаша, как я рад, что ты пришел! – тут же подтвердил мои догадки Самулович. – Господин Ли – удивительный собеседник. Вообще, мы постыдно плохо знакомы с культурой и философией Поднебесной. А какая это глубина! Какая мощь! А чай какой! Вовсе не тот, что мы пьем. Попробуй, Аркадий, только предупреждаю, напиток обладает возбуждающим эффектом. Интересно было бы почитать какие-нибудь медицинские трактаты на этот счет.
