Валентин Лавров - Кровавая плаха
Линдер не унимался:
— Ну а если уничтожить первоначальный рисунок? Вытравить кислотой?
Кошко мягко, как бестолковому ученику добрый учитель, ответил:
— На вновь народившейся коже проступит прежний рисунок.
Жизнерадостный Ирошников не выдержал, прыснул:
— Линдер, не верь на слово! Обязательно проверь на себе. Кислоты я тебе налью.
Все грохнули здоровым, не обидным для Линдера хохотом. Смеялся и он сам. Но порядок быстро восстановил Кошко:
— Теперь объясню, почему предметы с монограммой не принадлежали убитому. Помогла мне — вы правильно догадались, Ромуальд Викентьевич, — дактилоскопия. На портсигаре, платке и бумажнике имеются следы захватов — пятна едва заметной крови. Исследовав их при сильном увеличении, мы установили: они не принадлежат убитому. Но все эти отпечатки идентичны между собой. Уверен, что они принадлежали убийце.
Присутствующие закивали: «Это убеждает!»
Кошко продолжал:
— Убит человек. Ясно, что преступление спланировано. Вопрос: с какой целью? Чтобы подбросить деньги и портсигар?
В разговор вновь вступил Ирошников:
— Ясно, что убили не с целью грабежа. Убили по другим мотивам. Например, из-за мести.
— А предметы подкинули для того, чтобы сбить следствие с правильного пути, — предположил Линдер.
— Делаем вывод, — заключил Кошко. — Чтобы установить личность преступника, следует выяснить имя того, кто погиб на пути из Тулы в Москву. Что с этой целью следует сделать? Слушаю, коллеги, ваши предложения.
Разброда в мнениях не было. План действий выработали быстро.
Газетное объявлениеНа другое утро все московские газеты напечатали объявление:
«В поезде № 29 Ростов-на-Дону — Москва найден труп неизвестного мужчины лет 45. Его приметы… В кармане убитого находился серебряный портсигар с монограммой „К“. Те, кто может что-нибудь сообщить о личности убитого, благоволят обращаться по тел. № 11 или по адресу: Малый Гнездниковский, 5, близ Страстного монастыря».
— Можно быть уверенными: сегодня же к нам явятся родственники и друзья убитого! — заверил своих помощников Кошко. И не ошибся.
В полдень дежурный доложил:
— Пришла по объявлению дама.
— Проси ко мне!
В кабинет вошла молодая женщина, хорошо одетая, с красивым лицом. Но сейчас оно было заплакано. Дама взволнованно проговорила:
— Я прочитала ваше объявление! Труп, который вы нашли… — и она горько разрыдалась. — Это… мой муж.
Кошко налил ей воды. Умиротворяюще произнес:
— Почему вы так думаете?
— Он еще неделю назад выехал в Ростов. Должен был вернуться именно вчера. Но его нет. Но главное, сходятся приметы. И этот портсигар. Это его. Ведь монограмма «К.» — Кравчук. Наша фамилия.
Кошко волновали сложные мысли. С одной стороны, хорошо, что выявлен пострадавший. Но с другой — полная несусветица. Почему на вещах с монограммой нет ни одного отпечатка пальцев убитого.
Однако дама продолжила:
— Нельзя ли посмотреть портсигар?
Кошко протянул его.
Дама вскрикнула и вновь разрыдалась:
— Это он, он! Это портсигар Мити! Даже внутри выгравировано мое имя: «Вера». — Она открыла крышку: — Ну конечно, вот…
Чуть успокоившись, спросила:
— Когда мы можем забрать тело?
— Не спешите с этим! Лучше вспомните: с неделю назад, скажем, этот портсигар не пропадал у вашего мужа?
— Откуда вы знаете? Именно так! Муж сказал, что где-то потерял его. Но теперь вижу, что он ошибался. Даже не знаю, что подумать. Вы все-таки позволите хотя бы взглянуть на покойника?
— Конечно, сударыня! — Кошко нажал кнопку. Влетевшему в кабинет адъютанту приказал: — Пошлите кого-нибудь из сотрудников с дамой в морг. Можно взять мое авто.
Шофер несся в университетский морг так, словно покойник мог сбежать оттуда прежде, чем приедет авто. Он, кажется, стал первым, кто на московских улицах начал использовать свое служебное положение.
…Спустя некоторое время дама вновь появилась на пороге кабинета начальника сыскной полиции. Куда делся ее траурный вид! Глаза дамы сияли радостью.
Голос ее звучал звонко:
— Какое счастье! Убитый вовсе не Митя!
— Поздравляю! Дай Бог вашему мужу сто лет прожить. У меня просьба. Как только ваш Митя появится дома, пусть он навестит меня. Договорились, сударыня?
— Будьте уверены! Я сама приеду вместе с ним.
Пропавший ювелирСюрпризы для Кошко в тот день не кончились. Ближе к вечеру в его кабинете появился господин в великолепно сшитом костюме, с дорогим бриллиантом на указательном пальце. На стол сыщика легла визитная карточка: «Николай Александрович Штриндман, ювелир».
Кошко мысленно перекрестился: «Господи, помоги! Кажется, это тот человек, который мне сейчас больше всего нужен!»
С трудом поместив свои обширные чресла в кожаное кресло, Штриндман, отдуваясь, произнес:
— Уф, жара сегодня! Я по поводу вашего объявления в сегодняшних газетах. Я — совладелец ювелирного магазина на Неглинной, возле Кузнецкого. Да-с, история темная! Прямо не знаю, как короче объяснить…
— Попейте воды, успокойтесь!
— Покоя мне быть не может. Графиня — фамилия пусть останется нашим секретом — Тизенгаузен еще в феврале побывала у нас и что, вы думаете, показала? Семейную драгоценность — удивительной красоты бриллиантовое колье. Игра камней такая, что глаза зажмуриваются. Ну-с, что графиня пожелала за свое добро? Она пожелала выпить всю нашу кровь! Ей, видите ли, кто-то (точнее, какой-то осел) оценил колье в семьдесят пять тысяч рублей. Вот она и захотела эти деньги получить с нас.
Я прямо спросил графиню: «Если вы думаете, что мы Голицынский приют, то вы ошибаетесь. Приют находится на Новой Басманной, а мы у Кузнецкого моста, и мы не занимаемся благотворительностью. Пусть тот, кто вам назвал эту немыслимую цифру, даст вам хотя бы половину. Я могу биться об заклад, что он не даст вам половину…»
Кошко, верный привычке не перебивать собеседника, терпеливо слушал.
Ювелир выпил стакан воды, вытер пот со лба, отдышался и продолжил:
— Буду краток. Я сказал: «Графиня, за вашу прекрасную вещь я могу дать пятьдесят тысяч, и ни копейки больше. Но я даю вам, пусть мой компаньон Озолин сердится на меня, пятьдесят восемь тысяч. Берите, это очень хорошие деньги. Это целое состояние».
Графиня, видите ли, фыркнула и ушла. Но недавно она написала, что согласна на нашу цену. И бедный Озолин поехал к ней. Из-за ее жадности расстался с жизнью очень хороший, очень приличный человек. Тьфу на это колье!
— Почему вы думаете, что погиб именно Озолин?
— А кто же еще, если при нем было колье и если он дал телеграмму: «Выезжаю. Поезд № 29». Поезд был, Озолина не было.
— В телеграмме было упоминание о том, что колье куплено?
— Вы хотя и большой начальник, но напрасно держите Озолина за идиота. Конечно, не упоминал.
— Кроме вас, знал ли еще кто-нибудь о цели поездки убитого?
— Никто. Заявляю это со всей ответственностью. Никто, кроме нашего приказчика Миши Аронова. Но это не в счет. Миша — это все равно что никто. Это верный человек.
— И вы никого не подозреваете?
— Решительно никого!
Кошко немного подумал и сказал:
— Польза дела требует, чтобы я снял у вас отпечатки пальцев. Поверьте, это совсем не больно. А польза для следствия может быть очень большая.
Пришел Ирошников, «откатал» отпечатки. Эта операция ничего следствию не дала. Только пополнила картотеку.
Кошко протянул Штриндману серебряный портсигар:
— А вот эту вещичку вы никогда не видали?
— Клянусь честью, нет!
— Где мы сможем сейчас найти Аронова?
— Час поздний, значит, он уже у себя дома. Он живет на Большой Тульской, дом нумер семнадцать. Квартира на первом этаже, слева от входа.
— Спасибо! А вам я предлагаю отправиться теперь в морг для опознания трупа.
Ювелир аж взвизгнул:
— Ни за какие деньги! Я же сразу помру от страха! Я очень боюсь покойников.
— Не вдову же посылать?
Ювелир опять тяжело задышал. Махнул рукой:
— Я еду! Только бы среди мертвецов не потерять сознание.
Штриндман прикатил на авто, которое ждало его. На переднее сиденье сел агент, и машина отправилась на Моховую. Полицейское авто поехало за Ароновым.
Первым вернулся ювелир. У него было какое-то перекосившееся лицо. С порога он заголосил:
— Какое большое несчастье, мой Озолин лежит голым в морге…
— Спасибо за помощь следствию, можете ехать домой.
ГоловоломкаЕдва ушел Штриндман, как двое агентов привезли тщедушного мальчика лет двадцати. Он с испугом глядел на окружающих большими красивыми глазами и толком не понимал, что от него хотят.
