Лиза Марич - Минута после полуночи
— Мира, нет!
Алимов взглянул на Извольскую. Она стояла рядом с креслом, сжимая между ладоней безвольную мертвую руку. По неподвижному лицу примы ползли крупные, как горох, слезы.
В зал ворвался Стас, бесшумно сбежал вниз по синему ковровому покрытию. Остановился возле коллег и беззвучно ахнул, закрыв ладонью рот.
Тут душу советника кольнуло смутное беспокойство. Алимов обежал быстрым взглядом присутствующих и огромными шагами понесся к выходу из зала, прикрытому тяжелой темной шторой. Взлетел вверх по лестнице, без стука ворвался в кабинет…
Красовский стоял спиной к двери, загораживая стол своим телом. Над его головой вилась тоненькая струйка дыма, словно игорный король вдруг решил изобразить просыпающийся вулкан.
— Что вы делаете?!
Красовский оглянулся. Советника поразило выражение его глаз: отчаянное, испуганное и одновременно торжествующее.
Алимов кинулся к столу, но Красовский, не раздумывая, ударил его кулаком в солнечное сплетение. Не ожидавший удара советник потерял равновесие и грохнулся на пол. Его голова со стуком впечаталась в сверкающие паркетные шашки, и последнее, что запомнил Вадим Александрович, была большая хрустальная пепельница, в которой догорали разорванные клочки бумаги с обрывками газетных строчек.
Москва, октябрь 1885 года
DIABOLUS IN MUSICA[13]Мария Викентьевна подошла к генералу, стоявшему перед новой картиной в гостиной. Александр Карлович повернулся к теще и слабо улыбнулся.
— Он похож на меня, верно? — спросил генерал, кивая на отрубленную мужскую голову.
— Ничуть не похож, — ответила Мария Викентьевна, даже не взглянув на полотно. Подарок Кате после ее первой и последней премьеры.
Александр Карлович усадил тещу на диван и сел рядом.
— Вы говорили с Катей?
Мария Викентьевна отвела глаза. Ей было нестерпимо жаль несчастного старика, имевшего глупость влюбиться не просто в молодую девушку — в Катю.
— Говорила.
— И… что? — спросил генерал боязливым шепотом.
Мария Викентьевна промолчала, сжав губы и глядя в сторону. Плечи Александра Карловича поникли.
— Но должна же она меня понять! — вскричал он после короткой тягостной паузы. — Какой мужчина поступил бы иначе?! Пускай дождется моей смерти, а потом делает все, что хочет! В конце концов, мне осталось жить не так уж долго! Объясните это своей дочери! — Александр Карлович рывком ослабил тесный воротничок, задыхаясь, проговорил:
— Я не могу без нее жить. Господи, да за что мука такая…
Он не договорил и заплакал. Мария Викентьевна обняла его за шею, зашептала на ухо что-то ласковое, успокаивающее, поглаживая голову с редкими седеющими волосами.
Несправедливость жизни в том, что женщина достигает своих вершин, когда она уже никому не нужна. Мужчин не привлекает женская мудрость, их привлекает молодость и красота. И чем больше их мучают, тем сильнее они привязываются к источнику своей боли. Как глупо, как обидно, как несправедливо устроена жизнь…
— Она дома? — спросил генерал шепотом.
Мария Викентьевна кивнула.
— Собирается куда-то уезжать.
— Куда?
Она пожала плечами. Генерал достал из кармана платок и тщательно вытер обвисшие мокрые щеки.
— Она мне изменяет, — сказал он негромко. Спрятал платок в карман и добавил: — Я ее убью. Клянусь Богом.
Встал с дивана и, ссутулившись, побрел в кабинет. Его голова тряслась в такт шагам. Два месяца семейной жизни состарили генерала на двадцать лет.
Мария Викентьевна проводила зятя взглядом, полным бесконечного сочувствия. Когда дверь за ним закрылась, она встала с дивана и снова подошла к картине итальянского художника. Картина ее пугала.
Джорджоне изобразил Юдифь в момент наивысшего торжества, с мечом в руке, попирающей отрубленную голову царя Олоферна. На мужском лице застыла гримаса смертной муки, однако еще страшнее была нежная улыбка, тающая на розовых женских губах. С такой улыбкой мадонны на картинах Леонардо взирают на младенцев возле своей груди.
Катя и Александр Карлович обвенчались в Обояни. Людские языки перемалывали сплетни без остановки. Двадцатилетняя девушка выходит замуж за мужчину пятидесяти шести лет от роду! Миллионер берет в жены бесприданницу! Вдовец женится на своей воспитаннице через четыре месяца после смерти первой жены! Дочь вдовца старше его второй жены на пять лет! Изумляйтесь, люди добрые!
Целыми днями Мария Викентьевна с Ольгой распаковывали нарядные коробки, прибывавшие поездом из Москвы, Киева, Петербурга. Доставали оттуда чудесное кружевное белье, платья, шляпки, перчатки, башмачки, ленты, кружево, платки… Ахали, прикладывали к себе, крутились перед зеркалом. Генерал завалил невесту подарками с головы до ног, показав себя щедрым и деликатным мужчиной. А когда из Москвы доставили шкатулку с драгоценностями, Мария Викентьевна и Ольга начали просиживать перед зеркалом часами, примеряя сверкающие безделушки. Катя одним пальцем поворошила драгоценную горку и отложила жемчужное ожерелье — самое скромное украшение из всех. Больше на шкатулку не взглянула ни разу, словно и не женщина совсем.
За день до венчания Катя собрала членов семьи в генеральской столовой и попросила Александра Карловича подтвердить данное ей слово. Генерал заерзал на стуле.
— Вы передумали? — спросила Катя, глядя на него своим прямым открытым взглядом.
— Не знаю, правильно ли я тогда поступил, — промямлил генерал.
Катя поднялась из-за стола:
— Свадьба отменятся. Ваши подарки будут возвращены завтра же утром.
Мария Викентьевна утратила дар речи. Она знала, что от младшей дочери можно ожидать чего угодно, но такого!..
— Опомнись, Катя! Разве можно так поступать? Приглашения разосланы, объявление сделано… Подумай, какой поднимется скандал!..
— Мне все равно, — твердила Катя в ответ на уговоры. И генерал не выдержал.
— Хорошо, хорошо! — с досадой крикнул он. — Даю слово!
Катя быстро обернулась к жениху.
— Даете слово… в чем?
— В том, что не буду препятствовать твоим выступлениям на сцене, — проговорил генерал сквозь зубы.
Мария Викентьевна тихо ахнула, Ольга уронила чайную ложечку. Катя обвела родных торжествующим взглядом.
— Все слышали? — спросила она. — Александр Карлович пообещал!
Сразу после свадьбы Катя засобиралась в Москву — она получил приглашение выступить на сцене Частной оперы Мамонтова.
Мамонтов слыл в Москве личностью легендарной.
Родился Савва Иванович в маленьком сибирском городке Ялуторске. По настоянию отца поступил в Петербургский горный корпус, однако курса не кончил и перешел на юридический факультет Московского университета. Получив диплом юриста, Мамонтов отправился в Баку — работать на нефтяных месторождениях. Через год неуемная энергия занесла его в Милан, где Савва Иванович увлекся оперным театром. Изучал итальянское бельканто, пел в некоторых оперных постановках, посещал музеи и театры. Вернувшись в Москву, он женился на Елизавете Григорьевне Сапожниковой и на приданое жены открыл собственное дело — торговлю шелком.
Через четыре года Савва Иванович уже занимался строительством железных дорог. Проложил новую ветку Москва — Ярославль — Архангельск, открыл дорогу к Донецкому каменноугольному бассейну, основал вагоностроительный завод в Мытищах. И все это время неугомонный промышленник собирал вокруг себя талантливых людей, помогал им пробивать дорогу к публике, организовывал выставки и концерты. Именно Савве Ивановичу удалось открыть нового талантливого художника — Михаила Врубеля. Академики живописи не допустили картины молодого художника к показу на Большой нижегородской ярмарке. Узнав об этом, Савва Иванович выстроил перед входом на ярмарку отдельный павильон с короткой надписью: «Врубель» и поместил там картины талантливого дебютанта.
Успех был сногсшибательный. Очередь желающих взглянуть на картины московского художника несколько раз кольцом обвила здание. Академики живописи расхаживали по пустым залам, где висели их собственные творения.
В 1870 году Мамонтов купил усадьбу Абрамцево, ранее принадлежавшую знаменитому разорившемуся роду Аксаковых. В доме Мамонтова часто ставили любительские спектакли, пока кому-то из гостей не пришла в голову новая идея: почему бы ни организовать настоящий театр? Так явилось его на свет любимое детище Мамонтова — Частная опера.
Решено было временно обосноваться в театре Корша, расположенном в Старогазетном переулке. Савве Ивановичу понравился зал с современным электрическим освещением, и он решил арендовать его два раза в неделю.
Для работы с концертмейстером Мамонтов снял дом на Никитском бульваре, репетиции с оркестром проводились в Манеже на Пречистенке. Игорь Левитан, Виктор Силов и Николай Чехов писали декорации в комнатах на Первой Мещанской. Частенько посреди репетиции распахивались двери и в зал врывался Савва Иванович. Усаживался на край сцены и показывал актерам рисунки, привезенные из музеев Италии. Так начиналось обсуждение сценического образа. В этой работе Савве Ивановичу помогал двоюродный брат жены, начинающий режиссер Константин Сергеевич Станиславский — прекрасно одетый, слегка картавивший молодой человек. С его помощью актеры отрабатывали сценические жесты, выстраивали мизансцены, обдумывали общую драматургию оперного спектакля.
