Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней
— На что вы намекаете? — вскричал Пенту. — Этот человек хочет сказать, что я или мои подчиненные находятся под подозрением?
Лекарь гневно воззрился на Хаи.
— Простите меня, если я выразился неточно. Мои соображения вызваны совсем другими событиями, произошедшими за пределами дворца. Но я сказал бы, что подобное положение вещей, а также последствия, которые оно может иметь для душевного здоровья царя, должны быть для нас вопросом первостепенной важности. Поскольку, если злоумышленник способен проделывать подобные вещи с такой легкостью, есть ли что-либо еще, на что он не отважится?
Мы с лекарем молча смотрели друг на друга.
— Почему бы нам всем не присесть? — дипломатично предложил Хаи, воспользовавшись моментом.
Мы уселись на низкие скамьи, расставленные вдоль стен комнаты.
— Прежде всего, — продолжил я, — поскольку у меня есть причины полагать, что этот человек действительно может сам оказаться врачом, мне было бы полезно понять, как работают дворцовые лекари и кто из них имеет непосредственный доступ к царской особе.
Пенту напряженно откашлялся.
— Будучи главным лекарем Севера и Юга, только я могу непосредственно приближаться к царю. Ни один другой врач не имеет права находиться рядом с ним без меня. Все снадобья одобряю и прописываю я. Разумеется, на нас также возложена забота о царице и других членах царской семьи, а также обо всех обитателях царских покоев, включая слуг.
— Вы сказали — «о других членах царской семьи». А разве, кроме царицы, есть еще кто-то?
Лекарь бросил взгляд на Хаи.
— Я имел в виду членов семьи в широком смысле, то есть и те семьи, что служат царю и царице, — отозвался он подозрительно безразличным тоном.
— Сколько всего лекарей служат при дворе?
— Все лекари Обеих Земель находятся в моей полной власти. Среди нас лишь немного таких, кто полностью сведущ во всех аспектах мистерий, но имеются специалисты по глазам — как левому, так и правому, — по желудку, зубам, анусу и внутренним органам, и любого можно вызвать по первому требованию.
— Насколько я понимаю, у профессиональных лекарей имеется также некое иерархическое разделение?
— Ну конечно же, имеется! — прошипел Пенту. — Неужели вы не видите, насколько велики различия между каким-то рыночным костоправом и теми из нас, кто получил теоретическую подготовку и обладает знанием книг, позволяющих нам проводить необходимое лечение при помощи растений и магии?
— А что это за книги? Меня очень интересуют такие книги, — заметил я.
— Интересоваться ими можете сколько хотите, но эти книги тайные — в том-то все и дело!
Я умиротворяюще улыбнулся.
— Прошу прощения. А в настоящее время царь получает какие-либо лекарства? Не считая целебной воды?
— Он вполне крепок физически, здоровье у него в полном порядке, однако я все же прописал ему сонное питье. Он пережил серьезное потрясение. Ему следует отдохнуть перед завтрашним днем. Не следует его тревожить. Я буду сидеть с ним всю ночь.
Симут позаботился о том, чтобы охрана превратила царские покои в неприступную крепость. На каждом повороте коридора стояла пара стражников. Дойдя до самой царской спальни, мы увидели двоих стражников по обе стороны двери и еще двоих у стены напротив. Дверь была закрыта, но Пенту тихо отворил ее и жестом пригласил меня заглянуть внутрь.
Временная спальня царя была освещена масляными светильниками — они были расставлены в стенных нишах и на полу, а еще большее их число окружало его кровать, так что он возлежал там как молодой бог в окружении созвездий мерцающих огоньков. Их зажгли, дабы изгнать тьму из окружающего мира, но они выглядели слишком слабыми против столь враждебных, исполненных угрозы сил. Анхесенамон держала мужа за руку, тихо с ним разговаривая. Я увидел связывающую их близость, увидел, как царица поддерживает в нем чувство безопасности, уверенности, насколько она храбрее и сильнее своего супруга. Но я по-прежнему не мог себе представить, как сумеет столь хрупкая чета утвердить завтра свою власть над демагогами и амбициозными диктаторами — такими как Эйе или Хоремхеб. И тем не менее я знал, что любому из них в качестве властителя предпочел бы Анхесенамон. И еще я знал, что она умна. Они недооценивали царицу. Она наблюдала и училась на их примере, и, возможно, сейчас она в какой-то мере выучилась еще и той абсолютной безжалостности, которая понадобится ей, чтобы выжить в этом лабиринте, полном чудовищ. Царь и царица на мгновение подняли головы и увидели меня в дверном проеме. Я склонил голову. Тутанхамон, владыка Обеих Земель, холодно поглядел на меня и дернул рукой, показывая, что я могу быть свободен.
Пенту закрыл дверь у меня перед носом.
Глава 20
Я поспешил на встречу с Хети, назначенную в том городском квартале, куда отправляются люди после тяжелого рабочего дня в чиновничьих конторах. Оговоренное время встречи уже давно прошло; улицы и проходы между домами освещались лишь масляными светильниками, горевшими в маленьких окошечках. Узкие переулки были полны пьяных, чиновников и рабочих — кто-то шел молча и торопливо, другие разгуливали шумными компаниями, горланя и перекликаясь. Девицы с обнаженными грудями и стройные, верткие юноши, а также те, кто мог бы сойти и за тех, и за других, сновали в толпе, едва заметно прикасались к мужчинам и оглядывались через плечо, ныряя в темные дверные проемы, что вели в крошечные каморки за занавесками, где они занимались своим ремеслом. Одна из девушек заговорила со мной. «Я могу научить тебя таким наслаждениям, каких ты себе и не представлял», — пробормотала она измученным голосом.
Я отыскал низкую, без надписей дверь в длинной стене, что уходила вбок от основной улицы. Миновав могучего привратника за тяжелой дверью, я оказался в нешироком проходе. Обычно подобные места представляют собой скопище душных низких комнатушек с потолками, черными от скопившейся за много ночей свечной копоти, но здесь меня ждало нечто совершенно иное. Я увидел перед собой множество комнат и внутренних двориков. Все, что предстало моим глазам, было высочайшего качества: роскошные настенные росписи, дорогие предметы искусства, наилучшие ткани на стенах. На всем лежал лощеный отблеск успеха, повсюду толпились модно одетые, преуспевающие люди со своими спутниками и спутницами, они пили и болтали; над кружками с пивом, кубками с вином и тарелками с обильными яствами слышались обрывки фраз, веселые голоса и раскаты хохота. В поле моего зрения появлялись и пропадали лица: накрашенная женщина в дорогих одеждах, ржущая как лошадь, с возбужденными глазами; пожилой краснолицый господин с широко раскрытым ртом, словно у орущего младенца; острый профиль мускулистого, сального молодого человека, который стоял за углом, ни с кем не разговаривая, но наблюдая за всем, выжидая удобного момента — гиена на пиру.
На стенах красовались сцены совокупления: мужчин с женщинами, мужчин с мужчинами, мужчин с мальчиками, женщин с женщинами. На лице каждой фигуры застыл карикатурно-экстатический оскал, набросанный несколькими штрихами красной и черной краски. Невероятно огромные члены торчали вверх. Были представлены различные способы проникновения. Подобные рисунки я видел на ходящих по рукам и конфискованных сатирических папирусах, но никогда — воспроизведенными в большом масштабе.
Хети ждал меня. Я заказал кувшин вина у немолодого слуги, чья пятнистая бледная кожа имела такой вид, словно не видела солнца уже много лет.
— Я старался пить очень медленно, — сказал Хети, напоминая мне, насколько я опоздал.
— Высший балл за самодисциплину, Хети.
Мы отыскали тихий угол и повернулись спинами к посетителям, не желая, чтобы наше присутствие заметили чьи-то лишние глаза, ибо ни один стражник-меджай не будет вести себя беззаботно в подобных местах. Их посещает множество богачей, занимающихся далеко не праведными делами, и возможно, им доставило бы немалое удовольствие застать блюстителей закона, таких как мы с Хети, там, где мы вряд ли могли рассчитывать на друзей.
Нам подали вино. Как я и ожидал, оно было слишком дорогим и не очень-то хорошим. Я пытался приспособиться к странному соседству двух разных миров: дворца Малькатта с его безмолвными каменными коридорами и высокопоставленными сановниками, поглощенными тайной драмой власти и предательства, и этим игралищем шумной ночной жизни. Подозреваю, что и там и тут происходило одно и то же — еженощные требования мужской похоти и ее удовлетворение.
— Есть новые зацепки? — спросил я.
— Я тут поспрашивал кое-кого. Дело сложное, поскольку эти детишки теперь прибывают со всех концов страны. Среди них попадаются рабы или пленники, другим просто не терпится сбежать из засиженной мухами дыры, которую они зовут своим домом, и проложить себе путь к золоту городских улиц. Большинство приходит, поддавшись на обещания местных вербовщиков, но многих продают даже их собственные семьи. Вавилоняне, ассирийцы, нубийцы… Если везет, они в конце концов оказываются в Фивах или Мемфисе.
