Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней
— Все.
Когда я вошел, великие люди царства разом прервали свои разговоры и повернулись ко мне, глядя с откровенной враждебностью, но не поднимаясь с мест в знак презрения. Я увидел, что для них накрыли изобильный стол, принесли пищу и вино. Хаи, как обычно сбивчиво, представил меня, и я прервал его, как только счел это уместным:
— Уже ни для кого не секрет, что некто каким-то образом оставляет в царских покоях предметы с целью вселить беспокойство и страх в царя и царицу. Мы пришли к заключению, что эти предметы могли оказаться во дворце, невзирая на безупречность дворцовой охраны, только лишь в том случае, если их пронес внутрь кто-то, обладающий высоким допуском. И боюсь, господа, это означает, что это один из вас.
Мгновение ледяной тишины, после чего внезапно все с криками вскочили на ноги, обрушив свое негодование на меня, Хаи и Симута. Хаи, размахивая руками, пытался дипломатично утихомирить разошедшихся сановников, словно успокаивая детей:
— Господа, прошу вас! Не забывайте, что этого человека публично назначил сам царь! Он всего лишь исполняет свои обязанности от имени нашего повелителя. И как вы, наверное, помните, ему дано разрешение проводить свое расследование — я процитирую слова самого царя: «независимо от того, куда оно может привести».
Заявление Хаи подействовало.
— Сожалею, что причинил вам такое беспокойство, — начал я. — Понимаю, вы все занятые люди, вас ждут важные дела, а дома, несомненно, беспокоятся семьи…
— Ну, от этого, по крайней мере, я избавлен, — пропыхтел один из царедворцев.
— И мне бы очень хотелось, чтобы я мог сказать: настало время поблагодарить вас и раскрыть двери, чтобы вы могли уйти. Но, увы, это не так. К сожалению, теперь мне понадобится поговорить с каждым из вас по отдельности, также я обязан опросить всех лиц, которые каким-либо образом связаны с вашей работой во дворце.
Мои слова были встречены новым взрывом возмущения; сквозь шум я не сразу осознал, что в дверь кто-то громко стучит. Потом другие тоже услышали стук и постепенно смолкли. Я прошел к двери, рассерженный тем, что меня прервали, и был потрясен, увидев за порогом Анхесенамон. На ладони она держала какой-то маленький предмет.
Небольшая статуэтка, высотой в мою ладонь, была завернута в холщовую ткань и подброшена перед входом в царскую опочивальню. Ее можно было принять за игрушку, несмотря на омерзительное ощущение исходившей от нее враждебности. Изваянная из черного воска, формой отдаленно напоминавшая человеческую фигуру, она была лишена любых особенностей и деталей, словно полусформировавшийся зародыш из Иного мира. Голову протыкали медные иглы — от уха до уха, насквозь через оба глаза до затылка, а также через рот; еще одна игла уходила вертикально вниз от макушки черепа. Ни одна из игл не пронзала само тело, словно бы проклятие было направлено только на голову — вместилище мысли, воображения и страха. Из пупка, чтобы перенести на инертную субстанцию статуэтки сущность предполагаемой жертвы, торчали прядки черных человеческих волос. Я подумал, что это, наверное, волосы самого царя, потому что иначе они не могли бы выполнять свою магическую функцию. На восковой спине фигурки виднелись тщательно начертанные имена и титулы царя. Ритуал должен был навлечь смертельное проклятие и на самого человека, и на его имена, чтобы разрушение его души распространилось и на его посмертие. Подобные статуэтки таили в себе могущественную древнюю магию — для тех, кто верил в ее действенность. Это была очередная попытка запугивания — но здесь таилась гораздо более глубокая угроза, чем раньше, чем даже в случае с погребальной маской, ибо сейчас грозило великое проклятие бессмертию души царя.
На спине статуэтки в воск был вдавлен клочок папируса. Я аккуратно вытащил и развернул его. Красными чернилами на нем были выведены крошечные символы, подобные тем, что красовались на крышке коробки с погребальной маской. Разумеется, они могли быть простой бессмыслицей, ибо проклятия часто выражаются подобным образом, но, с другой стороны, это мог оказаться и подлинный магический язык.
Анхесенамон, Хаи и Симут нетерпеливо ждали, пока я закончу разглядывать статуэтку.
— Так больше не может продолжаться, — заявил Хаи, словно его слова должны были тотчас же претвориться в действительность. — Это полная катастрофа!
Я не ответил.
— Трижды личные покои царя подверглись вторжению! Трижды царю причиняли беспокойство… — продолжал он дрожащим голосом, словно блеяла коза.
— Где он сейчас? — прервал я.
— Удалился в другие покои, — ответила Анхесенамон. — Его осматривает личный лекарь.
— И какое действие это на него произвело?
— Он… встревожен. — Она взглянула на меня, вздохнула и продолжила: — Когда мы обнаружили эту фигурку смерти, его дыхание прервалось, а сердце сжалось, словно узел на веревке. Я боялась, что он умрет от ужаса. А ведь завтра освящение Колонного зала! Он должен там появиться. Худшего момента и не придумать.
— Время выбрано не случайно, — сказал я и снова посмотрел на статуэтку.
— Кто бы это ни сделал, очевидно, он как-то сумел раздобыть волосы царя.
Я показал статуэтку Хаи. Он взглянул на нее с отвращением.
— Но, как бы там ни было, — сказал Симут, как всегда медлительно и зычно, — никто, кажется, не заметил, что все подозреваемые — если их можно так назвать — были собраны в одной комнате именно в то время, когда нашли фигурку. Никто из них не мог ее принести!
Разумеется, он был прав.
— Прошу вас, вернитесь в комнату, передайте мои извинения и отпустите всех. Поблагодарите их за то, что уделили нам время.
— Но что именно мне сказать? — простонал Хаи.
— Скажите, что у нас появился новый след. Многообещающий новый след.
— Если бы это было так! — горько отозвался он. — Сдается мне, мы бессильны перед этой угрозой. Время истекает, Рахотеп.
Он покачал головой и вернулся в комнату, уведя с собой в качестве охраны Симута.
Фигурку смерти я завернул обратно в холстину и положил к себе в сумку — мне хотелось, чтобы на эти знаки посмотрел Нахт. Может быть, он распознает язык? Мы с Анхесенамон остались в коридоре вдвоем. Я не знал, что сказать. Внезапно я ощутил себя зверем, попавшим в ловушку и смирившимся со своей судьбой. Затем я заметил, что двери в царскую опочивальню по-прежнему открыты.
— Вы разрешите? — спросил я. Она кивнула.
Опочивальня напомнила мне детские мечты о комнате, в которой можно было бы играть и спать. Здесь были сотни игрушек — в деревянных ящичках, на полках или в плетеных корзинках. Некоторые выглядели очень старыми и хрупкими, словно они принадлежали не одному поколению детей, но большинство было совершенно новенькими, без сомнения, изготовленными на заказ: инкрустированные волчки, коллекция мраморных шариков, коробка с изящной доской для игры в сенет на крышке и ящичком для фигур, выточенных из черного дерева и слоновой кости — вся конструкция покоилась на элегантных эбеновых ножках с полозьями. Имелось здесь также множество деревянных и глиняных фигурок животных с подвижными челюстями и лапами, включая кошку с привязанной к нижней челюсти веревочкой, комплект резных цикад, чьи искусно сработанные крылышки двигались в точности как настоящие, лошадку на колесиках и раскрашенную птичку с широким хвостом, которая, раскачиваясь на округлой грудке, словно бы клевала зерна. Ее пестрые краски потускнели от частого использования. Нашлось тут место и круглолицым костяным карликам на широкой подставке, через которую были продеты веревочки, заставлявшие их плясать, раскачиваясь из стороны в сторону. Возле ложа для сна — позолоченного, с подголовником из голубого стекла и надписанным охранным заклинанием, — стояла резная обезьянка с круглым, улыбающимся, почти человеческим лицом и длинными подвижными лапами, чтобы хвататься за ветки воображаемых деревьев. Были тут и палитры с лунками, заполненными разными красками. Среди игрушечных животных валялись охотничьи хлысты, луки со стрелами и серебряная труба с золотым мундштуком. А вдоль дальней стены комнаты стояли золоченые клетки, где множество ярких крошечных птичек сновали и изящно перепархивали по тонким прутьям своих замысловатых деревянных дворцов, включавших в себя крошечные комнаты, башни и бассейны.
— А где царская обезьянка? — поинтересовался я.
— Царь взял ее с собой. Это животное дарит ему большое утешение, — ответила Анхесенамон. И продолжила, словно желая оправдать царское ребячество: — У меня ушли годы на то, чтобы вдохнуть в царя смелость исполнить наш план, и вот завтра все должно произойти. Несмотря ни на что, он, так или иначе, должен найти в себе смелость. Так или иначе, я должна помочь ему выполнить задуманное.
