Петр Межирицкий - Читая маршала Жукова
Хоть следующее заключение и выходит за пределы темы, отмечу, что советская власть совершила роковую ошибку, скрыв сталинскую агрессивность. Будь секретные приложения к пакту опубликованы сразу по смерти Сталина или при разоблачении его культа, отношение Запада к СССР, а с ним история ХХ века и вся картина современного мира могли выглядеть куда стабильнее и краше.
Кстати, именно на сокрытии приложений воспряли новые историки и принялись реабилитировать мудрейшего вождя: он, дескать, не был простаком, лишь чуть опоздал упредить Гитлера. И, чтобы уж совсем убедить, залихватски назначили дату: 6 июля 1941 года. Конкретность!
Понятно, что не все планы и разговоры достигают бумаги. Ведь и Гитлер о подготовке кампании на Востоке дал сперва лишь устные указания. Но в развитие устного указания генерировались и бумаги. Такие предприятия, как нападение одной огромной армии на другую, - нет уж, увольте, тут без бумаги не обойтись Без большого количества бумаги. Войска должны быть снабжены письменными инструкциями, без которых перепутают районы дислоцирования и маршруты движения и сотворят такую кашу, по сравнению с которой каша отступления 1941-го года покажется стихией порядка. Отсутствие ссылок на документы в противовес конкретной дате, которую лишь из документов добыть можно, изобличает страстное намерение новых, в частности, г-на Резуна-Суворова обелить любимого кремлевского горца.
В. Резун-Суворов разбит вдребезги Ю.Финкельштейном и Г.Городецким. Но даже это не должно помешать отметить, что в свое время он (в своих целях, конечно) первым выкрикнул широкой публике, как сенсационную новость то, что тогда было достоянием лишь ученых - об агрессивности Сталина и выжидательном характере его политики: пусть Запад истощится войной, подобной Первой мировой!
Уверенность в затяжной окопной войне на Западе стала роковым сталинским просчетом.
А ведь молниеносная кампания летом 1940-го во Франции последовала за молниеносной кампанией в Польше летом 1939-го. Но Сталин не следил за военной стороной дела, он интересовался лишь политической, точнее -географической, изменением границ. Дальше этого он ничего не видел. Непостижима тактическая тупость вождя, ничего не ухватившего ни из долгих и терпеливых пояснений своих командармов, ни из завещания маршала Тухачевского, ни даже из урока кровавой военной игры на полях Фландрии и Франции летом 1940 года. А уж как ему старались втолковать, что авиация и танки коренным образом меняют характер военных операций…
Роковой просчет - не случайная оговорка. СССР тогда устоял, для Сталина просчет не стал роковым. Но не стал лишь потому, что стал им для десятков миллионов граждан, кровью своей выручивших режим Сталина, павший впоследствии ввиду неспособности обеспечить гражданам достойную жизнь в ординарных условиях.
Долги приходится оплачивать, раньше или позже.
***Итак, если быть великим и мудрым, даже просто проницательным, то после падения Франции надо всячески поощрять могучего соседа к высадке в Англии. Подсоблять, держаться скромно и не возбуждать подозрений захватами кусков со стола. Французский шанс провалился - но остается британский. Беззастенчивый властелин, сосредоточивший в руках всю полноту власти, не скованный ни моралью, ни оппозицией, в этой обстановке будет помогать смертельному другу Гитлеру увязнуть в схватке, в которой на стороне Англии неизбежно окажется Америка. А уж тогда!..
Если же властелин поступает так, что алчность его очевидна, то какой же он политик?
"В карьере Сталина было мало ошибок, - еще в "Ледоколе", исподволь готовя почву для последующего величания, вещает г-н Резун-Суворов, вынужденный тем не менее признать ошибку своего кумира. - Одна из немногих, но самая главная - это захват Бессарабии в 1940 году. Надо было или захватывать Бессарабию и тут же идти дальше до Плоешти, и это означало бы крушение Германии; или ждать, пока Гитлер не высадится в Британии, и после этого захватывать Бессарабию и всю Румынию, и это тоже было бы концом "тысячелетнего рейха". Сталин же сделал один шаг по направлению к нефти, захватив плацдарм для будущего наступления, и остановился - выжидая. Этим он показал свой интерес к румынской нефти и вспугнул Гитлера".
(Любопытно, что Сталин все же снискал репутацию политика неторопливого. Несомненно, оценка будет пересмотрена, как было и с гениальностью хладнокровного уголовника, но времени это займет еще немало.)
Раздраженный Гитлер был тем не менее дипломат что надо, западный, с улыбочкой, и Сталина через Молотова подсек на мормышку. Неизвестно, какими талантами обладал племянник композитора Скрябина, но прозорливость в их число не входила. Когда берлинская встреча заканчивалась, Гитлер превосходно скрыв разочарование, проводил Молотова до массивных дверей имперской канцелярии и, учтиво пожимая ему руку, произнес:
– Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Я и сам рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились. Я прошу вас, господин Молотов, передать господину Сталину мои приветы и предложение о такой встрече в недалеком будущем.
С тем и вернулся Молотов в Москву. Этой встречи и ждал Сталин до самого 22 июня, сам ее не предлагая: сардар! восточное величие! как можно первому! пусть маленький Гитлер попросит.
Не дождался. Не попросил маленький. 16 декабря, продолжая улыбаться советскому посланнику Деканозову, фюрер утвердил план операции "Барбаросса".
Сталину об этом стало известно. К тому же сократился германский экспорт. Повеяло холодком. Реальность показывала когти.
Тут и была созвана 18-я конференция ВКП(б). Она длилась с 15 по 20 февраля и утвердила драконовы дисциплинарные меры в промышленности и на транспорте. Была поставлена задача резко увеличить объем перевозок, а также резко (все резко…) повысить темпы индустриализации на востоке страны. Объем военного производства в 1941 году по сравнению с 1940-м должен был возрасти на 16-18 процентов.
Это был чистый волюнтаризм.
А что в мерах вождя волюнтаризмом не было? Удушение НЭПа? Индустриализация с перевыполнением на бумаге? Голодный ужас коллективизации? Ликвидация лучших людей? Стратегические авантюры?
Задачи 18-й конференции были паническими. Истерия, разыгравшаяся вокруг оборонной промышленности и транспорта, свидетельствовала об одном: идет тотальная мобилизация ресурсов - организационных, производственных, трудовых! страна срочно, сверхсрочно готовится к войне!
Для внешнего мира Сталин предпринял плоский маневр: удалил из ЦК "антигерманцев" - Литвинова, Лихачева, Ванникова. Двое последних были арестованы. Это уже были жертвоприношения. Лихачев - это тот легендарный Иван Алексеевич Лихачев, директор ЗИЛа, именем которого завод и назван был впоследствии, а Ванников тот Борис Львович Ванников, нарком вооружения до войны, нарком боеприпасов в войну, трижды Герой Труда, отец советских атомной и водородной бомб. Из обоих, конечно, выбили нужные признания - и обоих швырнули обратно в их рабочие кабинеты, к письменным столам и телефонам сразу после начала войны и безо всяких объяснений: очень были нужны.
Конечно, репрессированы и Лихачев и Ванников были не как антигерманцы, на хозяйственных постах их симпатии или антипатии ни на что не влияли, а как противники диктуемых сроков готовности к войне. Сталин требовал готовности к зиме 42-го года, а Ванников и Лихачев отстаивали зиму 43-го.
Они не были правы. Гитлер не ждал. Якир в выступлении перед бойцами на Киевских маневрах сказал: "Выиграть два-три года…". Но и промышленники знали дело и исходили из реальности. Просто теперь этих лет уже не было. Их расстреляли, эти годы, вместе с теми, кто их выигрывал.
В стране не оставалось мыслящих администраторов. Те, кто выжил, норовили улизнуть из аппарата. Именно так ушел Цезарь Куников, будущий отец советских десантников, из аппарата Наркоммаша, начальником технического управления которого был в 1937-м. Потом Наркоммаш разделили на три -наркоматы судостроения, среднего и тяжелого машиностроения. Руководить техникой такого левиафана? при толчее на иерархической лестнице и волюнтаризме вождя?
Куников учуял предстоящее опустошение и ушел, как затерялся, - сперва в науку, на пустом месте организовал ВНИИНМАШ, потом и вовсе в прессу, где стал главным редактором двух центральных изданий. Двумя он заслонился, насколько возможно для личности его калибра. Но грянул гром войны, и нарком боеприпасов Горемыкин вспомнил о Куникове и потребовал себе в заместители. Хороша должность - зам. наркома боеприпасов во время войны. "Какой из меня нарком боеприпасов? Я же пороха не нюхал!" - сказал Цезарь. Формула была найдена. Куников отбился, уйдя на фронт, где и погиб - не прежде, впрочем, чем стал знаменит[43]. Еще бы, человек государственного замеса, что для него война? Всего лишь опасная работа, где надо обеспечить снабжение, коммуникации, все предусмотреть и наносить противнику ночные удары, теряя своих людей лишь в результате слепых попаданий.
