Александр Омельянюк - Високосный, 2008 год
Обзор книги Александр Омельянюк - Високосный, 2008 год
Александр Омельянюк
Високосный, 2008 год
Здесь я должен доделать недоделанное и досказать недосказанное мною ранее.
(Пролог)Глава 1. Она же не последняя
Да! Следует! Куда тут денешься?! Жизнь ведь идёт своим чередом!
И успел!
В этом году Платон завершил пока последнюю часть своего романа-эпопеи под названием «Новый век начался с понедельника», и приступил к обдумыванию предпоследней части романа под названием «Новый мир открыл глаза, но потупив ясны очи».
Он также начал подготовку к написанию трёх исторических частей, со 2-ой по 4-ую, соответственно под пока рабочими называниями «Платон», «Птолемей» и «Прокуратор».
Год выдался как всегда насыщенным на события и эмоции. Но начался он, по обыкновению, лыжами.
Зима в этот сезон выдалась тёплой и малоснежной.
Но фанат лыж Платон умудрился на них ходить без пропусков практически каждый выходной день.
Исключение составили лишь некоторые январские каникулярные дни олигархов, когда приходилось идти, а скорее ползти, по жёсткому ледяному насту.
А начал Платон свой очередной лыжный сезон ещё в декабре. Даже 31 числа он пораньше утром сходил на лыжную прогулку, а скорее всего гонку.
В начале года, в очередной раз, пытаясь пробежаться фактически по льду, горе лыжник чуть не упал. На неровной ледяной поверхности его лыжи повели себя произвольно, наехав одна на другую. Лишь опыт и мастерство спасли Платона от ощутимого падения на ледяную твердь.
Он шёл дальше осторожней и думал о случившемся. И вдруг! Ему будто бы послышался голос его родителей: «Поаккуратней будь, сынок!».
В этот момент его короткие, мягкие и седые волосы наверно чуть привстали под белой чемпионской лыжной шапочкой с красной надписью «Лыжня России — 2001», в своё время выигранной Иннокентием на районных школьных соревнованиях.
И сами собой полились стихотворные строчки:
Пошёл на лыжах я гулять.
Сказать точнее — бегать.
И зазевался я опять.
Ну, что со мной поделать?
На ровном месте, на снегу,
На скользком лыж накате,
Упал, и лёжа на боку
Вдруг вспомнил о наказе:
«Нельзя теперь и падать Вам!
К чему тогда лечение?».
Конечно, это знал и сам.
Но сильно увлечение.
Пошёл на лыжах ведь гулять.
Шёл по опушке леса
Маршрут любимый повторять —
На лыжах я повеса.
Я на лыжне был одинок.
Испуг поднял мой волос:
«Поаккуратней будь, сынок!»
Родной услышал голос.
Родители мне в унисон
Совет совместный дали.
Заботливый, полезный он,
Чтоб кости не страдали.
Я их заботу уловил
О сыне — человеке!
И память сердца окропил
Слезинкою на веке.
Ведь слева, лишь рукой подать,
Могилы моих предков.
Привет бы мог им передать,
Но здесь бываю редко.
В лесу зимою — тишина.
Деревья все без кроны.
На ветках — снега толщина,
Подобие короны.
Скрывает словно память их,
Как шапкой-невидимкой.
Но память сердца о родных
Весной не тает льдинкой.
И в тот же миг, и в тот же час,
Как я про то подумал,
Вдруг слёзы брызнули из глаз.
Сие я не придумал.
И Вы всегда, и Вы везде,
Куда б Вас не носила,
Храните память о семье,
О той, что Вас растила!
В феврале Платону удалось один раз вывести на лыжню и свою жену.
День выдался на редкость удачным, солнечным с лёгким морозцем. Не смотря на большой перерыв в практике, Ксения впервые за многие годы получила удовольствие от лыжного катания. Супруги сделали ряд фотографий. Особенно их удивила, мастерски вылепленная из снега, скульптура русалки по подобию известной датской из сказки Андерсена.
Однако через несколько выходных Платон, как и предполагал, обнаружил её уже разрушенной русскими вандалами.
В этот раз Новый год Платон уже встретил наедине с женой.
А Кеша встречал его в компании с Кирой и друзьями.
Иннокентий досрочно сдал студенческую сессию и теперь наслаждался осознанной необходимостью.
На Рождество супруги Кочет традиционно съездили к друзьям в Никольское. Встреча прошла обыденно, по привычному сценарию, но, как всегда, в тёплой, дружеской обстановке. И эту теплоту особенно усилил подарок Ксении.
Она вручила семье подруги каминные часы, чем вызвала неподдельный восторг хозяев. Именно такой подарок особенно гармонировал с недавно Юрием Алексеевичем мастерски выложенным изразцом.
Опять помимо выпивки, закуски и застольных бесед, слушали музыку и немного танцевали. И конечно не обошлось без телевизора. Но после очередной надоевшей рекламы и риторически-шутливого вопроса Платона к хозяевам чёрного кота:
— «А Ваша киска, купила бы «Виски»?!», — телемучителя с удовольствием выключили.
По мере усиления градуса общения менялись и обсуждаемые темы.
Как-то разговор перешёл на Ю. М. Лужкова, и Платон похвалился, что в своё время направил ему поздравление с семидесятилетием, в том числе стихотворное, вскоре получив тёплый ответ от помощника мэра.
Ксения тут же попыталась умалить достижения мужа, но была неожиданно для себя им не только вскоре перебита, но даже и несколько посрамлена.
Выслушав доводы жены по поводу качества своих стихов, слегка раздражённый поэт сообщил супругам-хозяевам:
— «Так после этого, осенью, Ксюха мне рассказывала, что в выходной, пока я был на даче, звонила какая-то женщина из фирмы «Интеко» и спросила Платона Петровича, объяснив, что ей меня рекомендовали, как хорошего специалиста, не помню, в чём-то. А моя мудрая жена возьми, да и откажись!?: «А он давно этим не занимается, и вряд ли будет Вам полезен!». И больше эта женщина не звонила!?».
— «Так это же фирма Батуриной!?» — удивился Юрий, на что все молча, вопросительно взглянули на вытаращенные от крайнего удивления глаза, отвисшую от досады нижнюю губу и открывшийся от страха рот Ксении Александровны.
Получилось так, что Ксения вовремя этого не поняла и не прочувствовала.
— «А может быть это и к лучшему? Зато я не стал холопом у олигархов из «Интеко»!» — тут же пришёл Платон на выручку жене, было растерявшейся и расстроившейся, на время даже потерявшей своё лицо.
Зато своё лицо прекрасно сохраняли строители. На работе у Платона всё ещё продолжался затянувшийся ремонт.
Он продолжал сидеть на месте Гудина, невольно вынуждая того чаще отсутствовать, в том числе вместе с Алексеем. Поэтому теперь уже и самому Платону пришлось некоторое время сидеть с глазу на глаз в одной комнате с Надеждой Сергеевной, и он наяву ощутил стоны Гудина, давно уставшего от постоянного тарахтения начальницы.
Надежда, если только она не рассказывала о достижениях своей семьи, часто разговаривала сама с собой, утомляя коллег, со временем привыкших просто её не слушать. Зато Платону теперь невольно слышались некоторые, особенно громкие, разговоры рабочих, иногда сдобренные матом, иногда народным юмором:
— «Девки, я Вас просила мне ножик бросить!».
— «А мы бросили пять минут назад!».
— «А-а!.. А что это Валька на полу лежит?!».
Рабочие работали профессионально, качественно и не спеша, что объяснялось повременной оплатой их труда.
Обедали они долго, завершая дневной перерыв игрой в домино и карты. А в конце работы они выходили радостные, кто в чём: кто в шубах, кто в дублёнках. Сразу видно: идёт рабочий класс!
На следующий день состоялась сдача части сделанной работы заказчику, вернее эксплуататору.
В офис вошли двое: помятый в элегантном костюме и пузатенький в чистой робе. Первый — видимо пьющий начальник; второй, судя по размеру живота — бригадир.
Первый начал осматривать отремонтированное помещение, а второй что-то лепетать ему на смеси русского и украинского.
