Александр Прилепский - Последнее дело «ВАЛЕТОВ»
— Не приходилось.
— Изумительные места. Огромная, на две версты роща, пруд, холмы… Кстати, цены на дачи здесь вполне приемлемые, намного дешевле чем в Пушкине.
— Много дач? — спросил Алексей.
— Штук пятьдесят.
— Долго их обходить придётся.
— Думаю, к обеду управимся.
— А под каким предлогом будем заходить?
— Проверка санитарного состояния в связи с выявлением случаев заболевания чумой крупного рогатого скота в Воронежской губернии. А хотите, сошлёмся на эпидемию ящура в Тмутаракани? Можно и на холеру.
Но проверять ничего не пришлось. Они въехали в рощу и увидели идущего навстречу человека с саквояжем в руке.
— Гехт! — обрадовался Лавровский. — Карл Карлович Гехт собственной персоной.
Полковник Муравьёв был мрачнее тучи. Вечером его вызвал обер-полицмейстер Янковский и предупредил — если дерзкая кража на Всероссийской выставке не будет раскрыта в самые кратчайшие сроки, то их обоих отправят в отставку.
— И, возможно, не только нас. Ведь это вопрос большой политики, — тяжело вздохнул он. — Осенью государь-император намерен посетить выставку. А кое-кто в высших сферах нашёптывает ему, что этого делать не следует. В Первопрестольной, мол, слишком опасно, никакого порядка нет… Вы уж постарайтесь, полковник. Просите любую помощь. Считайте, что весь полицейский резерв в вашем распоряжении. Если потребуется, Московский жандармский дивизион привлечём. Могу и с начальником охранного отделения Скандраковым о содействии потолковать. Благо мы с ним, в последнее время, нашли общий язык.
Помощь это, конечно, замечательно. Силами полицейского резерва и жандармов можно такие облавы провести — ни одна мышь не проскочит. Только мало толку. Об облавах преступники знают заранее. Муравьёв больше не сомневался — предатель завёлся в его собственном управлении.
Вчера, после разговора с Малининым пригласил он к себе околоточного надзирателя Робашевского. Тот незамедлительно явился и сразу на стол рапорт о том, что румынский подданный Михай Фэгэраш пытался вовлечь его в преступную шайку, занимающуюся мошенничеством при торговле рысаками. Каялся, мерзавец, в том, что «будучи в состоянии сильного душевного волнения от подобного наглого предложения, а так же по причине нездоровья, так как накануне был на именинах своей кумы, я не правильно оценил обстановку и не сумел принять должных мер к задержанию преступника.
Фэгэраш ударил меня по голове, после чего выскочил из окна моей квартиры и скрылся в неизвестном направлении». А вскоре цыгана нашли убитым.
И ещё одна неприятная история. Из несгораемого шкафа пропали фальшивые паспорта и аттестаты, изъятые при задержании малолетнего бандюгана Шалунка. Пьяный помощник делопроизводителя Чистяков, которого по приказу Муравьёва привезли из дома на службу, открыл шкаф, долго в нём копался, а потом развёл руками:
— Нету. Пропали.
Муравьёв не сдержался и пару раз заехал ему в морду. Но разве этим делу пособишь?
— Да откуда я знаю, куда они делись? — всхлипывал, оправдываясь Чистяков. — Я ведь ключи, Костя, с собой не ношу. Потеряются чего доброго. Они у меня всегда в столе лежат. Кто угодно взять мог…
Избави бог, в такой ситуации от содействия охранного отделения, подумал Муравьёв, позора не оберёшься.
Вошёл Сергей Малинин.
— Цыгана убили, — вместо приветствия сказал Муравьёв.
— Знаю. И про него, и.
Он не договорил, так как в кабинет заглянул полицейский надзиратель Тимофей Ватошник.
— Ваше высокоблагородие! Вчера вы приказали обеспечить наружное наблюдение за извозчиком
Ждановым. Хотел было доложить, не знал, что вы заняты.
— Докладывай, — распорядился полковник.
Перехватив взгляд сыщика брошенный на Сергея, сказал. — Господин Малинин не посторонний. Я подписал приказ о его временном зачислении на службу внештатным полицейским надзирателем.
Сергей насмешливо взглянул на Муравьёва, но ничего не сказал.
— К наблюдению мною привлечено три внештатных агента. Расходы на их оплату составили четыре рубля пятьдесят копеек, — затараторил Ватошник. — В течение дня они отслеживали все поездки Жданова. Ничего заслуживающего внимания не выявлено. А вот вечером…
— Упустили?
— Так точно. При переезде соединительной ветки Николаевской и Московско-Курской железных дорог. Жданов успел проехать до того как опустили шлагбаум, а мой агент запоздал. Когда поезд прошёл, Жданова на Каланчёвской площади и Краснопрудной улице не оказалось. Свернул или направо — к товарной станции, или налево — к Ольховцам.
— Прямо он поехал — в Сокольники, — сказал Малинин.
— Домысливать всякий горазд. Вас, сударь, там не было.
Сергей знал, что каждый рабочий день начальника управления сыскной полиции начинается с просмотра суточных рапортов участковых приставов, которые для ознакомления присылают ему из канцелярии обер-полицмейстера.
— Константин Гаврилович, вы смотрели рапорта приставов? — спросил он.
— Нет. Ещё не прислали. А что?
— Извозчик Жданов вчера вечером был найден убитым в Сокольниках.
Ватошник побледнел.
— Вот так значит, Тимофей?! Хорошо… Изволь подробно, по минутам, расписать чем ты вчера занимался, с кем встречался, как моё распоряжение выполнял.
Голос Муравьёва был спокойным, почти ласковым. Но его подчинённые знали: когда шумит — это ничего, а вот если так заговорил — беда.
Полковник вызвал своего помощника титулярного советника Николаса и приказал:
— Закрой его где-нибудь и смотри, чтобы не сбежал. Да револьвер у него не забудь забрать.
— Карл Карлович! Радость-то какая! — соскочив с пролётки, Лавровский, как к лучшему другу устремляясь к Гехту. — Грешным делом, опасались вас не застать в Люблино.
— Позвольте, сударь, позвольте, — растерялся немец. — Разве мы знакомы? Хотя лицо ваше мне и.
— Конечно знакомы! Нас Павел Карлович друг другу представил. В «Яре»! Вы там с Михаем и Полем сидели.
— Не припомню, право, — начал Гехт и осёкся. — Какой ещё Павел Карлович?
— Как какой? — Алексей изобразил на лице искреннее недоумение. — Павел Карлович Шпе.
— У меня очень плохая память на фамилии, — поспешно перебил его Гехт. — Напомните кто это такой?
Он внимательно посмотрел на Лавровского. Ждёт условного знака, подумал тот, а я их «телеграфа» не знаю.
Так и не дождавшись ответа, Гехт решительно заявил:
— Позвольте пройти, сударь. Вы обознались.
— Ну, на нет и суда нет, — вздохнул Алексей. — В таком случае извольте сесть в пролётку.
— Как вы смеете?! Кто вы такой?!
— Придёт время — узнаешь, — пообещал ему Лавровский. — А саквояж мне отдайте.
Он ещё сам не решил, кем выгоднее представиться — сыщиком или совсем наоборот.
— Караул! Гра…
Крик застрял в глотке немца. Это на помощь товарищу подоспел Соболев. Ткнув Гехта револьвером в живот, он внушительно пообещал:
— Пикнешь ещё раз — пристрелю.
Усадив немца между собой, тронулись в обратный путь. Алексей лихорадочно соображал. Гехт явно шёл на железную дорогу. Станция «Люблино» находится почти рядом с дачным посёлком — сам вчера по карте смотрел. Так с чего его вдруг понесло на «Чесменку», до которой версты две? Утренний моцион? Именно там назначена встреча? Или решил сбежать из Москвы? Его размышления прервал истошный вопль немца.
— Караул! Спасите! На помощь!
По большой дороге, навстречу им ехал шарабан в котором вальяжно развалился дородный полицейский. Судя по важному виду и знакам различия на мундире, кто-то из начальства уездной полиции. Алексей полез в карман за своим открытым листом. Мать честная! Он ведь с утра одел не пиджак, в котором лежал бесценный документ, а сюртук. Это Сергей виноват. Все уши с утра прожужжал.
Придёт, говорит, дачу проверять солидный чиновник из губернского врачебного управления, а с ним босяк какой-то, подозрительно… Но делать теперь нечего.
— Гони! — велел он Семёну. — Может уйдём.
— Уйдём, Алексей Васильевич! Рысачок у них так себе, — успокоил извозчик. — Но! Пошёл, родимый!
Но тут вмешался Соболев:
— Стойте! Вы что это надумали?!
Остановились буквально бок обок с шарабаном. Гехт не унимался:
— Господин офицер, помогите! Шёл на станцию, никого не трогал. А тут эти разбойники налетели, схватили, везут неведомо куда!
— Кто такие? — властно спросил полицейский, направляя на них «Смит-Вессон».
— Саня! Здорово, видать, ты вчера погулял! — засмеялся Соболев. — Своих не узнаешь. Кизлярку пил или чихирь?
— Ваня! — обрадовался полицейский. — А я тебя чуть не.
— С тебя станется.
— Сам виноват. Чего это ты людей красть стал, как абрек?
— Очень тяжёлый случай, Сеня, — сказал Соболев и кивнул на Гехта. — Его вчера на дачах в Люблино собака покусала. Оказалась, бешенная. Вначале началась водобоязнь, а теперь в буйство впал. Опасаюсь, что до больницы не довезём.
