Роберт Харрис - Помпеи
На табурете, широко расставив ноги, восседала какая-то женщина в зеленом платье. Увидев Аттилия, она нетерпеливо двинулась ему навстречу, протягивая руки; пунцовые губы сложились в привычную улыбку. Женщина подкрасила брови сурьмой, нарисовав их так, что они почти сходились над переносицей. Некоторые мужчины находили это красивым, но Аттилию она напомнила посмертные маски Попидиев. В полутьме акварий не мог сказать, сколько ей лет — вполне могло оказаться и пятнадцать, и пятьдесят.
— Где Африкан? — спросил он.
— Кто? — Женщина говорила с сильным акцентом. Кажется, с киликийским. — Нет здесь, — быстро произнесла она.
— А Экзомний есть?
При этом имени женщина изумленно приоткрыла рот. Она попыталась преградить дорогу Аттилию, но акварий взял ее за голые плечи и осторожно отодвинул в сторонку. И откинул занавеску. За занавеской обнаружился голый мужчина, восседающий над отхожим местом; в темноте его бедра казались иссиня-белыми и костлявыми. Он ошарашено уставился на Аттилия.
— Африкан? — спросил Аттилий. Мужчина непонимающе смотрел на него. — Прошу прощения, гражданин.
Аттилий задернул занавеску и двинулся к комнатке на противоположной стороне прихожей, но шлюха обогнала его и загородила вход, раскинув руки.
— Нет, — сказала она. — Не беспокоить. Нет здесь.
— А где он?
Женщина заколебалась:
— Наверху.
Она кивком указала на потолок.
Аттилий огляделся. Лестницы не наблюдалось.
— Как туда подняться? Покажи.
Женщина не сдвинулась с места. Тогда Аттилий ринулся к другой занавеске — но она снова его опередила.
— Я покажу, — быстро сказала она. — Сюда.
Она подтолкнула его ко второй двери. В соседней комнатке в экстазе завопил какой-то мужчина. Аттилий вышел на улицу. Женщина последовала заним. При дневном свете стало видно, что в ее тщательно уложенных волосах проглядывает седина. Ручейки пота проложили бороздки на впалых напудренных щеках. Да, вряд ли она долго здесь протянет. Скорее всего, хозяин вскоре ее выбросит, и придется ей жить в некрополе за Везувиевыми вратами и отдаваться нищим.
Женщина, словно догадавшись, что у него на уме, положила руку на горло, указала на лестницу, расположенную чуть дальше, и быстро нырнула обратно в дом. Аттилий начал подниматься по каменным ступеням и услышал, как женщина негромко свистнула. «Я как Тезей в лабиринте, — подумал Аттилий. — Только нет у меня путеводной нити Ариадны, чтобы выйти по ней в безопасное место. Если сверху появится враг, а другой перекроет дорогу снизу, мне не выкрутиться». Добравшись до верха лестницы, Аттилий распахнул дверь, даже не дав себе труда постучать.
Его добыча — очевидно, вняв предупреждению пожилой шлюхи — уже устремилась к окну. Но акварий успел ухватить беглеца за пояс, прежде чем тот выскочил на плоскую крышу. Он был легким и тощим, и Аттилий оттащил его от окна столь же легко, как хозяин оттаскивает собаку за ошейник. Он уложил добычу на ковер.
Оказалось, что он помешал коллективному увеселению. Двое мужчин растянулись на ложах. Негритенок прижал флейту к обнаженной груди. Смуглокожая девочка — лет двенадцати, не больше, и тоже нагая, с сосками, подкрашенными серебряной краской — стояла на столе, перестав танцевать. На миг все застыли. В свете масляных ламп видны были грубо нарисованные эротические сцены: женщина верхом на мужчине, мужчина, пристроившийся к женщине сзади, двое мужчин, гладящих друг друга по членам.
Один из лежащих клиентов медленно опустил руку под ложе и попытался нащупать нож, лежавший рядом с тарелкой с нарезанными фруктами. Аттилий поставил ногу на спину Африкану. Африкан застонал, и мужчина быстро отдернул руку.
— Отлично, — кивнул Аттилий и улыбнулся. Он наклонился, снова ухватил Африкана за пояс и поволок к двери.
— Эти девчонки! — сказал Амплиат, когда шаги Корелии стихли вдали. — Они все нервничают перед свадьбой. Откровенно говоря, Попидий, я только обрадуюсь, когда она перейдет с моего попечения на твое.
Тут он заметил, что его жена встала, намереваясь последовать за дочерью.
— Уймись, женщина! Пусть ее!
Цельзия послушно улеглась, но одарила гостей извиняющейся улыбкой. Амплиат нахмурился. Зря это она. Нечего ей подлаживаться под этих так называемых аристократов. Он может купить их всех с потрохами!
Амплиат всадил нож в бок мурены и провернул, потом раздраженно махнул рукой ближайшему рабу, чтобы тот нарезал рыбу. Рыба смотрела на него пустым красным глазом. Любимец императора, подумал Амплиат. Принц своего небольшого подводного царства. Все, конец ему.
Он обмакнул кусок хлеба в чашу с уксусом и положил его в рот, наблюдая, как раб проворно укладывает на тарелки ломти костлявого серого мяса.
Никто не хотел его есть, но никто и не решался первым отказаться. Над столом витал призрак несварения желудка, такой же тягостный, как воздух в зале, горячий и спертый от запаха еды. Амплиат позволил паузе затянуться. С чего это вдруг он должен выводить их из неловкого положения? Когда он был рабом и прислуживал за столом, ему вообще запрещалось говорить в присутствии гостей.
Ему положили рыбу первому, но Амплиат подождал, пока перед каждым гостем будет стоять золотая тарелка, и лишь после этого отломил себе кусочек мурены. Он поднес этот кусочек к губам, задержал руку и оглядел гостей. И они — Попидий первый — неохотно последовали примеру хозяина дома.
Амплиат целый день предвкушал этот момент. Ведий Поллион скармливал своих рабов муренам не только ради того, чтобы полюбоваться, как человека разрывают на части под водой, и насладиться новыми ощущениями, но еще и потому, что он был гурманом и утверждал, что человеческая плоть придает мясу мурены необыкновенно пикантный привкус. Амплиат тщательно разжевал мясо, но ничего такого не почувствовал. Мясо было жестким, как подошва, — совершенно несъедобным, — и Амплиата охватило разочарование, в точности как и накануне на берегу. Опять он погнался за острыми ощущениями — и ничего не получил.
Амплиат с отвращением выплюнул недожеванное мясо на тарелку и попытался обратить все в шутку:
— Однако! Похоже, что мурены, как и женщины, вкуснее в молодости!
И он схватился за чашу с вином, чтобы изба-виться от неприятного привкуса во рту. Но пир был испорчен, и испорчен безнадежно. Гости вежливо покашливали в салфетки или ковырялись в зубах, вытаскивая рыбьи косточки, но Аттилий знал, что теперь они будут несколько дней потешаться над ним, стоит лишь им выйти за порог. Особенно, конечно, будет резвиться Голконий и этот жирный педераст, Бриттий.
«Дорогой друг, ты слышал, что еще отчудил Амплиат? Оказывается, он считает, что рыба, как и вино, улучшается со временем!»
Амплиат хлебнул еще вина, прополоскал рот и уже совсем было вознамерился провозгласить тост — за императора! за армию! — как заметил, что в обеденный зал проскользнул управитель с небольшим ящичком в руках. Скутарий колебался. Ему явно не хотелось донимать хозяина делами во время обеда, и Амплиат действительно готов был послать его ко всем чертям, но что-то такое было в его лице...
Амплиат скомкал салфетку, поднялся с ложа, коротко кивнул гостям и кивком велел Скутарию следовать за ним в таблиниум. Как только они скрылись из глаз пирующих, Амплиат щелкнул пальцами:
— Ну, что там такое? Давай сюда.
Это была каспа, дешевый ларец для документов, сделанный из буковой древесины и обитый сыромятной кожей — в таком мог бы носить свои книжки какой-нибудь школьник. Замок был сломан. Амплиат откинул крышку ларца. Внутри лежала дюжина небольших папирусных свитков. Амплиат достал один наугад. Листок покрывали колонки цифр; какое-то мгновение Амплиат озадаченно глядел на эти цифры, но потом уловил логику в их последовательности — он всегда хорошо разбирался в цифрах, — и тут до него дошло.
— Где тот человек, который это принес?
— Ждет в передней, хозяин.
— Проводи его в старый сад. Потом вели поварам подавать десерт и скажи гостям, что я скоро вернусь.
Амплиат прошел по черному ходу за обеденным залом и по широкой лестнице поднялся в большой двор своего старого дома. Он купил его десять лет назад, намеренно поселившись по соседству с родовым гнездом Попидиев. Какое это было удовольствие — жить на равной ноге с бывшими господами и выжидать удобного момента, и знать, что когда этот день настанет, он пробьет дыру в толстой стене вокруг сада и пройдет через нее, подобно карающей армии, захватывающей вражеский город.
Амплиат уселся на круглую каменную скамью, стоящую в центре сада, в тени увитой розами перголы. Именно здесь он решал свои самые тайные дела. Здесь можно было разговаривать о чем угодно, не боясь, что тебя кто-нибудь побеспокоит. Никто не мог подойти к этой скамье незамеченным. Амплиат снова открыл ларец и достал оттуда все свитки, потом взглянул на небо — чистое, без единого пятнышка. С расположенной на плоской крыше вольеры для певчих птиц доносился щебет щеглов, любимцев Корелии, а из-за стен уже слышался гомон: город постепенно оживал после долгого полуденного отдыха. Трактиры и таверны наживутся сегодня на зрителях, которые явились поглядеть на жертвоприношение в честь Вулкана.
