Шаги во тьме - Пензенский Александр Михайлович

Владимир Гаврилович дал отбой, схватил с вешалки пальто, но только сунул правую руку в рукав, как аппарат заголосил снова. Чертыхнувшись, Филиппов свободной рукой схватил трубку, прокричал:

– Что еще?

На другом конце повисла пауза, а после знакомый голос удивленно произнес:

– Простите?

Чертыхнувшись еще раз, но теперь уже мысленно и в свой адрес, Владимир Гаврилович опустился в кресло – накаркал сам, кроме себя и некого винить. Видно, что-то разбудило столичного голову раньше обыкновения, и ничего хорошего это не сулило.

– Виноват, Даниил Васильевич. С агентом разговаривал, подумал, что он опять телефонирует. Доброе утро.

Драчевский грозно хмыкнул и заговорил уже без удивления:

– Это очень хорошо, что оно у вас доброе. А у меня вот не очень. Вы мне не расскажете, почему я об обезглавленных коммерсантах узнаю из газет, а не от начальника сыска?

– Опять виноват. Но в полицейской сводке эта информация присутствовала.

Генерал сконфуженно крякнул:

– Раз была, значит, не виноваты. Что уж из меня тирана строить. Каковы успехи?

– Успехи относительные. Установили личность убитого, выявляем круг близких контактов. Ведем наблюдение за родственниками. Обычная сыскная работа. Вот в пальто меня застали, Даниил Васильевич, собирался как раз по этому делу прогуляться.

Трубка помолчала, а потом резюмировала уже вовсе миролюбиво:

– С завтрашнего утра вы уж докладывайте мне о ходе следствия. Можно по телефону, чтоб не тратить время. Но ежедневно. Не позднее десяти часов.

Заверив градоначальника в готовности к ежеутренним докладам, Филиппов попрощался, запер кабинет, вышел из участка, отмахнулся от приподнявшегося на козлах извозчика и зашагал степенно в сторону Вознесенского проспекта, щурясь на бессовестно улыбающееся солнце и отстукивая себе ритм наконечником зонта, будто тростью. Не позднее, чем через четверть часа, Филиппов уже вкладывал монетку в ладонь швейцара, предупредительно распахнувшего ему дверь страхового общества «Россия». Мраморная лестница с тяжелым ворсистым ковром под медными прутьями провожала посетителей в просторную залу со множеством одинаковых столов, за которыми, казалось, сидели совершенно одинаковые клерки и чуть ли не синхронно переворачивали бумаги. Отрекомендовавшись и изложив цель своего визита подлетевшему к нему с расторопностью официанта молодому и очень румяному господину и получив в ответ почтительный поклон, Владимир Гаврилович через еще одну лестницу был проведен на следующий этаж и усажен в приемной, размерами, убранством и даже техническим оснащением совершенно не уступающей генерал-губернаторской: здесь имелся даже телеграфный аппарат, весело шуршащий выползавшей из его железного чрева бумажной лентой. Розовощекий юноша скрылся за высокими резными дверьми, буквально через мгновение выпорхнул из-за них обратно в приемную и сделал приглашающий жест рукой.

Внутри громадного кабинета из-за вполне соответствующего его размерам стола навстречу начальнику столичного сыска, радушно улыбаясь и приветственно раскинув руки, спешно двигался усатый господин с идеальным пробором в вороной шевелюре. Черный визитный костюм английской шерсти, крупный, но без излишка бриллиант в галстучной булавке, золотая цепочка часов – при первом же взгляде на хозяина кабинета у визитера не должно было даже возникнуть сомнений, что дела у страхового общества «Россия» идут великолепно. С фотографического портрета над хозяйским местом за порядком в полный рост присматривал государь император.

– Владимир Гаврилович! Какая честь! – обеими руками ухватив протянутую ладонь, затараторил управляющий. – Игнатьев Дмитрий Анатольевич, глава «России».

Хмыкнув такой двусмысленной аттестации, Владимир Гаврилович уселся на предложенный стул, согласился угоститься чаем и, уже размешивая в полупрозрачной фарфоровой чашке серебряной ложечкой сахар, заговорил о сути:

– Дмитрий Анатольевич, предполагаю, что вы честно храните тайны своих клиентов, но мне крайне необходимо понимать, чего именно от вас требует, скажем так, мой клиент. К вам в последнее время с какой-то странной настойчивостью ходит некто Константин Серафимович Гилевич. И информация о цели его визитов может существенно облегчить мне раскрытие одного страшного злодеяния.

– Как же, как же, читал в «Листке» об убийстве А. С. Гилевича, – с готовностью откликнулся Игнатьев. – Конечно, вы правы – мы хоть и не банк, но учреждение, которое обещает своим клиентам сохранение интимности. Тем не менее мой долг гражданина выше долга коммерсанта. – На последних словах Дмитрий Анатольевич даже как-то приосанился и чуть скосил глаза на фотографию на стене. – Господин Гилевич требует от нас оплатить страховой полис своего брата. Андрей Серафимович месяц назад застраховал в нашем московском отделении свою жизнь на пятьдесят тысяч рублей, и теперь его брат желает получить эти деньги, не имея на руках свидетельства о смерти.

Прямо из кабинета управляющего Филиппов позвонил в Казанскую часть, узнал у Кунцевича, что старший Гилевич после визита в «Россию» сел в трамвай и направился к дому, распорядился взять двух агентов и ждать с ними в автомобиле у парадного, где обитали Константин Серафимович с матерью.

– И вот что, – немного помедлив, сказал Владимир Гаврилович, – револьвер мой захватите из верхнего ящика.

Не смотря на неизменившуюся погоду, выйдя (хотя тут уместнее было бы сказать «выскочив») из страхового дома, Владимир Гаврилович нетерпеливым жестом подозвал «лихача», сказал тому адрес и посулил рубль сверху за скорость. Дальше Владимиру Гавриловичу оставалось лишь беспокойно ерзать на кожаном диване.

Наконец, проскочив Покровскую площадь, он велел извозчику остановиться прямо за прижавшимся к тротуару черным «Рено», расплатился, махнул рукой сидевшим в машине ротмистру с филерами, чтоб следовали за ним.

Поднявшись на третий этаж, Владимир Гаврилович, возглавлявший эту кавалькаду, обернулся к шедшему следом Радкевичу, протянул руку. Ротмистр вытащил из кармана пальто небольшой браунинг, вложил в ладонь шефу. Филиппов повернулся к двери, убрал за спину правую руку с оружием, а левой негромко постучал. Не дождавшись реакции, постучал сильнее, потом подергал ручку – и створка поддалась. Кивнув одному из агентов, Владимир Гаврилович пропустил того вперед, сам двинулся за ним, уже не пряча револьвера. Вешалка в темной прихожей оказалась пустой. Как выяснилось минуту спустя, пустой была и вся небольшая квартира. Ни вещей в спальне и гостиной, ни мыльных принадлежностей в клозете. Филиппов спрятал в карман браунинг, попросил одного из филеров:

– Марченко, голубчик, разыщите старшего дворника. Только без шума. А мы с коллегами вас здесь обождем.

Дворник, старательно супя косматые брови, рассказал, что жительствовал Константин Гилевич один, никакой матери при нем не было, объявился он на другой день после того, как его младший брат с секретарем вселились в квартиру генеральши Котович в Лештуковом переулке, и что, как и брат, уплатил за месяц вперед. Вот и вся история.

Вернувшись к себе в кабинет, Владимир Гаврилович поначалу ходил из угла в угол, прокручивая в голове предстоящий ему поутру разговор с начальством и куря папиросу за папиросой. Картина выходила отвратительная – единственную ниточку, которая могла привести к Андрею Гилевичу, сыскная полиция упустила, и виной тому стал сам ее многоопытный начальник. Нельзя было снимать наблюдение. Непростительная оплошность, за которую следовало бы гнать его в шею с должности, да и из сыска. А может, еще и погонят. Сошлют в железнодорожную жандармерию охранять какие-нибудь двести верст пути. Не зря же Даниил Васильевич так озаботился этим случаем, не иначе как из министерства тоже на него наседают.

Когда во рту от папирос стало нестерпимо кисло, Филиппов топнул ногой и заругался сам на себя уже вслух и совершенно по иному поводу:

– Что за мальчишество, ей-богу, господин пока еще статский советник! Как будто вы, милостивый сударь, из-за чинов в сыщики подались! Не из-за выволочки будущей ты, Володя, тут надымил, будто паровоз. Тебя задело, что какие-то сосунки тебя обыграли, будто мальца зеленого. Ну так соберись тогда и себе самому докажи, что ты еще в состоянии соответствовать и чину, и репутации.