Валерия Вербинина - Сапфировая королева
«Он что-то затевает… – подумал поляк. – Карен прав, нельзя мне мешаться в такое дело. Ограбить полицмейстера – это не шутка… не шутка… Черт возьми, ну и попал же я в переплет!»
«Надо согласиться, усыпить их бдительность и попытаться бежать, – вкрадчиво шепнул голос осторожности. – В конце концов, и не из таких передряг выбирались. Кроме того, если ты ему и в самом деле нужен, значит, тебе ничего не грозит. Надо воспользоваться ситуацией».
– Мне понадобятся мои инструменты, – сказал Валевский, кивая на чемодан.
– Они у тебя будут, – зевнул Хилькевич. – На всякий случай должен тебя предупредить, Леон. Мне отлично известно, какая у тебя репутация, и я знаю, как ты любишь сбегать из тюрем и прочих мест, где тебя удерживают насильно. Так вот, учти, если ты совершишь глупость и скроешься, – хозяин дома подался вперед, – я найду некую особу из «Общества любителей российской словесности», разрежу ее на части и разошлю их по всем твоим адресам. Так сказать, сувенирчик на память о твоем пребывании здесь. Ты меня понял, умник? Только попытайся удрать, и барышне Русалкиной конец!
Валевский потемнел лицом. Стало быть, они узнали о том, у кого он скрывался. И при мысли, что из-за него с Наденькой может что-то случиться, вору стало совсем нехорошо.
– Не надо лишних угроз, – проговорил он, и в его речи от волнения впервые за все время прорезался четкий польский акцент. – Я все сделаю. Не надо ее сюда мешать.
– Вот и хорошо, вот и ладушки, – одобрил Пятируков.
А Розалия только насмешливо фыркнула.
– Коршун! – крикнул Хилькевич. – Куда же он запропастился… Коршун! – И хозяин нетерпеливо дернул звонок.
Но вместо Коршуна явился другой слуга, по прозвищу Семинарист, который в свое время прославился тем, что грабил монастыри. Семинарист признался, что не знает, где Коршун, забрал чемодан и увел Валевского за собой, пообещав, что будет стеречь пленника как зеницу ока.
– Ты тоже все понял, Вань Ли? – спросил Хилькевич, когда поляк в сопровождении своего стража скрылся за дверью.
Китаец несколько раз кивнул.
– Ну то-то же, – вздохнул хозяин. – Смотри, Карен. Еще раз пойдешь против меня – голову сниму!
Он попрощался с Розалией, отпустил остальных, взял лампу и направился к себе в спальню.
Войдя в комнату, Виссарион Сергеевич сразу же почувствовал: что-то тут было не так, совсем не так, как должно быть. Он взглянул на занавески, за которыми мог кто-то скрываться, покосился на ширмы и только после этого догадался посмотреть на кровать.
На ней был распростерт мертвый Коршун. Его глаза были широко раскрыты, из угла рта стекала струйка крови, похожая на запятую.
На груди убитого лежала дохлая ворона.
Глава 14
– И еще там были трюфеля, – важно сказал Стремглавов.
Вася, который сидел, уперев локти в колени и поставив на кулаки подбородок, недоверчиво взглянул на него. Дашенька же только вздохнула.
– И устрицы, – добавил репортер, чтобы окончательно добить своего соперника.
Однако Вася лишь насмешливо фыркнул.
– Брось заливать, – грубовато промолвил он. – Небось тебя даже внутрь не пустили!
– Это почему же? – обиделся Стремглавов.
– Да так, – уклончиво ответил Вася. – Я бы только на твою физиономию поглядел и сразу же спустил бы тебя с лестницы. Даже колебаться бы не стал.
– Хорошо, что дворников в приличные места не пускают! – сразу же перешел в атаку репортер.
– Можно подумать, репортеров туда пускают! – не остался в долгу Вася.
– По-моему, вы мне просто завидуете, раб метлы, – презрительно промолвил Стремглавов. – К вашему сведению, меня вчера пустили на вечер даже без приглашения, потому что я в нашем городе уважаемый человек. Вот так-то!
Вася стих и подумал, что Стремглавов – проныра, каких свет не видел, раз даже отсутствие приглашения не помешало ему пройти на званый ужин. Репортер глядел на него и упивался своим триумфом.
На самом деле, конечно, вчера его отказались впустить, и он долго бегал вокруг особняка, умоляя знакомых взять его с собой. Потом к нему подошел сутенер Жорж и стал задавать дурацкие вопросы. Насилу отделавшись от него, Стремглавов вновь стал просить, чтобы его впустили, и наконец прошел внутрь вместе со своим редактором. К тому времени все лучшие места были уже заняты, и репортеру в итоге не досталось ни трюфелей, которыми он хвастал, ни устриц, которых вообще в меню не было.
– А ваша хозяйка, Дарья Егоровна, – заметил он горничной, – между прочим, пользовалась большим успехом, да-с! Маэстро Бертуччи с нее глаз не сводил, и они даже танцевали три раза.
– Бертуччи – это что, дирижер, который всегда на лошади? – спросил Вася.
– Амалия Константиновна, – важно сказала Дашенька, – везде пользуется большим успехом. У господина Бертуччи губа не дура.
– А я, кстати, знаю кое-кого, кто ничуть ей не уступает, – заявил Вася и поглядел на Дашеньку сияющим взором.
Стремглавов кашлянул.
– И кто же это – богемская королева? – поинтересовалась горничная, играя ресницами.
– По-моему, – заявил Стремглавов, даже не пытаясь скрыть улыбку, – наш дворник имел в виду вас.
– Ну, – протянула Дашенька, сложив губы трубочкой, – так и надо говорить, а не ронять намеки! Откуда мне знать, кого вы имеете в виду, а? Разве ж я умею мысли читать?
И девушка поглядела из-под ресниц на Васю так, что тот окончательно потерял бы голову – если бы, конечно, не потерял ее гораздо раньше.
В дверь заглянул лакей Митя, увидел воздыхателей горничной, на которую он сам положил глаз, и насупился.
– Что такое, Митя? – спросила Дашенька.
Митя объявил, что госпожа звала к себе Дашеньку и очень сердится, что ее до сих пор нет.
– Злая какая, – проворчал Вася. – Вы только поправились, а она…
– Вы, Вася, ничего не понимаете, – заявила Дашенька. – Вот вы сколько получаете у себя в дворниках?
Вася понятия не имел, сколько он получает, по той простой причине, что сфера его профессиональных интересов была чрезвычайно далека от подметания улиц.
– Рублей пятнадцать, я думаю, – ответил за него Стремглавов.
– А я получаю гораздо больше, чем может иметь горничная у другой хозяйки, – объявила Дашенька. – И вообще, ежели хотите знать, я при Амалии Константиновне с детства состою, и она никогда меня не обижала.
Затем, взяв обоих поклонников под локти, девушка вывела их из номера, после чего тщательно заперла дверь.
– Распоряжение Амалии Константиновны, – пояснила она с улыбкой. – Не знаю, зачем это надо, но раз надо, значит, надо. До свиданьица, господа!
И Дашенька двинулась по направлению к номеру хозяйки, но в коридоре ее нагнал Митя.
– Ей-богу, Дарья Егоровна, – сказал он, жарко дыша горничной в ухо, – это совсем никуда не годится. Вы всех подряд приманиваете, и меня, и дворника, и пустомелю из городской газеты. Нехорошо!
– А правда, что у вас жена и двое детей в Костроме? – спросила Дашенька, глядя на него полным любопытства взором.
Митя открыл рот и прикипел к месту.
– Вам что, кухарка сказала? – пробормотал он растерянно и с несчастным видом.
– Нет, – беззаботно ответила Дашенька. – Лакей Степа, ваш товарищ.
– А у него, – горя жаждой мести, заторопился сдать приятеля Митя, – у него шесть детей! И жену он колотит!
– Мне-то что? – пожала плечами Дашенька. – Я ему не жена и никогда ею не буду.
И, окончательно сразив Митю этим доводом, она удалилась.
Придя в себя, лакей отправился готовить комнаты для нового важного постояльца, который вскоре должен был приехать в их город. В душе Мити кипела обида на весь женский род, а в голове вертелась неотвязная мужская мысль о том, что женщины – чертовски загадочные существа, и понять их не под силу ни одному представителю противоположного пола.
Что же касается Дашеньки, то она со своей госпожой как раз обсуждала разные насущные дела, когда дверь распахнулась, и в комнату со злым, перекошенным лицом вошел Виссарион Хилькевич.
– А кошелек так и не нашли… – произнесла баронесса, осеклась и сурово поглядела на незваного гостя.
– Что вам угодно, милостивый государь? – возмутилась Дашенька.
– Должен признаться, сударыня, – отчеканил король дна, дергая щекой, – это уже чересчур!
– Вы разумеете закрытие веселых домов вашей замечательной подруги, мадам Малевич? – спокойно спросила Амалия. – Однако вы сами вынудили меня, многоуважаемый. Я приехала в город с совершенно определенной целью, и если кто-то намерен мне мешать, пусть будет готов к тому, что с ним может случиться все, что угодно. – И она победно откинулась на спинку кресла.
Хилькевич закусил губу.
Стало быть, Амалия и в самом деле ничего не знает ни о мертвых птицах, ни о трупе в его доме.
