Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской
— Я спешила помочь моему другу, раненому на поле боя.
— Хорошо, я задам вопрос по-другому: как ваш друг оказался участником боевых действий?
— По стечению обстоятельств. Мы мирные путешественники, знакомимся с историей и географией страны, изучаем ее флору и фауну. Направляясь на озеро Тана, мы совершенно случайно попали на передовую.
В это время Малькамо издал короткий стон, пошатнулся и упал.
— Воды! Воздуха! — закричала я на местном языке, так как уже знала немного слов. При этом двое в тюрбанах встали и подошли к нам поближе, переглянулись.
— Малькамо… — сказал один из них.
Тут же началась суета и суматоха. Принца вытащили на свежий воздух, уложили на кошму, дали выпить какой-то остропахнущий напиток из глиняной плошки. Он отдышался и немного пришел в себя. Тогда тот эфиоп, который узнал Малькамо, принялся его целовать и тереться носом о его нос. Мы с генералом с интересом смотрели на это проявление таких бурных чувств.
Наконец, эфиоп оторвался от Малькамо, встал, поклонился мне, протянул руку и стал что-то взволнованно восклицать.
— Это рас[51] Деджиак Мангашиа, племянник негуса Иоанна. Он утверждает, что этот молодой человек — сын негуса, а он — его опекун. Верно?
— Да, — кивнула я. — Это Малькамо. Принц, сын негуса Иоанна. Все правильно. Насчет опекуна сказать ничего не могу. Не имею представления.
— Как получилось, что он оказался с вами? По последним сведениям, дошедшим до меня, выходило, что он в тюрьме и ждал приговора Менелика.
— И что же его опекун, фельдмаршал, со всей своей армией дервишей и башибузуков не смог вызволить любимого племянника из тюрьмы? — я позволила себе некоторую дерзость, видя, что напряжение немного спало. — Может, не так уж и хотелось вызволять, дабы не делиться короной и властью?
Толстый генерал пожал плечами:
— Кто их знает, темные люди. За престол вполне могут зарезать друг друга.
— Семейство Борджия отличалось большей изощренностью в подобного рода наследственных спорах, — Боже мой, но кто меня за язык-то тянет!
— Мы пришли, чтобы дать им цивилизацию, — насупился Баратиери.
— Огнем и мечом. Хотя, давайте оставим наши споры. Посмотрите, как они рады друг другу. Кстати, я не ответила на ваш вопрос, откуда в нашей экспедиции оказался наследный принц Абиссинии. Очень просто, мы отбили его — спасли от казни.
— Каким образом? — удивился генерал.
— Менелик хотел его повесить. Мы напали во время казни и вызволили принца и его двух друзей. Вы можете сами спросить — он подтвердит.
— Прекрасно! Значит, вы против Менелика?
— Не за, и не против. Мы держим нейтралитет.
— Тогда какова цель вашей экспедиции?
— Я же уже сказала: история и география страны.
— Оставьте, — генерал махнул рукой, — это все притворство. Пройти полстраны для того, чтобы исследовать птичек и рыбок, да еще в театре военных действий, это ж каким надо быть идиотом! Простите, синьора, вырвалось. Ни за что не поверю! Скорее всего, вы — лазутчики!
— Вы с ума сошли, мон женераль! Принц Малькамо, кузен вашего раса Мангашиа, тот, которого хотел повесить Менелик — лазутчик?! Ну, знаете… Я была лучшего мнения о ваших умственных способностях.
— Ну, хорошо, хорошо, синьора, белла донна, — толстяк все ближе подвигался ко мне, а я делала вид, что не понимаю его поползновений. — Ваша экспедиция изучает историю с географией. А зачем принцу ехать с вами дальше? Он нашел родственника, опекуна и теперь сам должен решить, стоит ему ехать с вами, или остаться здесь.
Он вопросительно посмотрел на Малькамо, глаза которого метали молнии. Юноша порывался встать и избить генерала за его фривольное поведение. Но тот либо не замечал, либо ему было все равно и он просто насмехался над нами.
— Полагаю, принцу самому решать, что он хочет — ехать с нами или остаться. Вот его и спрашивайте.
Баратиери нехотя оторвался от меня и повернулся к Малькамо.
— Что скажете, ваше высочество? — в его голосе прозвучал сарказм.
— Я поеду с экспедицией.
— Странно. Зачем? Здесь ваши друзья, кузен-опекун. А на дорогах стреляют.
— Это мое дело. Сказал — отправлюсь, значит, так тому и быть.
— А вот это не вам решать, уважаемый Малькамо, я не собираюсь такой жирный козырь, как вы, упускать из рук.
И генерал что-то сказал по-амхарски Мангашиа. Тот быстро-быстро закивал головой.
Факелы, затрещав, погасли. Теперь шатер освещался только отблесками костра, горевшего перед входом.
— Время позднее, вы, синьора, будете спать здесь, у меня в шатре. И не вздумайте бежать — стражи у меня много. А вы, ваше высочество, в палатке вашего кузена. Я думаю, что вам найдется, о чем поговорить. Стража будет стоять и там — для обеспечения вашей безопасности, — толстяк глумливо улыбнулся, видя, как нервничает юноша, не желающий оставлять меня наедине с похотливым толстяком.
Я не боялась. Было неприятно, я знала, что ночью этот потный боров полезет ко мне. В ботинке у меня был спрятан небольшой кинжальчик, подарок Аршинова. Он холодил мне щиколотку и я знала, что, не задумываясь, пущу его в ход. Конечно, я не проколю такую сальную тушу, но кровь пустить смогу. Одно лишь мешало — на ночь я привыкла снимать ботинки. Тогда еще лучше — положу оружие рядом с собой, авось в темноте никто не заметит.
Не успела я заснуть, как в темноте раздался голос генерала:
— Синьора… Синьора Авилова, вы спите?
Мне не хотелось отвечать, авось он подумает, что я сплю, и оставит меня в покое?
Но я напрасно надеялась, что генерал разочаруется и прекратит докучать мне — горячая итальянская кровь возобладала над усталостью и приличиями. Хотя о каких приличиях можно было вести речь тут, на бивуаке?
— Что такое? Простите, мон женераль, я очень устала и сплю.
— Если вы ответили, что вы спите, значит, вы обманываете.
— Сейчас не время заниматься казуистикой.
Генерал тяжело вздохнул и со свистом выпустил воздух.
— Вы взрослая женщина, вам понятно, почему я здесь. Так что, синьора, раздевайтесь. Мне опротивели местные эфиопки. Будете сопротивляться, позову стражу.
И он потянул меня за рукав. Толстая ткань затрещала, но не поддалась. Кажется, пришло время пустить в ход ножик, хотя я всячески старалась оттянуть этот момент. Поэтому я поступила по-другому: схватив генерала за толстые плечи, я дернула его на себя. Он свалился навзничь на кошму, я быстро уселась верхом на его толстый живот, отчего тот стал хрипеть и, наклонившись к багровому лицу, страстно прошептала:
— Слушай, ты, incoglionito figlio di putana, stronzo bastardo![52] Ты что, забыл, как надо вести себя с дворянками? Да я сама согласна уступить такому красавчику, как ты, и не надо меня пугать своими солдафонами. Сейчас я тебя раздену, и мы славно поскачем. Мне тоже надоели эфиопы, тем более от последнего из них у меня началась внизу какая-то чесотка и жжение.
Итальянским ругательствам меня научила Джованна, пансионерка нашего женского института — взбалмошная, но добрая девушка, с непокорной копной рыжих волос. Она приехала в Россию со своей матерью, решившей попытать счастья в далекой холодной стране и поступившей в компаньонки к пожилой вдове товарища министра. Джованну с большими трудностями, и не без помощи министерской вдовы, устроили в институт. Ей у нас все очень не нравилось, она постоянно страдала от холода и отводила душу в ругательствах, которые выкрикивала страстно и экспрессивно, правда, в отсутствие надзирательниц. Кто же знал, что именно эти слова, которые я запомнила в далеком детстве, сейчас вырвутся на волю?
От такого натиска генерал захрипел еще сильнее. Я слегка ослабила хватку.
— Си… Синьора, разве ж так можно? Откуда вы так хорошо знаете миланский диалект?
— Довелось, — коротко бросила я.
— У вас правда жжение? — он выразительно скосил глаза мне на юбку. — Вы не шутите?
— Разве с этим шутят? — возразила я — Ну, так как, вы разбудили даму, покажите себя страстным кавалером. Мне просто невтерпеж!
— Ах, синьора, оставьте ваши шутки! Дайте мне сесть, — Баратиери выполз из-под меня, сел и принялся отдуваться, словно вытащенный из воды тюлень.
— Да какие шутки? Это вы, мон женераль, шутник. Пришли незвано, разбудили. А у нас в России говорят: "Незваный гость хуже татарина", так теперь я буду считать, что незваный гость хуже итальянца.
— Мамма мия, во что же я только что чуть не влез?! — генерал достал камчатый платок и стал утирать лоб. — Слышал, что среди местного населения распространены разные болезни, в том числе венерические, но пока Бог миловал. Как же вас угораздило, синьора?
Я потупилась:
— Вот такие же вояки, как и вы, простите меня за прямоту. Тяжела и опасна роль посланца с гуманитарной миссией, но я не пожалею живота своего…
Кажется, я переборщила. Баратиери скривился:
