Владлен Карп - Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26
Со временем, когда я подрос, стал взрослым парнем, отец отправил меня с младшим братом под надзором гувернёра в Италию на отдых, учёбу и совершенствование в живописи, поднабраться жизненного опыта. Снарядили нас в дальнюю дорогу, гувернёру дали денег на дорогу и обещали посылать нам деньги на жизнь и учёбу.
Волшебная Италия покорила меня. Почти два года мы наслаждались вольготной жизнью. Но как-то подошло время получать очередные деньги на проживание, а нам не выдали в банке положенные нам переводы, как мы предполагали и на что надеялись. Но перевода не было. Пытались связаться с Варшавой, но никак не смогли. Добрались до Посла Польши в Риме. Он долго выяснял наше положение и в конце концов сообщил нам, что в Варшаве случилось несчастье, во многих метах Польши прошли бунты, поджигали имения, убивали богатых людей, грабили усадьбы. Как видно, сообщил нам Посол, и наша усадьба попала в этот водоворот. Посол предложил нам вернуться в Польшу и выяснить всё на месте. К тому времени у нас практически не осталось денег на обратную дорогу. А те, которые оставались для оплаты гостиницы и учителям, украл гувернёр и скрылся.
Найти его мы не смогли да, собственно, и не пытались.
Прошло несколько дней нашего пребывания в Италии без денег, без крыши над головой. А тут ещё братишка мой младший заболел тифом. Поместил я его в больницу для нищих. Там он и помер через две недели. Мне ничего не оставалось делать, как попытаться добраться до Польши. Двинул я в путь. Пешком, на перекладных, где обманом, где по милости добрых людей. Временами приходилось задерживаться в разных местах, чтобы хоть немного подзаработать и двигаться дальше в Польшу. Прошёл я всю Италию с юга на север, Францию, через Германию в Чехию. Два года проработал в Румынии грузчиком в порту, уборщиком улиц, золотарём[34], и кружным путём добрался через четыре года моих странствий до Польши.
Варшава встретила меня враждебно. Никакого наследства у меня не осталось. Вся семья погибла при бунте, сожгли усадьбу и вместе с ней всю мою семью. Как-то получилось, что оставшееся наследство «усилиями» адвокатов ушло на покрытие «долгов» отца кредиторам. Я остался голым и босым. Ни семьи, ни крыши над головой, ни денег, ни наследства. Ничего.
Что оставалось делать. Искать приют, искать место в жизни. Оставаться в Польше не хотелось. Тяжело было жить там, где погибло всё, чем я жил, чем дорожил, на что мог надеяться. Долго думал, куда податься. Вот и очутился я в Одессе. Всё же тепло, юг, фрукты. Напоминала Одесса мне Италию, где я провёл несколько прекрасных лет.
- Что ж получается? – обратился Коваль к Анжею.
- А что получается? – переспросил тот.
- А получается, что ни богатство, тем более бедность, ни религия и даже не место жительства не спасают людей от гибели и несчастий, - констатировал Коваль.
- В такое страшное время приходится жить, - ответил собеседник.[35]
***
Как же отвратительно устроена жизнь, если какой-то ничтожный человечек, пьяница и хулиган, лентяй и бездельник, может свидетельствовать против другого человека, обвинять его во всех смертных грехах, наводить напраслину на честного гражданина. Еще более ужасно то, что другие люди, обличённые властью, имеющие право судить и наказывать, слушают всякую ерунду, наговор на честного человека и принимают по этому своё, казалось бы, справедливое решение.
Эта несправедливость обезоруживала Мэира Маковского, лишала его воли к борьбе за свою жизнь, за справедливость. На суде он сидел безучастным, даже не слушал сам процесс, считая его недоразумением, которое каким-то образом разрешится само собой, не прилагая к этому сколько-нибудь активного действия.
- Фамилия? – бросал слова сухим скрипучим голосом судья.
- Маковский, - вежливо отвечал статный, даже красивый, уже не молодой человек с благородной сединой на висках и ухоженными бакенбардами, вернее, со следами былой ухоженности. Три месяца в камере предварительного заключения, оставили свои отпечатки. Правда, перед судом тюремный парикмахер прошёлся ножницами, придав им хоть видимость приличия.
-Имя? – судья чеканил каждое слово.
-Отец? – монотонно повторял судья.
- Сословие?
- Мещанин.
-Вероисповедание?
-Иудейское, - в зале прошёл шумок то ли одобрения, то ли возмущения.
Мысли в голове у Маковского путались, ни одна не задерживалась надолго, они сменяли друг друга с бешенной скоростью. Боже мой, где же справедливость. В какое жестокое время мы живьём, если можно вот так, без всяких причин засадить человека в тюрьму. Его мама, как всегда, была права: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Это не она придумала, но часто повторяла. Как он, законопослушный гражданин России, стараясь жить по совести и чести, мог обвиняться в самом страшном из преступлений. Убить мальчика, взять из него кровь для мацы. Этот ужас длится уже сотни лет и никак не утихнет жажда преследовать, убивать, травить людей за несуществующие поступки. Три месяца он сидел в следственном изоляторе.
В чём он мог сознаться, если этого не было. Да, он религиозный еврей, да, он соблюдает субботу, ходит в синагогу поговорить по душам с Всевышним. Он ничего не просил у Б-га, только сидел на своём постоянном месте во втором ряду, читал молитву и сердце успокаивалось, мысли приходили в порядок, сбрасывалось напряжение и тревоги.
Маковский оглядел зал суда. Не забыть напомнить приказчику внимательно проверить всё зерно. Завелись какие-то мушки, испортят зерно и цены не дадут. Да, ещё не забыть сказать Шлёме про мацу. Скоро Пэсах. О Господи, опять эта маца. Ну кто придумал, что маце нужна кровь христианского ребёнка? Темнота и дурь движет людьми. А может быть в этом кто-то ищет выгоду?
***- Господин Навроцкий. Есть новый материал про мальчика.
- Давай в номер.
- Понимаете, Василий Васильевич, материал-то спорный.
- Какой. Выкладывай.
- Народ судачит, что мальчика убили евреи. Что это ритуальное убийство.
- Ты что, малохольный? Ты же сам еврей. Веришь в эту черносотенную ерунду. Не буду я писать и намёком на такую чушь. Ты забыл наши публикации по делу Бейлиса. Найди в архиве тот материал. Напечатаем его снова и напиши к нему пару слов про сегодня.
В очередном номере «Одесского листка» появилась большая статья:
Народ. Одесситы. Образумьтесь!
Вспомните недавнее обращение в нашей газете к Вам, наши дорогие одесситы, по нашумевшему киевскому делу Бейлиса. Вы не забыли, что кровавый навет на Менделя Бейлиса снят, он оправдан, а убийцы-бандиты, единоверцы с Андрюшей Ющинским, осуждены и сидят в тюрьме. И вот теперь снова, но уже в нашей любимой Одессе, мы вынуждены писать про то же самое, про кровавый навет на евреев, на уважаемого господина Маковского, по делу пропавшего, а не убитого с целью извлечения из него крови, якобы для мацы в ритуальных целях, Варфоломея Стрижака.
«По почину В. Г. Короленко, выдающегося писателя, учёные и общественные деятели России обратились «во имя справедливости, во имя разума и человеколюбия» к русскому обществу с призывом по поводу кровавого навета на евреев. Многотысячное еврейское население города Одессы вправе ждать от своих русских христианских сограждан присоединения к этому почину, исходящему от благородных сердец и умов России. В ответ на лживую сказку про обрядовое употребление евреями христианской крови, мы, во имя истины и справедливости, в силу чисто христианской культуры, воспринятой европейскими народами, ради общественного мира и дружбы среди сограждан и человечества, считаем нашим нравственным долгом вместе с цветом русской литературы, науки и общественности присоединить свои голоса к призыву, обнародованному за первыми подписями К. К. Арсеньева, В. Г. Короленко, М. Горького, Л. Андреева, М. М, Ковалевского и прочими. Мы предлагаем нашим русским, христианским согражданам г. Одессы, следуя голосу совести, печатным присоединением своих имён поддержать этот призыв к любви и разуму: «Бойтесь сеющих ложь! Не верьте мрачной неправде! Стыдитесь приписывать такое преступление людям, которые к тому непричастны. Перестаньте, образумьтесь!»
Письмо подписали профессора Новороссийского университета: Н. К. Лысенков, Кирилл Сапежко, Б. Ф. Вериго, В. В, Завьялов, Евгений Щепкин. Сотрудники «Одесского листка»: С. М. Навроцкая, И. Александровский, В. Бучинский, Н. Круг-Лучинский, Вл. Ткачёв, Вл. Клопотовский (Лерн), Н. Пересветов, В. Овчаренко, С. Проскурин. П. Дадвадзе.
Мы опросили всех, подписавших это воззвание и они безоговорочно подтвердили своё искреннее желания вновь подписаться под этим письмом трёхлетней давности. Кроме них, многие видные учёные, художники, писатели, общественные деятели, изъявили желание подписаться под этим письмом. Благодарность им от Редакции «Одесского листка» и лично от господина В. В. Навроцкого.
