Калифорния на Амуре - "Анонимус"
Прокунин только усмехнулся. Если идти за тигром пешком, так они в аккурат до рождества ходить будут, и все равно ничего не выходят. Нет, поедут они, как и положено, на лошадях и даже с собаками. Эти слова немного ободрили Нестора Васильевича. В конце концов, на лошадях гораздо быстрее и удобнее. Тем более, с собаками.
Правда, тут же выяснилось, что множественное число здесь несколько избыточно – собака была одна. Она принадлежала Орокону и звалась Буська – по слову, которым приискатели обозначали золото. Это оказалась лохматая веселая образина, в которой нелегко было даже просто опознать собаку, не говоря уже о том, чтобы установить породу. С самого начала она прониклась необыкновенной симпатией к Загорскому: он чесал ее за ухом, а она терлась о его ногу, пока охотники не сели на лошадей, которых привел из конюшни вездесущий гольд. У них под седлом оказались четыре разномастных скакуна: гнедой, каурый, серый в яблоках и чалый.
Кроме того, на каждого охотника взяли по паре лыж – тигрица могла ходить по таким местам, где не проберется ни один конь.
Орокон ласково похлопывал своего любимца гнедого по шее.
– Этот медведя боися нет, – говорил он. – Медведя кусай, гнедой морда лягай мало-мало. Медведь боися, беги быстро. Добрый конь, смелый.
Доброго и смелого коня дали Загорскому – как гостю. Великан Прокунин взгромоздился на мощного каурку, серый достался старому охотнику-гольду, а чалый – Семен Семенычу. Тот приторочил к седлу большой, влажный, одуряюще пахнущий мешок. Загорский принюхался и поморщился: это что, кровь?
Николай Павлович отвечал, что в мешке – большой кусок свиной туши. Она послужит им в качестве приманки для тигра. Такую стратегию Загорский одобрил, вот только непонятно было, куда именно класть приманку, чтобы тигрица ее учуяла.
– Тайга велика, за ночь она могла уйти на много верст, – заметил надворный советник.
Однако старый гольд замотал головой. Тигрица голодна, отвыкла от дикой охоты, едва ли она ушла слишком далеко. Скорее уж Альма будет держаться неподалеку от прииска, в надежде изловить и съесть человека, который и слабее, и медлительнее большинства лесных зверей или, на худой конец, собаку.
– Прекрасная, однако, рисуется перспектива, – заметил Нестор Васильевич.
– Какая есть, – хмуро отвечал Прокунин. – Эх, знать бы, кто выпустил Альму, я бы его своими руками придушил!
Загорский на это ничего не сказал, только слегка пришпорил своего гнедого. В самой Желтуге следы сбежавшей тигрицы присыпало свежевыпавшим снегом, однако Прокунин надеялся, что в лесу еще можно взять ее след. Кроме того, старый гольд очень рассчитывал на помощь своей Буськи, обладавшей, судя по всему, феноменальным нюхом и природным инстинктом охотницы.
– Буська – нюх, тигр ищи, тигр беги, кусай мало-мало, – так напутствовал он свою верную спутницу, которая все время перебегала от Орокона к Загорскому и обратно.
– Тигр кусай? – удивился Нестор Васильевич. – Да ведь тигр разорвет это несчастное чудище в один миг.
– Тигр Буська разорви нет, – отвечал довольный Орокон. – Буська ловкий, беги быстро, прыг-прыг, тигр кусай нет. Гнедой в лоб лягай, тигр убегай.
И хотя Загорскому трудно было поверить, что тигр, способный задрать быка, не сможет справиться с собакой и конем, он решил на эту тему пока не высказываться.
Вскоре они покинули пределы Миллионной улицы и выехали к реке, побелевшие от снега берега которой были усеяны чернеющими шурфами, где во множестве копались приискатели.
– Надо бы их предупредить, что тигрица сбежала, – озабоченно заметил Нестор Васильевич.
– Уже предупредили, – отвечал староста.
– И они все равно работают? – удивился Загорский.
Николай Павлович отвечал, что у старателя каждый час на счету. Что не выкопал ты, вполне может выкопать кто-то другой. Конечно, воровство тут запрещено, но после летнего разгрома Желтуги китайскими войсками нравственность здесь сильно пошатнулась, и люди живут одним днем.
– А кроме того, – добавил он, – их охраняют.
И указал рукой на несколько верховых фигур, которые маячили на горизонте – это люди из охранных отрядов, вооруженные ружьями и винтовками, объезжали прииск, чтобы отпугивать незваных гостей – как людей, так и хищников.
– Как думаете, переплыла ли ваша тигрица реку или искать ее надо на нашем берегу? – спросил Загорский.
Прокунин вопросительно поглядел на старого гольда. Тот отрицательно затряс головой и отвечал в том смысле, что, если бы тигрица чувствовала за собой погоню, то непременно переправилась бы на тот берег, чтобы сбить со следу охотников. Но за ней никто не гнался, чувствовала она себя спокойно и, скорее всего, не стала бы лезть в ледяную воду Желтуги, а просто пошла вдоль нее. Вот только куда именно вдоль – вверх или вниз, к истоку или устью?
– Тигр хоти прятать – иди вверх, хоти охота – иди вниз, – заявил старый охотник.
И действительно, вверху, на горном хребте, откуда истекала Желтуга, прятаться было удобнее, а в низменности, напротив, лучше было охотиться. Однако как определить настроение Альмы, столь загадочно сбежавшей из своей клетки посреди ночи? Как известно, непостижимо даже сердце простой женщины, что уж говорить о сердце тигрицы!
Прокунин и Загорский задумались, однако Орокон знал, что делать. Он спустил с поводка свою мохнатую Буську и указал ей пальцем в сторону реки.
– Альма, беги, ищи, однако…
Собака тявкнула, понюхала воздух и бодро затрусила вдоль реки к устью. Вся кавалькада не торопясь тронулась за ней, сопровождаемая внимательными взглядами приискателей, которые, похоже, знали, зачем они сейчас направляются в зимнюю тайгу.
– Тигров в лесу хватает, как она поймет, какого именно искать? – тихонько осведомился Загорский у Прокунина.
Тот переадресовал этот вопрос старому гольду. Если верить Орокону, Альма и Буська были подругами. Ну, то есть не то, чтобы подругами, просто Буська подолгу сидела возле клетки Альмы и наблюдала за ней, а Альма глядела на нее оттуда сонным прищуренным взглядом, не делая никаких попыток напугать собаку или даже просто зарычать. Когда старый Орокон кормил пса, он иногда бросал обглоданные кости и тигрице, вызывая этим сильное недовольство хозяина Альмы, старого китайца по имени Чжан, который считал, что сытый тигр – строптивый тигр.
– Твоя есе кто?! – кричал Чжан, в ярости тыкая указательным пальцем в сторону гольда. – Есе дулак, есе дикий. Тигл есе моя, хоцю – колми, не хоцю – убивай мало-мало!
Однако Орокон не обращал внимания на крики глупого, по его мнению, китайца, что только распаляло ярость Чжана. Он вопил и топал ногами до тех пор, пока Буська не начинала на него рычать. Тогда Альма принималась бить хвостом, слегка приподнималась и пристально глядела на хозяина желтыми своими глазами. Недовольный Чжан уходил в свое зимовье, хлопнув дверью, а Буська, вильнув хвостом, снова садилась и смотрела на тигрицу.
– Умилительная пара получилась, надо сказать, – как бы невзначай заметил Прокунин. – Кто бы мог подумать, что между домашней собакой и дикой тигрицей может возникнуть такое дружество?
Загорский хмыкнул. Выходит, они используют дружеские чувства Буськи, чтобы настигнуть и у нее же на глазах убить ее подругу?
Эти слова очень не понравились старосте. Он хмуро отвечал, что тигр – самый опасный хищник на земле, что Альма, которая к людям привыкла и людей не боится, представляет двойную опасность, что она может рыскать прямо по прииску среди бела дня, не говоря уже про темное время суток, и что, в конце концов, глядя на нее, могут расхрабриться и дикие тигры, и тогда жизнь приискателей, и без того нелегкая, превратится в кромешный ад.
– Но, может быть, не убивать ее, а попытаться изловить? – осторожно спросил надворный советник. – Я слышал, есть такие охотники, которые ловят тигров живьем, сеткой, не стреляя в них из ружья.
Но Николай Павлович только головой покачал. Здесь, в Приамурье, таких охотников нет. Он тоже про них слышал, но все они промышляют в Приморье. Собственно, ведь и Альму привезли из Приморья, где такие вот ловцы поймали ее, чтобы отправить в Санкт-Петербург, в зоологический сад. Однако по дороге тигрицу перекупил китаец Чжан. Он посулил ловцам денег больше, чем администрация зоосада: старый китаец понимал, что в Амурской Калифорнии на ней можно заработать больше денег, чем в любом другом месте.
