Бюро темных дел - Фуасье Эрик

В коридоре, где очутился Валантен, было грязно и темно. Облупившиеся стены были исписаны ругательствами. В полумраке темнели четыре двери, расположенные парами по обеим сторонам. Инспектор подошел к той, на которую ему указал хозяин заведения, и приник ухом к створке. Слышался гул голосов, но, кроме нескольких бессвязных слов, ему ничего не удалось разобрать.

Прекрасно понимая, что у него есть только одна попытка, Валантен решил сыграть на мнении о наивности и неопытности Люсьена Доверня, которое наверняка успело сложиться у членов тайного кружка. Из поэтов, как известно, редко получаются хорошие революционеры. Затаив дыхание, Валантен постучал в дверь, следуя схеме, которую Люсьен имел неосторожность записать на бумаге: три быстрых удара, два медленных.

Голоса за створкой немедленно смолкли. Проскрежетал по паркету отодвигаемый стул. Затем прозвучали неспешные шаги: кто-то направился к двери. Звякнула щеколда. Дверь открылась, и напротив Валантена качнулась масляная лампа, свет которой выхватил его лицо из полумрака.

– Входи, товарищ. Ты ничего не пропустил, мы только начали.

Одновременно с приглашением войти на плечо инспектора легла чья-то ладонь, заставив его переступить порог. Человек, державший в другой руке лампу, дружески улыбался. На вид ему не было и двадцати, а по небрежной одежде и прическе даже менее искушенный наблюдатель легко определил бы в нем студента из Латинского квартала.

Попав на свет из темного коридора, Валантен невольно прищурился, окидывая взглядом помещение. Он находился в салоне с ободранной мебелью. Единственное окно было задернуто темными шторами. Внимание полицейского переключилось на присутствовавших там людей. Их было около дюжины, все сидели за длинным столом, уставленным бутылками, стаканами, чернильницами с перьями, рядом с которыми лежали листы бумаги. Три коптящие лампы смутно высвечивали их лица, заостряя черты и прочерчивая глубокие тени.

– Подойди же, – подал голос молодой человек, одетый как денди, во главе стола, – дай тебя получше рассмотреть.

Валантен послушался. Ступив в пятно света от лампы, он и сам смог хорошо разглядеть лица и облачение присутствовавших. Там было трое рабочих в блузах, четверо буржуа в приличных костюмах, остальные – студенты, среди которых несколько носили униформу Политехнической школы.

Инспектор понял, что знает в лицо как минимум двоих. Первым оказался мэтр Антуан-Брут Грисселанж, адвокат, известный своими либеральными взглядами, – Валантен уже видел его накануне на похоронах сына депутата Доверня. Второго звали Этьен Араго. Этот драматург не без успеха руководил театром «Водевиль», но ему было далеко до славы старшего брата, Франсуа, – тот был знаменитым астрономом и физиком, членом Академии наук, а недавно, в сентябре, его избрали генеральным советником департамента Сена. Оба брата были убежденными республиканцами, и Валантен не удивился присутствию одного из них на подобном собрании.

Любопытно, что председательствовал здесь не кто-то из означенных парижских знаменитостей, а щегольски одетый молодой человек в рединготе из красной шерсти и в галстуке с золотой булавкой. У него было волевое лицо, орлиный нос и тонкие, аккуратно подстриженные каштановые усики. Сидя во главе стола, он рассеянно поглаживал пальцами рукоятку металлического колокольчика, стоявшего перед ним.

– Мы тебя не знаем, – бесстрастно произнес денди. – Как тебя зовут и какого сословия будешь?

Валантен поначалу хотел назваться фальшивым именем, но вовремя вспомнил, что уже опрометчиво открыл свою истинную личность Эваристу Галуа, когда заговорил с ним на выходе из кабака. Сейчас молодой математик отсутствовал в салоне, но нельзя было исключать, что они столкнутся здесь лицом к лицу, если расследование потребует от Валантена появиться и на других заседаниях этого подпольного кружка. Лучше всего было придерживаться полуправды.

– Меня зовут Валантен Верн, я писарь.

– Никто из присутствующих здесь не выносил на повестку дня обсуждение нового кандидата в члены нашего общества. Кто тебя к нам прислал?

– Я был другом Люсьена Доверня, – с притворной уверенностью заявил Валантен и, вспомнив, что у отца самоубийцы есть завод на Уазе, добавил: – Это он убедил меня покинуть родной Санлис, чтобы примкнуть к вам.

– Известен ли тебе главный из принципов, который ты должен безоговорочно разделять, чтобы претендовать на место в наших рядах?

– Люсьен долго беседовал со мной о республиканских идеалах, которые вы отстаиваете. Я разделяю их все с превеликим воодушевлением.

– Стало быть, ты открыто признаёшь, что народ, и только народ, есть единственный суверен и что первейший долг любого правительства – защищать его суверенитет деяниями и законами?

– Признаю всей душой и во всеуслышание.

Трое мужчин во главе стола обменялись одобрительными взглядами.

– Довернь мертв, – заметил, однако, адвокат Грисселанж, снова устремив взор на Валантена. – Какие у нас могут быть доказательства, что ты говоришь правду и не являешься шпионом?

– Как бы я попал сюда, если бы Довернь не рассказал мне о ваших собраниях? Мой бедный друг обещал, что в ближайшее время представит вам мою кандидатуру. Я решил, что в память о нем должен явиться сюда сам. Но если вы мне не доверяете, я готов немедленно удалиться.

Араго наклонился к председателю собрания, то же самое сделал Грисселанж. Троица обменялась шепотом несколькими словами. Затем денди в красном рединготе обратился к Валантену все тем же сдержанным тоном:

– Наш секретарь (он кивнул на Грисселанжа) справедливо напомнил, что правила общества предусматривают личное поручительство одного из действительных членов за каждого нового кандидата из соображений безопасности. В виду самоубийства нашего товарища, о котором мы все скорбим, ты остался без такового. Вместе с тем наш казначей (теперь он кивнул в сторону Араго) не менее справедливо заметил, что ты предъявил секретный пропуск и это не может не внушать доверия к твоим речам. В итоге мы решили все же вынести твою кандидатуру на голосование.

Валантен окинул взглядом дюжину лиц. Все смотрели на него.

– Господа, я приму любой ваш вердикт, – с торжественным видом произнес молодой инспектор. – И смею вас заверить, каков бы этот вердикт ни был, он не повлияет на твердость моих политических убеждений.

Повинуясь жесту председателя, тот же студент, который впустил Валантена в салон, встал, чтобы открыть дверь, и перекинулся парой слов с кем-то за порогом, прежде чем позвать Валантена. Вопреки ожиданиям инспектора, в коридоре его встретил не хозяин кабака, а незнакомый рыжеволосый верзила с лицом, усеянным веснушками. Инспектор покорно последовал за ним в комнату напротив салона. Там рыжий пододвинул в центр помещения табуретку и молча предложил ему сесть, затем повесил кенкет на гвоздь, скрестил руки на груди и прислонился спиной к стене.

– Как думаете, обсуждение надолго затянется? – поинтересовался Валантен просто для того, чтобы завязать разговор.

Но страж не потрудился ему ответить, лишь неопределенно хмыкнул себе под нос, достал из кармана гимбарду [37], поднес ее к губам, и полились жалобные, заунывные звуки.

Однако безразличие его явно было напускным: Валантен скоро заметил, что рыжий то и дело настороженно на него посматривает и отворачивается всякий раз, когда их взгляды пересекаются.

Ожидание долго не продлилось. Минут через десять Валантена позвали обратно в салон. Все присутствующие встали, чтобы оповестить его о результатах обсуждения, и он с облегчением увидел, что большинство членов тайного общества ему приветливо улыбаются. Только адвокат Грисселанж хранил угрюмое выражение.

Председатель собрания, позвонив в колокольчик, заговорил торжественным тоном:

– Гражданин Верн, члены общества «Якобинское возрождение», собравшиеся нынче на очередное заседание, подавляющим большинством при одном голосе против постановили принять тебя в свои ряды. Добро пожаловать, теперь ты один из нас. Принимай поздравления от новых соратников и займи место среди нас за столом.