Бедная Лиза (СИ) - "Анонимyс"

К тому же следователь Дриу, который занимался сейчас Пикассо и Аполлинером, рассказал Лепэну, что незадачливые творцы на допросе пришли в такой ужас, и так горько плакали, что не на опасных преступников сделались похожи, а на испуганных детей.

Тем не менее, следствие в отношении них нужно было довести до конца. А как это сделать, если сейчас отпустить Аполлинера?

– Вот именно, – кивнул Загорский, словно прочитав его мысли. – У вас есть выбор. Или вы даете мне те полномочия, о которых я вас прошу, или отпускаете русского подданного на все четыре стороны.

– Это звучит как ультиматум, – после некоторой паузы сухо заметил префект.

– Это ни в коем случае не ультиматум, это всего только просьба.

– Ну, что ж… В таком случае вы не оставляете мне другого выбора.

Загорский не смог скрыть победной улыбки. Префект продолжал глядеть на него крайне хмуро.

– Я отпущу вашего Аполлинера, – внезапно сказал Лепэн.

– Простите? – действительному статскому советнику показалось, что он ослышался.

– Я отпущу господина де Вонж-Костровицкого, – повторил префект. – Я уверен, что он не виноват, все обвинения против него строятся на показаниях его бывшего секретаря, прямых улик нет. А раз так, позвольте закончить наш сегодняшний разговор. Не смею больше вас задерживать.

И он встал из-за стола. Действительный статский советник, однако, продолжал сидеть. По глазам Загорского было ясно, что таких ударов судьба ему не наносила очень давно. Очевидно, русский был уверен, что префект поддастся давлению, предпочтет сотрудничать, а не отпускать Аполлинера, но мсье Лепэн оказался серьезным противником.

– Мой секретарь вас проводит, – лицо у префекта было каменным.

Загорский поднялся со стула. Теперь они стояли друг напротив друга и глядели друг другу в лицо: Загорский – сверху вниз, Лепэн – снизу вверх. Маленький человек с большой дубинкой оказался отличным бойцом…

Перед тем, как идти к префекту, Нестор Васильевич посвятил Ганцзалина в свой план.

– Полномочия как у полицейских? – удивился тот. – Да никакой префект в жизни не согласится на такие условия.

– Конечно, если будет думать, что именно это – моя цель, – кивнул Загорский. – Однако разговор о полномочиях – это всего лишь отвлекающий маневр, точнее говоря, подножка, которую я собираюсь подставить мсье Лепэну, в результате чего он немедленно окажется в моих дружеских объятиях. На самом деле цели у меня другие. Первая – вытащить из заключения беднягу Аполлинера. Об этом меня просил посол Извольский, как-никак, поэт – на самом деле русский подданный.

– А если Аполлинер и правда участвовал в похищении «Джоконды»? – осведомился помощник.

Загорский слегка нахмурился: это маловероятно. Но если все-таки выяснится, что он причастен к краже, они об этом узнают и засадят его обратно. Вторая же цель чуть более абстрактная – вступить в контакт с префектом и предложить ему сложную взаимную интригу, которая поможет проверить кое-какие догадки Загорского и в конце концов отыскать грабителей. Но делать это напрямую нельзя, поэтому он использует старый метод китайского ушу, который называется: «указать на гору и расколоть жернов»…

Теперь Загорский стоял лицом к лицу с префектом, и они смотрели друг другу прямо в глаза. Казалось, все было ясно, однако Нестор Васильевич почему-то медлил.

– Не смею вас больше задерживать, – повторил Лепэн, видя, что собеседник его не торопится покидать кабинет.

– Еще два слова, – неожиданно сказал действительный статский советник.

Его визави неприятно осклабился.

– Ни два, ни полтора. Все, что вы хотели, вы уже сказали.

– Да, но я не сказал того, что хотели услышать вы, – возразил Загорский.

– Чего же именно, по-вашему, я хотел услышать? – префект криво улыбнулся.

Загорский несколько секунд смотрел в его дымчатые, словно у старого кота глаза.

– Мы оба ищем преступника, – сказал он. – Это довольно странный субъект…

– Вы думаете, похититель был один? – перебил его Лепэн.

– Я почти уверен в этом, – отвечал действительный статский советник. – Во всяком случае, воровал картину из музея один человек. Итак, как уже говорилось, это довольно странный субъект. Да, ему удалось украсть шедевр из охраняемого музея, однако непохоже, что он – криминальный гений. И тем не менее, пока все поиски оказались напрасны. Вы не задумывались, почему?

Ни единый мускул в лице префекта не дрогнул при этих словах. Бородка, густые усы, залысины на высоком лбу и решительный вид – не с таких ли, как он, писал своих мушкетеров Дюма-отец? Или, может быть, господин префект скорее послужил бы прототипом для гвардейцев кардинала? Впрочем, и гвардейцы, и мушкетеры были яростны и вспыльчивы, а этот, кажется, мог ждать хоть целую вечность. Скорее всего, с префекта стоило бы писать образ самого Жана Армана дю Плесси де Ришелье.

– Я думаю, у похитителя есть сообщник, – проговорил Загорский, так и не дождавшись ответа. – И сообщник этот работает не в музее, как можно подумать, а в полиции.

Седеющая бровь префекта дрогнула.

– Объяснитесь, – проговорил он своим страшноватым скрипучим голосом.

– Извольте, – улыбнулся Нестор Васильевич. – Первое – преступник сумел выйти с картиной через главный вход. Для этого он должен был очень хорошо знать расписание и привычки охраны.

Лепэн поморщился: это еще ничего не доказывает.

– Второе, – продолжал Загорский невозмутимо, – вероятный сообщник направил все расследование в сторону бертильонажа. Это привело к тому, что работников музея стали измерять вместо того, чтобы их опрашивать. Третье: мсье Бертильон, ведущий расследование, объявил, что отпечатки на защитном коробе не совпадают с отпечатками постоянных сотрудников Лувра. Но, как мне стало доподлинно известно, отпечатков у работников Лувра никто не снимал. Выходит, ваш знаменитый эксперт-криминалист соврал?

– Это очень серьезное обвинение… – начал было префект, но Загорский его перебил:

– И, наконец, четвертое: мсье Бертильон случайно или намеренно затер отпечатки пальцев на защитном коробе, а это – единственная улика, по которой можно было точно установить вора.

Лепэн нахмурился. Альфонс Бертильон – человек безупречной репутации. Это криминалист с европейской славой, он много лет работает на полицию Франции…

– Он богат? – перебил его Нестор Васильевич.

– Какое это имеет отношение к делу? – насторожился шеф полиции.

– Может быть, никакого. А, может быть, самое прямое. Он известен, немолод и небогат. Ему нужно думать о будущем. А картина, по разным оценкам, может стоить от десяти до тридцати миллионов франков. Точнее, десять миллионов она стоила до похищения, теперь же картина сильно поднялась в цене. Американцы оценивают ее ни много, ни мало в пять миллионов долларов. Согласитесь, это совершенно невообразимые деньги.

Лепэн промолчал. Он отлично помнил, как Бертильон испортил улику, на которую префект возлагал особенные надежды. После похищения на черной лестнице обнаружили защитный стеклянный короб, в который была закрыта Джоконда. Очевидно, его сбросил похититель, не желая тащить многокилограммовый груз. Префект велел Бертильону исследовать короб на предмет наличия на нем отпечатков пальцев. После недолгого исследования эксперт заявил, что имевшиеся там отпечатки не совпали с отпечатками постоянных сотрудников Лувра. Это, разумеется, ничего не значило, картину могли украсть и посторонние. Вот только установить личность вора по отпечаткам теперь не было никакой возможности. Бертильон обращался с коробом крайне неаккуратно и затер на нем первоначальные следы.

Ярости и разочарованию Лепэна не было предела. Он вызвал к себе Бертильона и, с трудом сдерживаясь, осведомился, как могло случиться, что столь опытный криминалист фактически уничтожил важнейшую улику. Бертильон только плечами пожал: господин префект волнуется совершенно напрасно. Что, в конце концов, могли дать им отпечатки? Дактилоскопическая база еще слишком мала, в нее внесены далеко не все преступники Франции. Не говоря уже о том, что украсть мог и не профессиональный вор. А вот его антропометрический метод рано или поздно даст результат.