KnigaRead.com/

Майкл Грубер - Книга воздуха и теней

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Майкл Грубер, "Книга воздуха и теней" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Carciofi alia giudia, gnocchi alia romana, osso buco.[20] Osso buco особенно хорош сегодня.

— Тогда и мне то же.

Микки вернул ему меню. Когда Пол ушел, он продолжил:

— У них возникла теория, что причина в склонности к жесткому сексу. Ничего себе воображение у полицейских, а? Видят англичанина-гея — и сразу делают вывод, что он снял парня и попросил связать себя, но тот зашел слишком далеко.

— Такое невозможно?

— Ну, конечно, возможно все, но мне совершенно случайно известно, что у Энди были длительные отношения с одним преподавателем из Оксфорда. Его вкусы дальше этого не заходили.

— А может, он изменился. Кто знает?

— Я знаю, в данном конкретном случае. Джейк, я знаком с ним более двадцати лет. — Он пригубил вторую порцию «отвертки». — Это как если бы вдруг выяснилось, что ты теперь гоняешься за мальчишками.

— Или ты, — сказал я, и мы оба рассмеялись.

— Ох, господи, нехорошо смеяться, — продолжал он. — Несчастный ублюдок! Знаешь, я чертовски рад, что был за тысячу миль, когда все это случилось. Копы смотрели на меня с таким интересом, что становилось не по себе. Вынюхивали признаки извращенности.

— Копов звали Мюррей и Фернандес?

Он уставился на меня; его улыбка погасла.

— Да. А ты откуда знаешь?

— Они приходили ко мне. Думали, я способен прояснить ситуацию.

— Почему?

— Потому что он был моим клиентом. Пришел ко мне и рассказал о рукописи, попавшей ему в руки. Я решил, что ты послал его ко мне.

Микки удивленно уставился на меня. Появился Пол и поставил перед нами еврейские артишоки. Когда он ушел, Микки наклонился ко мне и сказал, понизив голос:

— Я не посылал его. Нет, постой… Он однажды спросил, не знаю ли я юриста по интеллектуальной собственности, и я ответил, что один из них — мой лучший друг. Назвал твое имя. Спросил, зачем ему, а он объяснил, что случайно наткнулся на рукописи и перед публикацией хочет выяснить их законный статус. Он и в самом деле приходил к тебе?

— Да. Сказал, что у него есть рукопись, где указано местонахождение неизвестной пьесы Шекспира…

Я начал излагать наш разговор с Булстроудом, но тут Микки подавился артишоком, сильно раскашлялся и вынужден был отпить «Сан-Пеллегрино», прежде чем смог заговорить.

— Нет, нет, у него была рукопись, в которой упоминается Шекспир. Так, по крайней мере, он утверждал. Я сам ее никогда не видел. Из-за истории с Паско он стал настоящим параноиком. Незадолго до этого он ездил в Англию, а по возвращении был какой-то… ну, не знаю… сам не свой. Нервный. Раздраженный. Отказывался говорить о рукописи. Сказал лишь, что это подлинная рукопись современника Уильяма Шекспира и в ней есть совершенно неизвестное упоминание о нем. Между прочим, он не говорил, где нашел ее. Уверен, это тоже непростая история!

— Ты имеешь в виду, что сам факт упоминания Шекспира в рукописи уже делает ее ценной?

Он перестал макать хлеб в соус, снова удивленно раскрыл рот и недоверчиво рассмеялся.

— Ценной? Господи, конечно! Космически ценной. Эпохально важной. Я объяснял тебе это тысячу раз, но, очевидно, все-таки недостаточно.

— Тогда просвети меня еще немного, пожалуйста.

Микки откашлялся и вскинул вилку, как школьную указку.

— Ладно. Кроме собственных произведений, являющихся уникальным и величайшим литературным достижением отдельно взятого индивидуума во всей истории человечества, Уильям Шекспир не оставил практически никаких следов своего пребывания в мире. Все, что известно о нем, уместится на обычной почтовой открытке. Он родился, был крещен, женился, имел троих детей, написал завещание, подписал несколько юридических документов, сочинил эпитафию и умер. Единственным физическим доказательством его существования кроме этих записей и могилы является сомнительный образчик якобы его почерка на рукописи пьесы под названием «Сэр Томас Мор». Ни одного письма, ни одной дарственной надписи, ни одной книги с его именем на ней. Поскольку парень почти двадцать лет был светилом лондонского театра, мы имеем некоторое количество упоминаний о нем; но это уж очень жиденький супчик. Первое упоминание — о нападении на некоего «Потрясателя сцены»[21] со стороны ублюдка по имени Роберт Грин и извинение за сообщение об этом в печати от человека по имени Четл. Фрэнсис Мерc написал книгу под названием «Palladis Tamia, или Сокровищница ума», которая была бы благополучно забыта, если бы он не назвал в ней Шекспира лучшим английским драматургом. О нем упоминают и Уильям Камден, настоятель Вестминстерского аббатства, и Уэбстер в предисловии к «Белому дьяволу», и Бомонт в «Рыцаре пламенеющего пестика». Еще есть контракты, тяжбы, договоры об аренде плюс различные театральные документы. И конечно, главный факт — первый фолио. Друзья позаботились о том, чтобы после смерти Шекспира опубликовать все пьесы в одной книге, указав его в качестве автора. Вот и все. Чуть больше пары дюжин упоминаний современников и, конечно, сами пьесы и сонеты. И на них выстроено огромное учение — полностью спекулятивное, конечно. Невозможно судить о человеке, практически ничего о нем не зная. Человек растаял как дым, и это сводит нас с ума. По-настоящему о нем нет ничего.

— Он жил так давно.

— Да. Но, к примеру, нам чертовски много известно о Леонардо, который жил на столетие раньше. Ради сравнения — всего один пример — у нас есть подлинные письма Эдмунда Спенсера Уолтеру Рэйли, разъясняющие некоторые аллегории «Волшебной королевы». Нам очень многое известно о Бене Джонсоне. О Микеланджело — почти пятьсот его писем, записные книжки. А Шекспир, величайший писатель всех времен и выдающийся театральный деятель, не оставил ни единого письма. Самое плохое, что этот вакуум втягивает в себя разное дерьмо. В восемнадцатом и девятнадцатом столетиях процветала мощная индустрия поддельного Шекспира, да и в наши дни она существует, на чем и прокололся Булстроуд. Не говоря уж о так называемых вопросах авторства: экспертизу работ Шекспира произвести невозможно, ergo их написал кто-то другой — Саутгемптон, Бэкон, инопланетяне… Я просто не подберу слов, чтобы объяснить тебе, как сильно желание найти хоть какой-то материал об этом сукином сыне. Если Булстроуд действительно обнаружил рукопись современника Шекспира, где упоминается о нем, и если там содержится реальная информация… Ну, это позволило бы ему восстановить свою репутацию.

Когда Микки говорит о работе, он молодеет на двадцать лет и еще больше напоминает того юношу, с кем я когда-то встретился в паршивой квартирке на Сто тринадцатой улице. Сам я не могу представить, что вдруг вот так преображусь, когда начну вещать о сложностях, скажем, «Акта об авторском праве цифрового тысячелетия». Микки любит свое дело, и за это я восхищаюсь им. Однако сейчас, при упоминании о Булстроуде, глаза у него затуманились. Неужели он прослезился? В интимном полумраке ресторана было трудно понять.

— Ну, — продолжал Микки, — теперь он уже ничего не поправит. Я много отдал бы за то, чтобы взглянуть на эти бумаги. Бог знает, что случилось с ними.

Тут мне показалось, что в его взгляде, устремленном на меня, промелькнула какая-то неискренность. Все порядочные юристы держат рот на замке относительно дел клиентов, и даже смерть клиента не заставит их разомкнуть уста. Однако по сравнению с нами, юристами по ИС, они просто болтуны. Поэтому я не клюнул на приманку Микки (если то была приманка), а спросил:

— Тебя что-то беспокоит?

— Кроме факта гибели Булстроуда? Разве этого недостаточно?

— Ты выглядишь так, будто тебя терзает что-то еще, приятель. Не только сегодня, но и в последние наши встречи. Ты не заболел, нет?

— Нет. Если не считать того, что я по-свински разжирел и не делаю никаких упражнений, я абсолютно здоров. Врач говорит, что мои артерии у меня прочны, как канаты. То, что ты видишь, — лишь мои страдания по причине сложившейся экономической ситуации.

Здесь я должен упомянуть о том, что мы с Микки занимаем разные позиции относительно капиталовложений. Мое состояние вложено в общий фонд, основанный в 1927 году, и никогда не приносило мне ни больше, ни меньше семи процентов ежегодного дохода. Микки называет это безответственным консерватизмом; по крайней мере, так он говорил, когда несколько лет назад рынок заколебался. Он предпочитает активно покупать и продавать ценные бумаги; раньше он только и делал, что хвастался своими фантастическими доходами. Но то раньше.

— Ну, у тебя по-прежнему есть промышленные заглушки, — сказал я, и он усмехнулся.

— Ага, вот только делиться приходится с двумя дюжинами родственников. В нашей семье, знаешь ли, переизбыток наследников.

Я понял, что он не хочет развивать эту тему, и сказал:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*