KnigaRead.com/

Майкл Грубер - Книга воздуха и теней

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Майкл Грубер, "Книга воздуха и теней" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Кстати, тебе известно, есть ли наследники у нашего профессора? Осмелюсь предположить, что детей у него нет.

— Есть племянница — Мэдлин или что-то в этом роде. Фотография на его письменном столе. Дочь покойной сестры, и он любил ее до безумия. Думаю, именно она унаследует все его имущество. Или тот самый друг, с которым у него были длительные отношения.

— Ей сообщили?

— Да. Она приедет на этой неделе. Из Англии?

— Нет, из Торонто. Сестра эмигрировала много лет назад, вышла замуж за канадца, у них родилась дочь… А, вот и клецки. Кажется, мой аппетит вернулся.

Мы приступили к нежным яблокам, запеченным в тесте, и я спросил:

— Значит, эта рукопись никуда не ведет… Она не ключ к чему-то большему?

Микки ответил с набитым ртом:

— К чему-то большему, чем упоминание о Шекспире? Не могу даже представить себе, что это могло бы быть. О чем он тебе рассказал?

— Он намекал, что в его рукописи упоминается о другой рукописи, принадлежащей самому Шекспиру.

— Ох, брось! Чистейшая фантазия, по-моему. Как я уже говорил, Эндрю отчаянно жаждал снова вернуться в игру. Но, конечно, имея на руках нечто очень ценное. Когда откроют его завещание и племянница как-там-ее-зовут вступит во владение, мы заглянем в рукопись и посмотрим, что там. С учетом того, как он мечтал восстановить свое доброе имя, я склонен считать, что там вообще ничего нет.

На протяжении обеда (Микки ел с прежним аппетитом, отпуская шутки по поводу дрянной еды в Техасе) мы больше не обсуждали ни Булстроуда, ни его таинственную рукопись, ни еще более таинственную смерть профессора.

Большая часть этого диалога — чистой воды фантазия. Я ел то, что нам подавали, пил вино; там были Марко и Пол, но я не в состоянии сказать, чем конкретно нас кормили в тот день, много месяцев назад. Я выяснил некоторые факты о Шекспире, но не могу утверждать, когда именно тогда или позже. Помню, что Микки был расстроен и что из разговора с ним я узнал о существовании этой молодой женщины, Миранды или Мэдлин. Все остальное — абсолютный вымысел; но уже пока я писал это, выдумка превращалась в правду. Ведь кроме голого факта как такового побочные воспоминания обычно отсутствуют. Мы их выдумываем, как выдумывал Пруст, выдумывал Босуэлл, выдумывал Пепис…[22] Я испытываю огромное сочувствие к тем людям — их становится все больше и больше, и часто это весьма высокопоставленные особы, чью выдумку разоблачали. Они повторяют: «Как, вы хотите сказать, что я не учился в Гарвардском медицинском университете?..» Или: «Нет, я не спал с той женщиной!» Это не крушение морали (поскольку истина, как мне кажется, никогда не основывается на воспоминаниях), а триумф интеллектуальной собственности, вихрь придуманной реальности — искусственные биографии, снимки, обработанные с помощью фотошопа, романы, написанные литературными «неграми», фонограммные рок-группы, герои реалити-шоу, американская внешняя политика — в котором мы ежедневно крутимся. Сейчас все, от президента и до самых низов общества, стали сочинителями.

Думаю, мы можем поставить это в вину Шекспиру — именно он начал выдумывать людей более реальных, чем в жизни. Дик Брейсгедл понимал это, потому его и отправили уничтожить Шекспира и все его работы. В Колумбийском университете я прослушал курс истории — Хаас подтвердит, поскольку я следовал его рекомендации, — у человека по имени Чарлтон. Это была средневековая история Англии. По окончании курса я выбросил из головы всех королей и королев, однако принцип Чарлтона мне запомнился очень хорошо. Он говорил, что существуют три вида исторических событий. Первый — то, что случилось на самом деле и ушло навсегда. Второй вид — то, что произошло, по мнению большинства современников; приложив усилия, это мнение можно восстановить. И третий вид — впечатление, которое власть имущие хотели оставить о событии в будущем. В исторических книгах на девяносто процентов излагается последнее.

Так или иначе, я перечел сцену в ресторане и остался доволен. Да, все могло произойти именно так. Мне удалось передать интонации Микки; надеюсь, его знакомые согласятся со мной, если им доведется прочесть эти записки. И я думаю, что в моем вымысле живет реальность. Я уверен: если бы Микки прочел написанное, он тоже согласился бы. Значит, я пишу историю второго вида. Точно так же поступал и Брейсгедл, хотя он был человек честный, а я нет.

Должен коротко упомянуть, что после нашей встречи я зашел в магазин на Шестой авеню, чтобы купить батарейку к сотовому телефону, и задержался там по какой-то причине, которую не могу вспомнить… Нет, на самом деле я помню. Как уже говорилось, мой мозг не так хорошо организован, как хотелось бы, что и породило привычку делать заметки в вышеупомянутой записной книжке. К несчастью, я не всегда могу прочесть их. «Выяснить наст, о пос. клн.» — вот типичная запись. В магазине на Шестой авеню мой взгляд упал на «Саньо-32», цифровой звукозаписывающий аппарат, активируемый голосом. Я подумал, что он решит проблемы моей неорганизованности, и купил его за семьдесят два доллара. Он не больше мобильного телефона и обеспечивает высококачественную двухчасовую запись. Я приберегаю машинку для записи двух последних часов моей жизни. В ситуации, в которую я попал, такому аппарату нет цены.

После ланча я на «линкольне» отвез Микки домой. Он выпил много вина и пару «отверток», и его здорово развезло. Когда такое случается, он неизменно заговаривает о трех своих женах.

С первой миссис Хаас — Луизой — он познакомился в колледже. Рослая блондинка из прекрасной староанглийской семьи, она раздавала сексуальные милости, стоя под балконом со свисающим плющом в Барнарде, как мы все делали в те дни, а что-то более интимное происходило в нашей квартире. После помолвки она позволила Микки трахнуть себя — еще одна веселая традиция того времени. Хорошо помню воскресное утро в нашей квартире: Микки в своем темно-бордовом бархатном халате (или домашней мантии, как он претенциозно называл его) готовил какой-то особенный кофе, и тут вплыла Луиза. Она слегка смутилась, заметив меня за кухонным столом, но перенесла это стоически. Обычно она появлялась в черных чулках и белой «выходной» рубашке Микки — наряд, который с тех пор я воспринимаю как чрезвычайно эротичный. (Тогда чулки считались нижним бельем; я так и не привык к девушкам, выставляющим их напоказ на улицах города; это всегда вызывает у меня определенную реакцию в паху.) Она также не носила бюстгальтера; груди у нее были прекрасные, остроконечные, покачивающиеся при ходьбе.

Соль подобных дневных спектаклей состояла в том, что Микки выступал в роли этакого жеребца со своей кобылкой, а я изображал бедного, честного и сексуально обделенного зубрилу. Какое удовольствие нам доставляла эта игра! На самом же деле я тогда имел больше секса, чем был в состоянии «переварить». У меня была женщина по имени Рут Полански, тридцатишестилетняя библиотекарша одного из филиалов Нью-Йоркской публичной библиотеки. Я держал это в секрете от своего соседа и от всех прочих — из страха, что у Рут возникнут неприятности на работе, а сам я окажусь в неловком положении. Имеет ли это отношение к рассказу? Ну, разве что в качестве свидетельства о моем сексуальном образовании. Нет ничего более взрывного, чем связь между юношей и зрелой женщиной; в таком союзе максимальные возможности мужчины оказываются под стать аппетитам женщины. У французов такие связи вызывают благоговение, их литература пестрит подобного рода сюжетами, но в Америке (миссис Робинзон!) они воспринимаются исключительно как фарс.

Однако наша связь носила достаточно фарсовый характер, поскольку основная проблема состояла в том, где найти место для занятий любовью. Она жила с матерью, я жил с Микки Хаасом, ни у нее, ни у меня не было машины, я сильно нуждался, а библиотекарю снимать номера в отеле тоже не по карману. Мы с мисс Полански были знакомы много лет, я вырос и возмужал у нее на глазах, нарастив приличную мускулатуру. Она была маленькой бледной женщиной с шелковистыми бесцветными волосами, завязанными на затылке в «конский хвост», что придавало ей моложавый вид. Она состояла в разводе — не совсем обычный факт для тех времен, придававший моим фантазиям о ней (лет с двенадцати) дополнительную пикантность. Согласно моей реконструкции событий (ошибочной, надо полагать), она умело использовала мой интерес к театру, чтобы направить мои мысли в сторону сексуальной жизни, в те годы недоступной в стенах средней школы. Она давала мне книги и пьесы: Уильямс, Ибсен, «Чай и симпатия»,[23] французская эротическая поэзия и «Улисс»; последняя книга — из ее личной библиотеки.

Это совсем нетрудно — однажды сонным зимним днем соблазнить мальчика-подростка в пахнущей книгами теплой библиотеке. Она ничего не имела против прыщей. Она восхищалась моими глазами.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*