Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней
Помещение оказалось гораздо просторней и выше, чем я предполагал. Стены до потолка были заставлены полками; кроме того, середину комнаты занимали ряды высоких шкафов, расположенных наподобие рыбьего хребта. На каждой из полок хранилось множество папирусных свитков. Я бы не знал, откуда здесь начинать, однако Нахт тут же принялся быстро пролистывать описи в поисках необходимого.
— С точки зрения всего мира, астрономия — это всего лишь приложение к религии. Достаточно того, что мы знаем, когда появляется на небе нужная звезда, чтобы дни проведения обрядов и праздники совпадали с лунными таблицами, и все довольны. Однако до сих пор никто, кажется, не заметил, что эта регулярность, возвратный характер самих бессмертных звезд говорит о существовании неизмеримой упорядоченной вселенной превыше нашего понимания.
— В отличие от того, что древние истории говорили нам с незапамятных времен о богах и богинях, и о том, как все произошло из первоначального папирусного болота, и о ночном мире как месте вечной жизни…
— Именно так, — прошептал Нахт. — Звезды есть вечная жизнь, но, возможно, совсем не в том смысле, в каком мы всегда это понимали… Все это ересь, разумеется, — добавил он с веселой улыбкой.
Нахт развернул несколько свитков на низеньких столиках, поставленных между шкафами, и показал на колонки знаков и цифр, вычерченных красными и черными чернилами:
— Видишь, здесь тридцать шесть колонок, где перечисляются группы звезд, на которые подразделяется ночной мир. Мы называем эти группы деканами.
Я пробежал глазами по колонке символов, разворачивая старый свиток все дальше и дальше. Казалось, знакам не будет конца. Нахт предостерег меня:
— Осторожно! Со свитками нужно обращаться бережно, с уважением.
— А почему данные записаны таким образом?
— В каждой колонке указаны звезды, которые поднимаются за ночь над горизонтом в каждый из десятидневных периодов года. Вот смотри: это Собачья звезда, которая восходит точно во время паводка, когда начинается солнечный год. А вот Сах, «Сияющая душа Осириса», — яркая звезда, восходящая с началом периода перет, времени весны. Тебе, разумеется, знакомо изречение «Я звезда, попирающая стопами Обе Земли, плывущая впереди других звезд небесных на животе моей матери Нут»?
Я покачал головой.
— Мне иногда кажется, что ты вообще ничего не знаешь, — сказал Нахт.
— Ну, это не совсем обычная для меня область. Но что там с затмением? — напомнил я.
Несколько минут он сверялся с множеством прочих таблиц, переходя от одной к другой, сворачивая и разворачивая свитки, каждый из которых выглядел более древним и хрупким, чем предыдущий. В конце концов Нахт разочарованно покачал головой.
— Здесь нет никаких записей. Как я и думал.
— Это тупик.
— Что же, мысль была интересная и по крайней мере, теперь ты знаешь кое-что о предмете, — заключил он в своей лекторской манере.
Мы вышли из комнаты с архивом, и жрец неловко наклонился, чтобы вновь завязать и опечатать шнуры. Когда мы двинулись прочь, я вслух заметил:
— Интересно, где хранятся тайные книги?
Услышав этот вопрос, Нахт не смог скрыть своей тревоги.
— О чем ты говоришь? Какие тайные книги?
— Ну, Книги Тота, например.
— Брось, это скорее легенды, чем реальность. Подобно многим другим якобы «тайным» книгам.
— Но ведь правда, что существуют какие-то священные тексты, которые открывают только посвященным? — спросил я.
— «Посвященным» во что? И каких тайных предметов могут касаться эти тексты?
— Ну там, божественной геометрии и тому подобного, — небрежно ответил я.
— Никогда не слышал ни о чем подобном, — напряженно сказал Нахт, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, что нас никто не слушает.
— Да конечно же слышал, дружище, — спокойно проговорил я.
Он гневно уставился на меня.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты заранее знал, что в этих свитках не будет ничего интересного для меня. И я ценю то, что ты не пожалел времени продемонстрировать мне, что там ничего нет. Но я тебя очень хорошо знаю, и ты определенно чего-то не договариваешь.
У него хватило вежливости покраснеть.
— Иногда о важных предметах не следует говорить мимоходом.
— О каких предметах?
— Я действительно готов тебя презирать, когда ты обращаешь против меня свои методы ведения допроса. Я просто пытаюсь помочь, — сказал Нахт без намека на шутку.
— Тогда я скажу тебе прямо, что думаю. Я думаю, что тайные книги существуют — в том числе и по астрономии, — и еще я думаю, что ты принадлежишь к числу посвященных, что некоторые из этих книг ты видел и знаешь, где они находятся.
Он обратил на меня самый холодный взгляд, какой я когда-либо видел на его лице.
— У тебя слишком живое воображение.
С этими словами Нахт двинулся прочь.
Я шагнул следом за ним в послеполуденный слепящий свет и жар, и мы пошли вместе в молчании. Затем Нахт внезапно остановился и увлек меня в тень под стеной старого храма.
— Ты мой друг, и я не могу тебе лгать. Но я и не могу раскрывать содержания этих книг. Я принес торжественную клятву.
— Но я ведь спрашивал только, существуют они или нет.
— Даже этого знания слишком много. Их существование или несуществование необходимо держать в секрете. В наши темные времена тайные книги — вне закона. Тайное знание вновь становится опасным. Как ты прекрасно знаешь, любого, кто будет держать их у себя или даже кого найдут за переписыванием отдельных фрагментов, ждет наказание смертью.
— Но они существуют, ходят по рукам в узком кругу, а следовательно, их должны где-то тайно хранить. Так где же они? — спросил я напрямую.
— Не могу сказать.
Я обвел взглядом здания, теснившиеся внутри храмовой ограды. Внезапно мне стало понятно, что внутри этого потайного города может существовать еще один город. Ибо в сердце каждой тайны гнездится другая тайна.
Нахт воззрился на меня, уже с откровенным гневом.
— Ты слишком многого ожидаешь от нашей дружбы!
Мы стояли, глядя друг на друга, в странном молчании. Затем, чтобы ослабить напряжение, я поклонился.
— Прошу меня извинить. Профессиональные вопросы не должны вставать между старыми друзьями.
Он кивнул, почти удовлетворенный. Я знал, что вряд ли смогу что-нибудь у него выведать, пока его раздражение не утихнет.
— Кстати, сегодня день рождения Сехмет, если ты не позабыл о нем за всеми этими разговорами о затмениях и тайных книгах. И вечером я обедаю у вас, — напомнил Нахт.
Я хлопнул себя ладонью по лбу. Это событие не выпало из моей памяти, поскольку Танеферет напомнила мне о нем перед выходом, но от меня еще требовалось исполнить одну священную семейную обязанность.
— А ведь на мне лежит организация празднества, так что пойду-ка я закупать секретные ингредиенты — тайну которых я никогда не раскрою, даже под страхом смерти, — пока великие посвященные купцы на рынке не позакрывали свои лавки!
Нахт отозвался на мои слова слабой улыбкой, и мы вместе вышли из-под огромной арки, вновь возвращаясь к жизни города. Затем мы расстались — он отправился домой, а я на рынок, за мясом, вином и приправами.
Глава 13
У каждого из нас есть свое излюбленное место на скамьях вокруг низкого стола: мой отец обычно сидит в дальнем конце, Сехмет и Туйу по одну сторону от него, рядом с Хети и его женой, а Танеферет с Аменмесом — по другую, вместе с Нахтом и моей сладкой Неджемет. Малышка любит сидеть рядом с ним, обвивая руками его шею. Она наблюдает, как присутствующие реагируют на ее любовные жесты. Где она научилась такому кокетству? Я приготовил наше любимое блюдо — газель в красном вине, — предназначенное для торжественных случаев.
Сехмет выглядела спокойной и уверенной в новом платье со складками, она надела серьги, которые мы ей подарили на день рождения. Ее девчоночья стеснительность уже начала уступать место взрослому самообладанию. Она прочла гораздо больше, чем я за всю свою жизнь, и она ничего не забывает. Сехмет способна повторить те бессмысленные стишки, которые мы сочиняли вместе, когда она была ребенком. Знание для нее — все. Однажды она сказала мне откровенно: «Я не могу одновременно заниматься атлетикой и науками». И так она сделала свой выбор.
В такие вот вечера, когда я сижу вместе с семьей и друзьями и на столе перед нами расставлена еда, а в стенных нишах горят масляные светильники, я не могу понять, что я сделал, чтобы заслужить такое счастье. А в минуты более мрачные беспокоюсь, что моя работа может поставить все это под угрозу — поскольку, если со мной что-нибудь случится, какая жизнь их ожидает? И я не могу не спрашивать себя: почему этой жизни мне недостаточно? И чем я буду жить, когда мой отец отойдет в иной мир, дочки выйдут замуж и разъедутся по другим домам, а Аменмес будет где-нибудь учиться — может быть, в Мемфисе, — и мы с Танеферет окажемся наедине друг с другом, в преддверии нового, непривычного спокойствия последних лет нашей жизни?
