Сумерки Эдинбурга - Лоуренс Кэрол

По телу прошла дрожь, и Иэн поглубже закутался в свое пальто. Оно было сделано из отличной шотландской шерсти, состриженной некогда с боков косматых высогорных овец и отправившейся на производство в Скоттиш-Бордерс, откуда ее уже в виде готовой ткани доставили на прилавки Хай-стрит — одной из улиц прославленной эдинбургской Королевской мили. Дар тети Лиллиан нес на себе сине-зеленый охотничий узор клана Гамильтонов, и сейчас, замерев, подобно своим предкам минувших столетий, среди древних скал, Иэн физически ощутил, как любящая забота тетушки окутывает его теплом. Другой родни у него не было — из всей семьи в этом шумном и странном городе их друг у друга осталось только двое.

Иэн повернулся и глянул вниз на расстилающуюся линию горизонта с одиноким силуэтом бесцельно мечущейся в воздухе вороны. Ночь неохотно уступала место блеклому серому рассвету, и рассыпанные по всему городу пятна газовых фонарей постепенно тускнели. Грузные каменные строения Эдинбурга тяжело нависли над узкими мостовыми, из-за причудливых извивов которых могло показаться, что здания одной и той же улицы тесно прижимаются друг к другу спинами. Иэн не любил город, отчаянно тоскуя по распахнутому небу и головокружительному простору шотландских гор, которые изведал мальчишкой.

Он вновь покосился на призрачный силуэт громоздкой вершины, в которой многие находили сходство со спящим львом. Может статься, что преступление было и вовсе не запланированным — убийца, возможно, действовал в порыве. Но что это должен быть за человек — мужчина или женщина, — который в порыве каких бы то ни было чувств столкнет другого с огромной высоты?

Иэн зевнул и стал спускаться к спящему городу мимо похожего на перевернутую подзорную трубу и накренившегося, словно подвыпивший морячок, монумента Нельсона. Версии самоубийства противоречило несколько моментов, и среди них были взятые уже в среду вечером показания сдававшей Вайчерли квартиру хозяйки. Она утверждала, что ее жилец отнюдь не был угнетен или подавлен. Если это преступление, совершенное под видом самоубийства, то никто, решил Иэн, не сможет разобраться во всем случившемся лучше, чем сделает это он сам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Главный инспектор сыска Роберт Лайл Крауфорд оторвал глаза от груды бумаг, которыми был завален стол, и глянул на стоящего перед ним молодого человека, а потом вновь вернулся к документам, тщетно пытаясь сосредоточиться. Наконец он сдался и, откинувшись на спинку стула, уставился на подчиненного:

— Обязательно стоять и таращиться на меня с дурацким видом, Гамильтон? Вы же видите, что я занят.

— Боюсь, дурацкий вид — естественное состояние моего лица, сэр.

— Очень смешно, — проворчал Крауфорд. — А вы у нас тот еще умник, как я погляжу.

— Умный дурак лучше глупого мудреца [1], сэр.

Крауфорд приподнял брови. Он не любил, когда Гамильтон принимался цитировать Шекспира, — это попахивало нарушением субординации.

— Ладно, что там у вас?

— Смерть молодого человека, Вайчерли, сэр. Того, что упал с…

— И что с ним? — перебил Крауфорд.

— Я хотел бы взяться за расследование его гибели.

Крауфорд страдальчески воззрился на чашку с остывшим чаем у своего локтя. Забот и без того хватало — Мойра, его жена, подхватила какую-то заразу, и теперь он очень тревожился за ее здоровье. В таком состоянии было весьма непросто сосредоточиться на работе. Донесшийся снаружи неспешный перестук копыт известил о том, что молочник вышел на свой ежеутренний четверговый маршрут: скрипучие колеса повозки нещадно грохотали по неровной мостовой. Отдаваясь давней невротической привычке, Крауфорд принялся поигрывать обрывком бечевки, намотанной на указательный и большой пальцы.

— Полагаю, у вас есть теория?

— Пока что нет, сэр.

Крауфорд вскинул вверх мясистые ладони:

— Так почему вы отнимаете у меня время?

Он понимал, что перебарщивает с эмоциями, да и Гамильтон тут ни при чем, но ничего не мог с собой поделать. Его страдальческое восклицание взлетело к толстым дубовым балкам под высокие потолки полицейского участка на Хай-стрит. Несколько констеблей, сидевших по другую сторону разделявшего помещение стекла, подняли головы от своих столов. Пара полицейских помладше боязливо переглянулись. Главный инспектор Крауфорд славился своим норовом и громовым голосом, и все шло к тому, что инспектор Гамильтон вот-вот попадет под раздачу.

— Я почтительно прошу о проведении вскрытия, сэр, — ответил Гамильтон.

— На каких основаниях?

— Подозрительная смерть, — сказал Гамильтон, кладя на стол начальника заполненный документ.

Крауфорд мрачно изучил бумагу. Потом, тяжело вздохнув, с размаху шлепнул ее поверх стопки других документов, громоздящихся на столе, и вытер ладонью блестящий лоб. Это был высокий дородный мужчина с маленькими голубыми глазками на пронизанном красными прожилками багровом лице. Спускавшиеся до самого воротника рубашки пышные рыжие бакенбарды и такие же усы с избытком компенсировали почти полное отсутствие на его голове любых других волос. За время службы на посту начальника отделения Крауфорд повидал немало инспекторов, но ни один из них не причинял ему столько проблем, сколько Гамильтон. И он был шотландским горцем — как, впрочем, и большинство остальных полицейских — и слишком уж походил на своего отца, некогда служившего здесь же. Гамильтоны были известными упрямцами и никогда не умели уйти вовремя.

— Как давно вы стали инспектором?

— Полгода тому назад, сэр. Но за это время я досконально изучил все дела в нашем участке — как текущие, так и уже закрытые.

Крауфорд потер глаза:

— Нисколько в этом не сомневаюсь. И теперь наверняка ждете не дождетесь возможности взяться за собственное дело, так?

— Да, сэр, я действительно…

— И какие же улики позволяют вам думать, что ваше предположение о преднамеренном убийстве не полная белиберда и не ахинея?

— Отсутствие предсмертной записки, сэр.

— Вряд ли это заботит каждого решившего наложить на себя руки бедолагу.

— Жертва недавно обзавелась щенком.

— Ах, щенком? Что вы говорите! И вы узнали об этом от…

— От хозяйки, сэр, миссис… — Гамильтон выудил из кармана блокнот, — миссис Сазерленд. Я поговорил с ней вчера, сразу после того, как в парке было обнаружено тело. Она сдает комнаты на Лейт-уок, и мистер Вайчерли был одним из ее жильцов. По ее утверждению, он только-только завел щенка.

— Весьма похвально, но я не вижу, каким образом…

— Замышляющий самоубийство человек вряд ли станет заводить собаку.

— И отсюда вы делаете предположение, что это мог быть несчастный случай, верно?

— Моя тетушка регулярно поднимается на Артуров Трон, сэр.

— Это, несомненно, свидетельствует о ее прекрасной физической форме, но каким образом вы…

— Здоровый молодой человек вряд оступится на тропе, которую с легкостью одолевает пожилая женщина, сэр.

Крауфорд сложил руки на груди:

— Молодой человек под воздействием виски может натворить много чего удивительного, инспектор.

— Признаки того, что он пил алкоголь, отсутствуют.

— Я ценю вашу инициативу, но судмедэксперт и без того завален работой, так что мы не можем…

— Не можем предположить вероятность преднамеренного убийства? Вы это хотите сказать, сэр?

Крауфорд залпом набрал полную грудь воздуха, готовый одним махом вышвырнуть этого надоедливого клопа вон, — а потом вдруг выдохнул, выпустив с воздухом весь свой гнев. Просто выражение лица Гамильтона было настолько серьезным, что Крауфорд почувствовал совершенно неуместное желание хихикнуть. Позывы к смеху нередко возникали у него в самые неподходящие моменты, и чаще всего это случалось в минуты усталости или возбуждения. Главный инспектор смог подавить свое неуместное желание, издав странный звук, напоминающий писк испуганной мыши.

— Сэр? — окликнул его Гамильтон, нахмурившись.