Антон Кротков - Загадка о двух ферзях
Неудивительно, что вначале он показался присутствующим холодным, замкнутым и заносчивым снобом, от которого не следует ждать ничего хорошего. Но это впечатление оказалось ошибочным. Лицо вошедшего вдруг озарилось улыбкой, сверкнули под усиками белые зубы, и визитер отрекомендовался, по-кавалерийски лихо щелкнув каблуками:
– Поручик Вильмонт, специальный агент охранного отделения, – и учтиво добавил без малейшего британского акцента, стараясь придавать своему голосу солидную командирскую басистость: – Прошу вас, господа, не воспринимать меня как алчного варяга. Я не тот дармоед, что ждет, пока другие ему яичко облупят да в рот положат. Мне рапортовать не к спеху. Так что собранные улики при вас останутся.
Обходительность коллеги, его бравый вид и прозвучавшие в его голосе уважительные нотки понравились полицейским. Один из них тут же с охотой взялся ввести Вильмонта в курс дела. – Согласно предварительной версии сыщиков, картина преступления была такова: сорокавосьмилетний граф недавно познакомился с некой юной обольстительницей. Ради нее важный пассажир даже приказал задержать отправление своего поезда. Предмет его страсти вроде как осчастливил настойчивого поклонника согласием отправиться вместе на отдых в Ливадию.
Увидев эту девушку, уже немолодой бонвиван буквально потерял голову. Ближайшие помощники графа показали следствию, что в последние три месяца их шеф, не считая денег, тратился на букеты, доставляемые прямиком из Амстердама. Для своей пассии он покупал собольи ротонды и ювелирные гарнитуры, выписывал из-за границы разные парижские штучки.
– Да вот вам, пожалуйста! – Полицейский взял со стола изящную позолоченную коробочку, тонко стилизованную под артефакт из древнеегипетской гробницы. Внутри ее на синем бархате покоился флакон духов. Следователь шутливо объявил:
– Очередное жертвоприношение на алтарь кровожадной богини!
Раньше, чем Вильмонт успел прочесть название на пузырьке, полицейский сообщил:
– Это новый аромат знаменитого парижского парфюмера. В России такие купить невозможно, только по каталогу из-за границы надо заказывать. Вот так-с… Даже если я целый год стану откладывать половину жалованья, все равно не смогу купить такие своей супруге. Впрочем, нам подобные расходы и античные страсти ни к чему. Сами видите, чем это заканчивается.
Рассказчик аккуратно поднял с пола пестрый китайский веер.
– Изящная вещица, не правда ли? Он складной и легко умещается в женской сумочке. А случись обыск, никому и в голову не придет, что игрушка с сюрпризом.
Следователь нажал потайную кнопку на рукояти, и из нее выскочило тонкое лезвие ножа-стилета. Кровь на нем уже свернулась.
– Даже револьвера не надо! Колющий удар требует меньших усилий, чем режущий, поэтому даже женская ручка легко пришпилит своего кавалера к дивану.
– Теперь понятно, почему никто ничего не слышал, – сказал Вильмонт, осматривая стилет вслед за коллегой.
– Вот именно! Она его как бабочку булавкой, – с удовольствием проговорил следователь. – Старичок и ахнуть не успел, как длинное шило пробило ему сердце.
– А кто тогда вытащил нож? – поинтересовался Вильмонт.
– Да дурень адъютант, – вступил в разговор полицейский, похожий на англичанина. – Этот тип уже успел с горя вдребезги напиться. И в данный момент дрыхнет на диване в соседнем купе. Так что сейчас его трогать бесполезно… А вообще препоганейшая история вырисовывается, господа. Весьма для нашего брата неудачная. Никто об этой дамочке толком ничего не знает и толком описать ее не может. На перроне лицо ее было закрыто непроницаемой вуалью. Ну, прекрасно сложена, ну, кажется, довольно молода и вообще, видимо, недурна собой. Так ведь из этого, судари мои, супа не сваришь! Одни подчиненные покойного графа утверждают, что она, дескать, молодая актриса, то ли из Нижнего, то ли из Ярославля, только в этом сезоне получившая ангажемент в столице. Другие божатся, что дамочка – профессиональная содержанка, то ли немка из Риги, то ли полячка. Кому верить? Что докладывать по начальству?!
Нервно куря, молодой полицейский небрежно стряхивал пепел в одну из двух чашек китайского фарфора, стоявших на столике. Из них погибший чиновник и его гостья угощались чаем перед тем, как стать убитым и убийцей.
Другой следователь придирчиво осматривал коллекцию бутылок в буфете, выбирая напиток для дегустации. Третий со скучающим видом взял из вазы на столике яблоко кальвиль и принялся грустно его грызть. Такие яблоки продавались лишь в самых дорогих магазинах Петербурга, ибо доставлялись из Франции. Каждое было снабжено гербом и стоило пятнадцать рублей. Примерно столько получал квалифицированный рабочий депо – один из тех, в кого во время забастовки покойный руководитель железнодорожного ведомства так опрометчиво разрешил стрелять, – за месяц почти каторжного труда, проводя по 12 часов в день в шумном задымленном цеху. И так шесть дней в неделю…
– А вообще жаль старика, – обведя взглядом товарищей не только по работе, но и по внеслужебным визитам в злачные места, ухмыльнулся «джентльмен». – Хотел приручить вольную тигрицу. Только не всякому дано быть Мишкой Хлудовым. Да и не в его почтенных летах затевать рискованные амуры.
Вильмонт холодно взглянул на шутника и щелкнул на прощание каблуками:
– Честь имею, господа! Благодарю за содействие.
Он не был ханжой, но и пошлостей не любил.
Смерть любого человека достойна хотя бы минимального почтения. К тому же при жизни покойный был выдающимся государственным мужем и немало сделал для того, чтобы дряхлеющая империя, одной из вечных проблем которой были плохие дороги, превратилась в крупнейшую железнодорожную державу. Да, судя по всему, он был мздоимцем – так какой чиновник в России не принимает подношений!
Упомянутый полицейским московский фабрикант Хлудов действительно был личностью весьма примечательной: мот, хулиган, донжуан и к тому же оригинал. В газетах писали, что он держит дома молодую тигрицу, которую для него отловили в Средней Азии. Эксцентричный миллионер обращался с ней, как с комнатной собачкой: кормил с рук, позволял класть себе голову на колени, когда сидел в кресле с газетой или кальяном. Когда же Хлудов прогуливался со своей питомицей по улицам, держа ее на поводке, то их обычно сопровождала толпа зевак, а встречные лошади всхрапывали, учуяв хищника… Сравнение загадочной убийцы с тигрицей, которая способна напасть на своего дрессировщика в любой момент, показалось Вильмонту интересным.
Так ничего толком и не выяснив, Вильмонт вышел к своей спутнице немного разочарованным. Она ждала его у вагона, так как, по ее словам, больше всего на свете боялась мышей и покойников.
– Ну, Машенька, теперь вся моя надежда на вас, – объявил офицер, и девушка зарделась от удовольствия.
Началось то, что сыщики называют «охотой на рябчика». Когда возможные свидетели преступления неочевидны, сотрудник полиции пытается отыскать среди большого количества потенциальных очевидцев того, кто действительно видел что-то стоящее. Похожим образом охотники вспугивают птиц, притаившихся в зарослях, и стреляют по ним влет. Ибо зачастую нужный человек не горит желанием рассказывать полиции о том, что видел, а, попав в разработку, всячески пытается ускользнуть от прямого ответа. Кто-то боится мести сообщников преступника, а кто-то презирает царских сатрапов и сочувствует революционным «Робин Гудам».
В таких делах прошедший в свое время отличную школу под руководством настоящего мастера своего дела Вильмонт разбирался прекрасно. Несмотря на свою молодость, действовал он очень расторопно, к каждому собеседнику находил особый подход. Пока поручик разговаривал, его помощница стояла рядом с большим откидным блокнотом на изготовку и зарисовывала карандашом лица свидетелей, а также все, что могло заинтересовать офицера.
Это была настоящая человеческая карусель! За какие-то полчаса перед парой дознавателей длинной чередой прошла целая вереница людей разной внешности, разного типа, характера и звания. По признанию художницы, от кокард, разноцветных фуражек чиновников военных и гражданских ведомств у нее стало рябить в глазах. А сколь-нибудь ценного источника информации все не удавалось найти.
Вильмонт уже был готов признать безнадежность задуманного им дела, когда на глаза ему случайно попался жалкий тип в куцем мундирчике коллежского регистратора почтово – телеграфного ведомства. Он боком пробирался вдоль состава, явно стремясь скорее проскочить мимо столичного обер-полицмейстера со свитой. Вильмонт поспешил преградить беглецу дорогу. Их пути пересеклись вдали от чужих глаз, в дальнем конце перрона.
– Что вам угодно, милостивый государь? – побледнев, испуганно пролепетал чиновник, сообразив, что ему не отвертеться от решительного вида молодца, в котором сразу почувствовал Власть.
