Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи

– Похоже на то. – Он лукаво ухмыляется. Я тихонько закрываю за нами дверь и показываю рукой на лестницу. Лео переходит на шепот: – Не знаю, помнишь ли ты, но моя комната идеально подходит для этого. Окно расположено прямо над крыльцом, рядом с которым растет высокое дерево. Мне будто помогают тайком выбраться из комнаты и вернуться обратно.

Да, я помню, но не хочу в этом признаваться. Когда мы поднимаемся на второй этаж, я прижимаю палец к губам, глядя на закрытую дверь комнаты дяди. Затем медленно поворачиваю круглую ручку на двери Дэйзи и вхожу.

Ее комната – комната принцессы: просторное сиденье, устроенное в углублении окна у дальней стены, из которого открывается вид на обширный задний двор, и нелепая кровать с балдахином и сетчатым пологом.

И в этой кровати кто-то спит, кто-то с рыжими волосами, рассыпавшимися по подушке.

Я вцепляюсь во влажную рубашку Лео и тяну его к двери.

– Ты же сказал, что ее тут нет!

Он отмахивается от меня и, подойдя к кровати, откидывает розовое стеганое одеяло. Я подавляю крик. На кровати лежит манекен в парике. Лео тыкает пальцем в его волосы.

– Похожи на ее, правда? Нам с Дэйз пришлось поехать аж в Бостон, чтобы купить его.

– Я беру свои слова обратно. Вы с ней оба с большими странностями.

На его губах появляется лучезарная улыбка.

– Помоги найти письмо. Где она могла его спрятать? – спрашиваю я, оглядывая многочисленные флаконы духов и средства для ухода за волосами на туалетном столике.

Здесь же стоят полароидные снимки и одна фотография в рамке. На ней запечатлены улыбающиеся Дэйзи и Куинн – что странно, учитывая безэмоциональность последней. Это была бы симпатичная фотография, если бы рамка не потрескалась – да что там, она разбита вдребезги, как будто ее несколько раз швырнули в стену.

– Здесь его нет, – сообщает Лео, роясь в ящике тумбочки. – Знаешь, может, нам стоит подождать ее. Это как-то неправильно – рыться в ее вещах.

Я начинаю выдвигать ящики.

– Ты тайком пробираешься туда, куда вход тебе воспрещен, но тебе претит обыск чужой комнаты?

– Когда речь идет о комнате моей подруги, то да.

Во втором ящике розового туалетного столика Дэйзи хранится нижнее белье. Отодвинув несколько стрингов, я нахожу то, что искала. И поднимаю конверт, показывая его Лео.

– Что ж, тогда тебе повезло. Вот оно.

Несмотря на моральную дилемму, он подходит ко мне, чтобы посмотреть, как я открываю конверт и достаю листок бумаги. В отличие от моего, он исписан обыкновенными чернилами, а не невидимыми.

Я читаю письмо, начинающееся со слов «Дорогая Дэйзидью» [6], и удивляюсь внезапно возникшей ревности. Бабушка уже целую вечность не называла Дэйзи этим именем, во всяком случае, насколько мне известно. Я напрягаюсь, готовясь к тому, что написано ниже.

Я перечитываю письмо еще два раза, затем переворачиваю листок, но на его обороте нет ни пятна, ни других признаков того, что бабушка использовала невидимые чернила. Никакой скрытой подсказки.

– Дэйз скоро вернется. – Лео с тревогой смотрит в окно.

Вероятно, это мой единственный шанс, поэтому надо до конца удостовериться, что я ничего не пропустила. Используя кончик влажной косы, как кисть, я провожу им по странице, оставляя мокрый след. И жду, не проступят ли слова.

Но ничего не появляется. Я засовываю письмо обратно в ящик с нижним бельем, радуясь, что Дэйзи не отличается аккуратностью, поскольку я не помню, в каком именно порядке там все лежало.

– Ничего. Полный провал.

– Мой дом находится совсем рядом, – говорит Лео и потягивается, так что его худи задирается и становится видна узкая полоска кожи между его низом и поясом спортивных шорт. Я отвожу глаза. – Я мог бы взять ключи от машины, чтобы мы проехались по городу и продолжили поиски.

– Продолжили поиски где? Нам ведь больше некого спросить.

– Но ведь нам не хватает двух кусков карты. Есть еще кто-нибудь, кто приходит тебе на ум?

Я зажмуриваюсь и вижу платиновые волосы и красные губы.

– Да, – шепчу я. – Но мне очень, очень не хочется о ней думать.

– О ком?

Раньше я думала, что не хочу, чтобы кусок карты оказался у Дэйзи, но мне совершенно точно не хочется, чтобы им владела Элл.

– Об Элл Клэрмон, – выдавливаю я. – О дочери начальника полиции. Она училась в Лондоне, но теперь вернулась. Она много времени проводила с бабушкой и даже искала ее во время вечеринки.

– Помню ее. – На его лице отражается сомнение. – Не знаю, тот ли она человек. У тебя есть еще какие-нибудь кандидаты?

К глазам подступают слезы бессильной досады, на меня наваливается усталость. Такое чувство, будто бабушка предала меня, и это не относится ни к наследству, ни к карте. Неужели она не понимала, что мне понадобится время, чтобы пережить боль от ее утраты? Конечно, сперва ее письмо отвлекло меня и разожгло любопытство, но теперь, когда оно привело к парню, с которым, как я думала, я никогда больше не заговорю, и, судя по всему, к двум другим неизвестным, которых еще надо отыскать, оно потеряло свою прелесть. Такое ощущение, будто мне предстоит прочесать весь город в поисках подсказок.

Мне хочется вернуться домой и лечь в кровать. В собственную кровать в особняке под пуховым одеялом и со множеством подушек. Я хочу убраться подальше от Лео, его вопросов и таких знакомых повадок и просто оказаться одной. Хочу проспать целую вечность и, проснувшись, обнаружить, что ничего этого не произошло. И очутиться на дне рождения бабушки в прошлом году, смеяться вместе с отцом, когда он кружит меня в танце по гостиной.

Я хочу вернуться в прошлое, до того, как все изменилось.

– Я тут подумал. – Лео перешагивает через груду одежды и садится на кровать Дэйзи.

Я равнодушно спрашиваю:

– О чем?

– Если мы не можем продвинуться без остальной части карты и не знаем, у кого она находится, то должен быть как минимум один человек, кто в курсе происходящего.

– И кто же это?

Он пожимает плечами, как будто ответ очевиден.

– Бабушка.

Меня охватывает гнев.

– Это бы имело смысл, если бы она не была мертва.

Он смотрит на меня с тревогой:

– Эй, остынь. Я не имел в виду, что нам надо провести спиритический сеанс и вызвать ее дух. Я хочу сказать, что нам надо вернуться в особняк.

Мне едва удается сдержаться и не заорать, ведь тогда нас услышал бы дядя Арбор. Мое терпение лопнуло, и, наверное, уже давно.

– О, ты хочешь сказать, что нам надо вернуться в особняк, вход в который нам обоим воспрещен? На территории которого нас менее часа назад едва не поймали? Это классная идея, давай зайдем туда как ни в чем не бывало.

– А у тебя есть план получше? – спрашивает он. И мне досадно из-за того, что это даже не подколка – это настоящий вопрос. Вопрос, на который я не могу ответить, потому что плана получше у меня нет. И он ясно читает это по моему лицу. – Мы не можем просто сидеть сложа руки.

– Я просто… – Я так близка к тому, чтобы заплакать. Один неверный шаг – и я расклеюсь и зарыдаю перед человеком, перед которым мне совсем не хочется плакать. – Ты не понимаешь, как это тяжело…

– Мне тоже тяжело. Я понимаю, она была твоей бабушкой, а я только занимался ее двором и садом пару последних месяцев. Но хоть моя Нонна жива, я уже давно потерял ее. Мы с ней не разговариваем уже много месяцев. Так что твоя бабушка вроде как заполнила эту пустоту. – Когда он смотрит на меня, в его глазах читается мука. – К тому же мне кажется, что, если бы на моем месте был кто-то другой, ты не была такой ершистой.