Жан-Франсуа Паро - Дело Николя Ле Флока
Около полудня Николя спустился вниз. Сансон давно отбыл по делам своей ужасной службы. Его супруга тепло попрощалась с комиссаром, взяв с него обещание оказать им честь еще одним визитом, и доверительным тоном сообщила, насколько супруг ее рад принимать его у себя. Она нисколько не удивилась, увидев Николя в прежнем устрашающем костюме. Она привыкла ничему не удивляться, а положение обязывало ее к сдержанности.
Николя вывели из дома через потайную дверь, выходящую на улицу Анфер, по которой он и отправился, дабы сократить себе путь на улицу Пуассоньер. Он проверил, не идет ли кто-нибудь за ним. Ему часто приходилось выслеживать подозрительных субъектов, а потому если бы за ним самим установили слежку, он бы моментально заметил преследователя. Он добрался до дворца Меню Плезир довольно быстро. В этом красивом здании хранились старые декорации, костюмы и прочая театральная машинерия, использованные для устройства придворных торжеств. Однажды ему довелось заглянуть внутрь, и он с изумлением увидел в одной куче поблекшие костюмы, оставшиеся после придворного бала, и обивку от катафалков, участвовавших в пышных похоронных процессиях членов королевской фамилии. Недолгое ожидание ему скрасили хорошенькие девушки; некоторые из них выглядели совсем юными, почти детьми. Подобно ручейку, вереница этих девушек стремилась во дворец Меню Плезир. Некоторые на ходу бросали дерзкие взоры на Николя, разжигая его любопытство, ибо он понимал, что сейчас его внешность нисколько не способствовала интересу женского пола к своей персоне. Подъехал фиакр Бурдо, дверца открылась и Николя прыгнул внутрь.
— Надеюсь, вам не пришлось слишком долго ждать? — игривым тоном спросил инспектор.
— Нисколько, вы точны как парижские куранты.
— А вы, похоже, решаете очередную загадку?
— Да. Я задавал себе вопрос, зачем ручеек хорошеньких и дерзких девиц течет во дворец Меню Плезир.
— О-о! — хлопнул себя по ляжкам Бурдо. — Так заведено, и так происходит каждое утро. Девицы из Оперы и театров, имеющие покровителей, пользуются привилегией на получение входного билета в этот дворец.
— Билета, чтобы войти в здание? Но зачем?
— Зачем? Да ведь там полно соблазнов для женщин! Восстановить старый реквизит стоит дорого, проще сделать новый. Поэтому все, что остается после праздников, отдается на разграбление хищным особам женского пола. Воистину, это шикарная свалка! Они тащат оттуда все, удовлетворяя свою ненасытную страсть к шелкам, дорогим тканям и прочим фертифлюшкам.
— За счет короля!
— Короля? За наш с вами счет! Добрый гражданин, озабоченный вопросом, куда идут выкачиваемые из него налоги, не может радоваться, глядя, как масса пригодных вещей вышвыривается на ветер! Такое разбазаривание денег может происходить только в государстве, где власть сосредоточена в руках одного правителя. Надо, наконец, чтобы появилась иная сила, способная противостоять ужасающим злоупотреблениям власти нынешней. Я уже не говорю о короле, который, судя по слухам, спекулирует зерном, чтобы пополнять свой кошелек.
В этих словах звучала знакомая Николя резкость суждений, которые Бурдо иногда высказывал, и зачастую совершенно справедливо.
— Довольно, Пьер, вы заблуждаетесь, и из дурацких сплетен делаете скороспелые выводы. Я не могу позволить вам говорить подобные нелепости. Как вы себе представляете Его Величество, торгующего зерном? Такие утки хороши для бульварных газет и памфлетов, что печатаются в Лондоне и Гааге. А о каком противовесе вы говорите? Неужели о парламентах, которые вечно противятся воле короля?
Бурдо отрицательно покачал головой.
— Я думал не о парламентах, а о народе, нигде не представленном и не имеющем ни слова, ни голоса.
Неожиданно карету занесло в сторону, и Николя швырнуло на инспектора. Снаружи послышалась брань и щелканье кнута. Окошко в передней стенке открылось.
— Прошу господ меня извинить, но моей вины тут нет. Мальчишка, разносящий лимонад, задумался, переходя улицу, и я едва не сбил его.
Карета покатила дальше. В окошке промелькнуло испуганное лицо кудрявого молодого человека в белом переднике, державшего в одной руке серебряный кофейник, а в другой — поднос с кувшином и пирамидой чашек, которые ему чудом удалось спасти. Когда сыщики прибыли в Шатле, в дежурной части их уже ожидал доктор Семакгюс; на лице его отражались совершенно противоречивые чувства.
— Что нового? — спросил Бурдо. — Что показали ваши исследования, и можем ли мы закрывать дело?
— Никоим образом, — ответил хирург. — Налицо самое настоящее отравление…
— Ну, это мы уже знаем…
— Да, конечно. Но теперь ясно, что это отравление умышленное. Все мои выводы — а я неоднократно производил исследования, — говорят о преступном умысле.
Бурдо открыл рот.
— Нет, я знаю ваши возражения, хотя вы их и не высказали. Речь идет не о нечаянном отравлении, а о преступном и предумышленном.
Николя ощутил, как на него внезапно навалилась огромная ледяная глыба, и ему пришлось сесть на табурет. Итак, его самое первое предчувствие подтвердилось.
— И на чем основано ваше заключение? — спросил Бурдо.
— На двух крысах. Точнее, на шести, потому что я трижды проводил эксперимент. А всего крыс было двенадцать; я поделил их на две группы, и на одной проверил наличие яда в жидкости, а на другой — в пище. Отведав курицу, все остались живы; но вот после жидкости — о! началась настоящая гекатомба. Надо сказать, для борьбы с крысами этот яд гораздо эффективнее мышьяка. Зверьки сначала озадаченно замерли, затем задергались, стали разевать пасти, у них начались спазмы, обильное потоотделение, и они тревожно запищали. Когда я дал им воды, они бросились жадно пить, а затем, издавая писки и корчась от боли, выдали из себя все, что съели ранее. Потом их стало рвать кровавой слизью, и через четверть часа они окочурились.
— И о каком яде идет речь?
— В этом-то и вопрос! Я его не знаю.
— Не может быть!
— Может: соотношение кислоты и разрушительного вещества, содержащихся в напитке, еще предстоит определить.
— Но вы хотя бы предполагаете, о чем идет речь?
— Мне удалось получить осадок, точнее, собрать крохотные частицы, полученные путем высушивания и выпаривания влажных субстанций. Речь идет об измельченных семенах.
— Что за семена? Вы хотите, чтобы я лопнул от любопытства?
— Ох! Если бы я знал! Это-то меня и раздражает: я не могу их определить, хотя и побывал во многих уголках света. Содержавшийся в жидкости яд по своему воздействию напоминает растительные яды, в частности, получаемые из ядовитых семян лианы, произрастающей в Америке; семена этой лианы вызывают судороги. Я до поздней ночи рылся у себя в библиотеке, выискивая подходящие описания. Но даже в труде Пупе-Депорта о растениях острова Сан-Доминго, нет ничего похожего. Поэтому я отправляюсь в Королевский ботанический сад посоветоваться с учеными-ботаниками и посмотреть коллекции. Вы же знаете, я продолжаю работу над трактатом об экзотических растениях, поэтому у меня имеются кое-какие знания в этой области. Но данный случай превосходит мои познания.
— Непременно держите нас в курсе, — произнес Бурдо. — Но прежде я хочу задать вам последний вопрос: не мог ли кто-нибудь из слуг госпожи Ластерье, привезенных ею с Антильских островов, подмешать ей в стакан яд?
Семакгюс на минуту задумался.
— Предположение не лишенное оснований. Тамошняя флора настолько разнообразна, насколько малоизученна. В таком случае получается, что они привезли его с собой во Францию. Но с какой целью брать с собой яд? Если принять эту гипотезу, напрашивается вывод о продуманном заранее преступлении, что, на мой взгляд, крайне сомнительно. Я покидаю вас, дорогой Бурдо. А что, Николя по-прежнему отдыхает в Версале?
Бурдо удивленно вскинул брови.
— Не удивляйтесь, сегодня утром я заходил на улицу Монмартр. Он прислал к господину де Ноблекуру посыльного, и тот сообщил, что Николя гостит сейчас в Версале, у своего друга Лаборда. Счастливчик, наверняка сидит с удочкой на берегу Большого канала!
Бурдо и Николя тревожно переглянулись; никто из них не представлял, откуда взялся сей таинственный посыльный.
Семакгюс удалился, не взглянув в сторону писаря, упорно опускавшего голову. Подождав, пока стих шум шагов корабельного хирурга, инспектор повернулся к Николя.
— Все, что мы с вами тут услышали, приводит меня в отчаяние. Получается, главные неприятности еще впереди. Пора начинать расследование по всем правилам, иначе говоря, надобно как можно скорее допросить наших двух залетных птичек. Что вы на это скажете? Слуги госпожи Ластерье рассматриваются нами как главные подозреваемые. Они вполне могли подсыпать ядовитые семена. Вы хорошо знаете этих людей?
