Жан-Франсуа Паро - Дело Николя Ле Флока
Сансон зашел за ним, чтобы сопроводить в столовую. На пороге, в саржевом платье гранатового цвета, с надетым поверх крахмальным передником, стояла пухленькая женщина. Увидев Николя, она неумело поклонилась, сопроводив поклон милой улыбкой. Благодушное лицо ее, обрамленное белоснежными кружевами чепчика, излучало доброту. Чуть постарше Сансона, она смотрела уверенно, и движения ее отличались властностью. Николя сразу понял, кто правит бал в этом доме, и кто из супругов играет в нем первую роль.
— Мари Анна, вот тот человек, о котором я тебе столько рассказывал, — произнес палач. — Госпожа Сансон, моя жена…
— Сударь, — произнесла женщина, — я почитаю за честь принять вас у себя в доме и надеюсь, вы простите мне скромность нашего домашнего стола, ибо супруг не предупредил меня о вашем визите.
Она бросила суровый взор в сторону мужа, и тот смущенно опустил голову.
— Господин Сансон обязан был предупредить меня, что вы сегодня ужинаете с нами. Он так много и так давно рассказывал мне о вас…
От адресованной комиссару кокетливой улыбки на ее пухлых щечках обозначились ямочки.
— Сударыня, — произнес Николя, — я в отчаянии, что вынужден столь неожиданно нарушить ваш покой. И все же я благодарен обстоятельствам, подарившим мне возможность познакомиться с вами. Приглашение моего друга Сансона побывать у него в доме — для меня большая честь.
Выделив слово «дом», он заслужил еще одну улыбку покрасневшей от удовольствия Мари-Анны.
— Благодарю вас, сударь! А теперь за стол.
Сансон сел во главе прямоугольного стола, справа от него занял место Николя, слева — супруга; дети разместились друг напротив друга. Затем Мари-Анна встала и, глядя прямо в глаза Николя, смущенным голосом попросила его присоединиться к их благодарственной молитве. Все встали. Николя, взволнованный возвращением к обычаям его юности, проведенной в Геранде, даже вспомнил слова молитвы, часто слышанной им из уст каноника Ле Флока. Это воспоминание воскресило перед ним тени прошлого: его отца-маркиза, сводной сестры Изабеллы, призванного Господом отца Грегуара из монастыря Карм Дешо, и всех своих утраченных друзей.
— Benedic, Domine, nos et haec tua dona quae de tua largitate sumus sumpturi. Per Christum Dominum nostrum.
— Amen[13], — ответили вместе с детьми мужчины.
Госпожа Сансон вновь одарила Николя благодарной улыбкой.
— В нашей семье принято перед трапезой читать святую молитву. Мне всегда удивительно, когда при изобильном столе с множеством блюд люди беспричинно отказываются почтить Господа, благодаря которому они наслаждаются этим изобилием. Во всем обязанные Господу, мы по справедливости должны возносить Ему хвалы.
Двое слуг внесли кастрюлю с дымящимся супом, и хозяин дома взял на себя обязанность разлить его по тарелкам.
— Это суп-потаж из каплунов и телячьего подбедерка с белым луком, — произнесла его супруга. — Пока он кипел, я все время снимала с него пену, чтобы бульон оставался прозрачным. Бернар, — обратилась она к одному из помощников, — принесите нашему гостю сидра, присланного нам отцом. Мне кажется, он уже имел честь оценить этот напиток.
Николя поблагодарил ее за внимание. Он знал, что отец госпожи Сансон владел угодьями на Монмартре, где палач познакомился со своей будущей супругой по дороге на охоту. Решительно, в этом дружелюбном доме хорошо знали его вкусы. После некоторого замешательства разговор зашел о кухне. Госпожа Сансон сообщила Николя, что ей известно, сколь велик его интерес к приготовлению различных блюд, и что он обладает немалыми кулинарными познаниями. Следом за потажем подали яйца, приготовленные а ля Тартюф[14], и комиссар сразу заинтересовался таким названием.
— Подобно тому, как лицемер скрывает свою черную душу за показной набожностью, — со смехом ответила Мари-Анна, — так и в этих яйцах белок скрывает темную середку желтка.
— И каким образом вы готовите это блюдо?
— О! Проще простого. Режу сало тоненькими полосками и тушу его в кастрюльке на медленном огне, добавив капельку водички. Полученный сок надо вылить, с ним уйдет вся лишняя соль и привкус шкварок. Потом я выкладываю этими кусочками широкую глиняную миску, добавляю полсетье[15] уваренного соуса и добрую бутылку красного вина, а затем выпариваю на сильном огне. Потом разбиваю туда дюжину отборных яиц, и в качестве приправы добавляю соль, крупномолотый перец и тертый мускатный орех. Ставлю на малый огонь и аккуратно провожу горячей лопаточкой по мере того, как яйца зажариваются, дабы подать их на стол, когда желтки еще не затвердели и вздрагивают.
— Восхитительно! — произнес Николя. — Смесь вкусов и консистенций приводит меня в восторг.
Трапеза протекала в чудесном спокойствии. Николя заметил, что хозяин дома не слишком часто открывал рот, зато у его супруги, обладавшей неистощимой живостью характера, находился ответ на любой вопрос. В качестве основного блюда подали жареную на угольях свиную шейку с гороховым пюре, а на десерт принесли огромный крещенский пирог и вазочку с вареньем.
— Полагаю, вы извините нас за столь скудный десерт, — начал Сансон, — но…
— Но теперь господин Сансон будет предупреждать, когда он ждет столь почетного гостя….
Варенье поразило Николя; это было варенье из вишен, обладавшее волшебным, но не вишневым, ароматом, и сладостью, но с доминирующей кислинкой.
— Из чего сварено это варенье?
Хозяйка кокетливо улыбнулась: она явно обрадовалась, что наконец-то ей удалось удивить его.
— Семейный секрет, но я охотно вам его открою. Это всего лишь вишневое варенье, сваренное с добавлением малины. Секрет заключается в том, что на место косточки, удаленной из вишни, мы кладем малину. Для варки же к начиненной вишне мы прибавляем точно такое же количество вишни с косточкой. Ту вишню, что варится с косточкой, надобно прежде наколоть в двух местах булавкой, чтобы она не лопнула и косточка не попала в варенье. Варить с сахаром, как обычно, но добавив толику сока — и малинового, и вишневого.
— Я сберегу воспоминание об этом изысканнейшем десерте и обещаю вам, сударыня, непременно сохранить ваш секрет.
После ужина все чада и домочадцы, включая помощников и кухарку, собрались на лестничной площадке. Госпожа Сансон велела всем опуститься на колени и уверенно и без запинок прочла вечернюю молитву. Затем раздала всем свечи, наказав, как их надобно использовать. За время ужина дети привыкли к другу своего отца и уже без опаски подошли поцеловать его на ночь. Николя не помнил, как добрался до отведенной ему комнаты. Вечер, проведенный в мирной семейной обстановке, развеял его тревоги, усталость навалилась на него, и он, упав на мягкое ложе, окутавшее его своим теплом, немедленно погрузился в сон, не успев ничего обдумать.
Суббота, 8 января 1774 года
Его разбудили шорох отдергиваемых занавесок и знакомый аромат шоколада. Один из помощников ставил на стол плошку с дымящимся напитком, маленькую чашечку и тарелку со свежими булочками, как показалось Николя, домашнего приготовления. Не обладавший излишним любопытством помощник даже не посмотрел в его сторону. Когда Николя заканчивал свой завтрак, дверь открылась и к нему скользнула маленькая фигурка в белой ночной рубашке.
— Здравствуй сударь. Меня зовут Габриэль, и мне пять лет. Ты хорошо спал?
— Очень хорошо. С добрым утром.
— Я хотел тебя кое-что спросить… кое-что…
Мальчик колебался; и Николя ободряюще улыбнулся ему.
— Я никогда не видел друзей моего отца. Ты первый. Почему?
Николя растерялся. Что мог он ответить этому ребенку? Знал ли мальчик, чем занимается его отец? Вряд ли Сансон скрывал свой род занятий от детей, ведь неожиданное открытие может нанести их чувствительности и вовсе непоправимый удар. Но, не будучи в этом уверен, Николя попытался выкрутиться.
— Я думаю, твоему отцу так хорошо в кругу семьи, что ему для счастья вполне хватает вас, а с друзьями он встречается в городе, вне стен дома.
Мальчик нахмурился, лицо его стало сосредоточенным, даже угрюмым, но вскоре оно просветлело, и он взглядом поблагодарил Николя. Полученное объяснение казалось ужасно неуклюжим, но оно, без сомнения, ответило на невысказанный вопрос, и успокоенный ребенок ушел, молча, как и пришел. Николя привел себя в порядок и занялся маскарадом. Он самым тщательным образом восстановил свой образ писаря, хотя пыль, чтобы зачернить лицо, нашел с большим трудом. Завершив все необходимые процедуры, он в ожидании часа отъезда, сел и стал листать душеспасительные книжки, обнаруженные им в ящике ночного столика. Но каким бы благочестивым и далеким от ужасов этого мира ни был этот дом, он помнил, что в его стенах жил палач.
Около полудня Николя спустился вниз. Сансон давно отбыл по делам своей ужасной службы. Его супруга тепло попрощалась с комиссаром, взяв с него обещание оказать им честь еще одним визитом, и доверительным тоном сообщила, насколько супруг ее рад принимать его у себя. Она нисколько не удивилась, увидев Николя в прежнем устрашающем костюме. Она привыкла ничему не удивляться, а положение обязывало ее к сдержанности.
